Читать онлайн «Подлинные имена бесконечно малых величин». Страница 14

О связанном с ним проклятии людей с фотографии он не думал. Во дворе «Фон Клиник» вообще не думалось о плохом, даже о том, что через считанные шаги окажешься в полном распоряжении людей в халатах.

Нику задрал голову. Здание клиники, высотой в семь этажей, походило скорее на центральный музей в европейской столице. Высоченные колонны, утопленные между рядами окон, мускулистые атланты во врачебных халатах и колпаках, придерживающих козырек над главным входом, причудливые перила на площадке на крыше, где так к месту пришелся бы бассейн под небом, где врачи, сбросив с себя намокшие на операции костюмы, устало рассекают лазурную гладь, не спеша потягивают радужные коктейли и нежатся под солнцем на полосатых лежаках.

Доктора Вику звали Викторией Скрипченко, и когда Нику оказался перед триста седьмым кабинетом с табличкой «Репродуктивная психология и психоаналитическая сексология», он на мгновение задумался. Вспомнив, что бумажка с номером кабинета и фамилией врача является, помимо прочего, свидетельством оплаты за консультацию, он решил, что семьдесят евро – сумма достаточная, чтобы покорно сносить все, что ожидает его за этой дверью.

А пока его ожидало сомнение в правдивости Машиных слов. Вика, Викуля, Виктория, она же доктор Скрипченко оказалась довольно крупной женщиной под шестьдесят, носила очки и выглядела скорее не одноклассницей, а старшей сестрой Маши. Конечно той, прежней Маши, о схожести с которой пьяной женщины в слабо освещенном такси свидетельствовал лишь огненно-рыжий оттенок волос.

Приказав ему раздеться и заметив, как Нику вертится в поисках ширмы, Виктория Скрипченко указала ему на кровать в углу с толстым, накрытым кремовой простыней матрасом.

– Догола и ложитесь на кровать. Крючки и вешалки для одежды на стене.

Виктория на что-то нажала, и Нику увидел шторку, которую до этого и не приметил. Она чуть слышно заскрипела, проползая почти от изголовья кровати по едва заметной тонкой нити, почти сливающейся с потолком, пока не распрямилась, оказавшись вертикальными жалюзами, загораживающими кровать от остального кабинета. За исключением другой кровати, прямо напротив кушетки с Нику. Над этой второй кроватью, показавшейся голому Нику не вполне уместной в его положении, вдруг зажегся свет. Вернее, целая иллюминация, мягкая и не ослепляющая. Свет шел из небольшой люстры в потолке с похожими на бутоны тюльпана плафонами, а еще из-под синего абажура, пристроенного на тумбочке у самого изголовья. В целом, нельзя было не признать, что кровать напротив выглядела намного более уютной.

Внезапно Нику почувствовал, как его голова поднимается, плавно и вместе с верхней частью всего его организма, а все вместе – из-за поднимавшейся верхней части кровати. Привыкнуть к новому полусидячему положению ему не дали: докторша еще на что-то нажала и у Нику стали сгибаться ноги в коленях.

– Сидите спокойно, – предупредила она. – Уже скоро.

Ноги согнулись, но не провисли – уперлись в подставку, образовавшуюся после очередного сложения кровати, на этот раз в виде узкой планки шириной с размер стопы.

– Расслабьтесь и постарайтесь не двигаться, – сказала доктор Скрипченко. – Я буду с другой стороны ширмы.

Она вышла, отодвинув край жалюзей, и теперь Нику понял, почему не мог видеть причудливую кровать напротив, едва оказавшись в кабинете. Ширма с еще раскачивающимися от прикосновений Скрипченко жалюзами, теперь соприкасалась с довольно толстой, в ширину двух ладоней, стенкой, скрывавшей уютный уголок от посторонних глаз. Теперь все было понятно, и странная то ли кушетка, то ли кресло, где он уже то ли не лежал, то ли еще не сидел, и уютная инсталляция напротив – все было создано исключительно для пациентов. Спустя несколько мгновений Нику ощутил еще одно усовершенствование. Его тело стало мягко проваливаться, он чувствовал, как проседает под ним начинка кресла, а руки оставались на поверхности и теперь возлегали на невысоких подлокотниках, но главное – его мужское достоинство тоже покоилось на высоте. Хотя Нику был как никогда далек от эрекции, его член уже целился в верхнюю треть зеркала, невесть откуда взявшееся над кроватью напротив. Зеркало, в котором он отражался целиком, за исключением ног ниже коленей. Он чуть поднял и сблизил бедра, тут же нарвавшись на окрик докторши:

– Я же просила не шевелиться! Расслабьте ягодицы, разведите ноги в прежнее положение! Не сжимайте яички! Руки и спину не напрягать!

