Читать онлайн «Белая скво». Страница 11

Олуски замолчал, давая возможность всем желающим выступить.

Никто не хотел говорить. Все переглядывались, словно пытались прочесть мысли друг друга.

Вождь продолжал:

– Белый человек хочет купить холм, на котором стоит сейчас наш поселок.

Хор гневных, протестующих возгласов встретил эти слова.

– Выслушайте меня, – продолжал Олуски, – а потом решайте. Белый вождь предложил мне сто ружей, двести квадратных одеял макино [4], пять бочонков пороха, пятнадцать тюков ткани и сто оружейных поясов, а кроме того – бусы, ножи и другие мелкие вещи. За это он хочет получить в свое владение этот холм, включая все пространство, занятое нашим поселком, и полосу земли от холма до залива. Я не сказал вам о своем мнении, чтобы не навязывать вам решение. Предоставляю его вам, братья. Каким бы оно ни было, Олуски согласится с ним. Я сказал.

Олуски замолчал и сел.

Молодой воин, который заговорил первым, снова встал и обратился к вождю:

– Почему Олуски просит решать нас? Земля принадлежит ему – не нам.

Вождь ответил на этот вопрос, не вставая. Голос его звучал печально и глухо, как будто говорил он вынужденно.

– Я попросил вас, сыновья мои, – сказал он, – по важным причинам. Хотя земля моя, но кладбище наших предков, которое на ней расположено, принадлежит не только племени, но и детям других племен.

Собравшиеся молчали. Такая тишина предшествует буре. И вдруг все одновременно громко и протестующе заговорили, и если бы Элайас Роди видел эти сверкающие глаза и гневные жесты, если бы слышал яростные обвинения, которыми было встречено его предложение, вряд ли он рискнул бы повторить его.

Посреди этой дикой сумятицы Олуски сидел, опустив голову, и на сердце у него было тяжело.

Но шум продолжался недолго. Это было лишь проявлением общих чувств, ждавших только голоса, который бы их выразил.

И голос нашелся. Это был голос все того же молодого воина. Теперь, когда желание воинов было известно, он, как и любой другой, мог бы его выразить.

– Избранные племени решили, – сказал он в наступившей абсолютной тишине. – Я провозглашаю их ответ.

– Говори, – произнес Олуски, подняв голову.

– Они отвергают взятку белого вождя, предложенную за кости наших предков. Они просят меня спросить Олуски, что он ответит бледнолицему.

Старый вождь торопливо встал, его фигура и глаза словно увеличились, расширились.

Гордо осмотрев собравшихся, он чистым, звонким голосом воскликнул:

– Ответ Олуски написан здесь! – При этих словах он прижал руку к груди. – Когда белый вождь захочет его услышать, я скажу – НЕТ!

Одобрительными криками встретили воины эту патриотическую речь. С радостными восклицаниями окружили они вождя.

Престарелый патриарх почувствовал, как с новой силой кровь заструилась в его жилах. Он снова стал молод!

Через некоторое время возбуждение спало, и воины, выйдя из дома советов, разошлись по своим вигвамам.

Олуски вышел последним.

Когда он вышел на порог, ожививший его внутренний огонь словно неожиданно погас, вождь согнулся и шаги его стали усталыми.

Глядя вниз с холма, он увидел поселок белых, освещенные окна мерцали в темноте.

Одно окно, ярче других, привлекло его внимание.

Это был дом Элайаса Роди.

– Я боюсь, – слабым голосом сказал старый вождь, – мой дар окажется смертоносным и для него, и для меня. Когда в сердце входит честолюбие, в нем не остается места для чести и справедливости. Наши люди не знали этого человека в прошлом и судят о нем только по настоящему. Я был щедр – Великий Дух знает это, – но я должен быть и справедлив. И если на совете люди дали волю своему гневу, мне не в чем винить себя. Я только исполнял свой долг. Да отвратится сердце белого вождя от алчности, которая заполняет его. Великий Дух, услышь мою молитву!

Естественным жестом престарелый индеец поднял руки в обращении к той силе, которая знает мысли и белых, и краснокожих…

Прошло несколько дней после встречи в доме советов.

Ответ воинов-семинолов передал «губернатору» сам Олуски.

Старый вождь облек это решение в вежливую форму, выразив одновременно свое сожаление.

Элайас Роди удивительно хорошо владел собой.

Он улыбнулся, пожал плечами, подал руку семинолу и жестом показал, что отказывается от этой темы.

Больше того, он протянул старому вождю ружье прекрасной работы, тюк ткани и бочонок пороха.

– Ну, ну, – сказал он мягко, – не позволим такой мелочи отразиться на нашей старой дружбе. Ты должен принять эти вещи – это пустяк. Если примешь, я пойму, что ты не затаил зла ко мне и к моим людям.

Под таким давлением Олуски вынужден был принять подарок.

«Губернатор» про себя улыбнулся, глядя вслед уходящему вождю.

Нелати оправился от раны. Ежедневно он много времени проводил в обществе Уоррена, и не было конца общим развлечениям у молодого белого и его краснокожего товарища.

Их каноэ скользило по голубым водам залива или плыло по речному течению.

Их удочки и копья добыли великое множество вкусной рыбы.

Их ружья сбивали дичь на море, куропаток и перепелов на суше.

Иногда, заходя дальше от поселка, они приносили оленя или пару жирных индюков. В другое время пробирались в какую-нибудь темную лагуну и убивали отвратительного аллигатора.

Предлоги для таких походов постоянно изобретались Уорреном.

Он вел себя так, чтобы закрепить веру и понимание своего индейского спутника.

За внешней добротой он скрывал темные мысли, которые бродили в его голове, и являл собой воплощение того, кем старался казаться, – друга.

Нелати, доверчивый и простодушный, был польщен и очарован снисходительностью товарища. С наивностью ребенка он абсолютно доверял ему.

– Ах, Нелати, – говорил Уоррен, – если бы только я мог делать все, что хочу, я бы доказал, что я истинный друг индейцев. Наша раса боится проявлять искреннюю симпатию к вам из-за старых и глупых предрассудков. Подожди, пока у меня появится возможность подтвердить свои слова, и увидишь, что я сделаю. Даже сейчас я охотнее рыбачу с тобой или охочусь в лесах, чем провожу время среди своих, которые не понимают меня и мои желания.

Неудивительно, что после таких слов Нелати насаживал приманку на крючки своего друга, греб в каноэ, носил за ним его добычу или брал на себя тяжесть его ружья.

Из друга он превратился почти в слугу.

Так низменна лесть, так коварен эгоизм.

Так же, как молодой Роди расчетливо и предательски завоевывал дружбу юного воина, так он продолжал преследовать и его сестру.

Тысячью способов он заверял Нелати, что он рыцарь, способный на самопожертвование и достойный любви любой девушки. Затем, восхваляя Сансуту, заставлял брата девушки запоминать его похвалы.