Он вспомнил данное себе обещание перед кабинетом. Быть молчаливым мужчиной. Что бы, мать вашу, не стряслось. В конце концов, он не у глазника на приеме, да и кто сказал, что не нужно беспрекословно выполнять требования окулиста? Нику расслабился, попутно почувствовав, что кресло стало гораздо удобнее и, чтобы переключиться, стал подробнее рассматривать обстановку напротив себя.

Кровать напротив и в самом деле смотрелась не по-медицински. Она была двуспальной, накрыта бирюзовой накидкой с бежевой бахромой по краям. Зеркала касались две красные подушки. Кованные железные ножки на ближней к Нику стенке кровати соединялись причудливыми узорами, образуя что-то напоминающее лилию, верхушка которой походила на корону.

Внезапно из-за ширмы раздался тихий треск и в образовавшуюся в жалюзях брешь просунулась голова Виктории Скрипченко.

– Все в порядке? – спросила она и, не дожидаясь ответа, начала раздавать новые указания. – Просто сидите и смотрите вперед. Руки остаются на месте. Ничего не трогайте и старайтесь не двигаться, даже не вертеть головой. Считайте, что вы смотрите фильм.

– А что, будет фильм?

– Разговаривать тоже не надо. Договорились? – и она исчезла за раскачаивающимися полосками.

Удивительное дело: в зеркальном отражении Нику теперь не видел себя. Что зеркало действительно наклонилось – вперед и под приличным углом, – он понял, когда от него отделился прямоугольник. Незаметная дверца, слева от синего абажура, из которой вышел мужчина в темно-красном, в тон подушек, халате и тут же закрыл за собой невидимую дверь, восстановил целостность зазеркалья. Не обращая внимания на Нику, словно того и не было перед ним в дурацком положении, голого, полусидящего-полулежащего на кресле-кушетке, мужчина развязал пояс халата и, скинув его, предстал перед Нику равным ему. По крайней мере, в плане абсолютной наготы. Забравшись в кровать и укрывшись накидкой с бахромой, мужчина легонько побарабанил по зеркалу над собой ногтями, обнажив безволосые подмышки.

В зеркале вновь возникла дверь, и теперь из нее вышла женщина. Невысокая, с темными волосами средней длины, прихваченными выше лба невидимым обручем, она не стала сбрасывать с себя халат, нежно-розоватый, отливающий сдержанным блеском, а прямо в нем полезла на кровать и стала целоваться с мужчиной, демонстрируя Нику светлую полоску нижнего белья из-под коротких пол халата.

– Не нужно отворачиваться, – голос Виктории прозвучал тихо и с явным расчетом не потревожить целующуюся пару.

Камеры, что ли за ним следят? Иначе откуда ей знать, что он опустил глаза, почувствовав шевеление между разведенными бедрами. Член почти не изменился в размерах, но эрекция была не за горами: перед Нику разыгрывался настоящий порнографический спектакль.

Мужчина стоял на кровати, в полный рост и спиной к зрителю. Его зад, однако, не был виден: мужчина накинул на себя покрывало и стал похож на бэтмена, готовящегося к полету с крыши небоскреба. Зато Нику видел накренившееся зеркало и в нем – кое-что поинтереснее. Во-первых, спину и ягодицы женщины, скинувшей с себя не только халат, но и трусики. Во-вторых, грудь мужчины и его ноги, которые он расставил так, что между ними умещалась вставшая на колени женщина. Наконец, его член, соединенный с ее губами, то утопавший в них, то выныривавший почти целиком. Зрелище, от которого хотелось зажмуриться. Сцена, от которой невозможно оторваться. Нику резко опустил и тут же поднял глаза, оценив метаморфозу своего второго «я», чувствуя, как оно становится первым. Член уже вытянулся, будто выполз из норы и все уверенней выбирался на свет.

Остатки таинственности слетели вместе с упавшим с плеч мужчины покрывалом: символический жест, означавший, что остановки не будет, что все будет идти только по нарастающей. Они демонстрировали ему свои профили, излучали агрессивность, а от звука их частых соприкосновений, этих ритмичных влажных шлепков, Нику и сам вспотел.

Потом была передышка, во время которой Нику почувствовал, как под мышками у него остывает сползающий ручеек пота. Потом – новый виток безумия, когда женщина, оскалившись, смотрела партнеру в глаза, словно выжигая в них слово «похоть», когда она подпрыгивала на его бедрах, пытаясь соскочить с его упругого шеста, но каждый раз передумывала в последнее мгновение. Ее писк переходил в стон. Вначале сдержанный, затем неуверенный и, наконец, в бесстыдный. Когда же она, выкатив глаза, стала исступленно бить себя ладонью по лобку, Нику зажмурился. Стиснул зубы и почувствовал, как первая струя нерешительно выскользнула из члена. Вскочив, Нику схватился за член, подставляя ладонь – в основном, безуспешно, – под ритмично извергающиеся потоки. Из-за распахнувшейся шторки в него полетело бумажное полотенце.