Читать онлайн «Вихреворот сновидений». Страница 11

Машкины джинсы действительно выглядели потрясающе и сидели на ней великолепно – как влитые. Вера только открыла рот, чтобы их одобрить, как дверь открылась и в комнату вошел шеф с большой папкой под мышкой.

– Вера, – сказал он скучным кусачим тоном, не утруждая себя приветствием, – вы опять пришли поздно. Как у вас дела с переводом, надеюсь, всё уже закончили?

– Да, Павел Аршакович, у меня осталось всего три странички, даже чуть меньше, и это часа на два работы всего, наверное. Я и так всю ночь за переводом провела…

– Ладно, давайте мне пока скорее уже готовый текст, я сейчас просмотрю и машинистке сразу отдам, она ждет, а вы, пожалуйста, побыстрее все заканчивайте, а то уже и директор сейчас интересовался… Маша, а вы что крутитесь тут? У вас как, какие комментарии испанцев вы перевели, что Карильо[48] по этому поводу думает?

– Да-да, Павел Аршакович, сейчас вот только проверю тут кое-какие места и все вам отдам.

– Всё, девушки, срочно за работу, и давайте-ка, смотрите, чтобы без перекуров или там чаев, ясно?

Взяв у Веры текст, шеф удалился в свой кабинет.

– Смотри, Веронь, так если что, я тебя на всякий пожарный предупредила, – прошептала Машка, загасив сигарету и старательно подтягивая на бедрах свои джинсы. – А то… – ехидно процедила она сквозь зубы, – наш шеф – он человек коварный, знаешь ли…

Вера переводила текст почти механически – и вспоминала, как она, совсем еще зеленая, наивная, пришла в информотдел научного института сразу после окончания университета. Ее, конечно, тоже по звонку на работу взяли: иначе в такое престижное учреждение не попадешь. Однако вписаться в дружный коллектив, в этот узкий круг позвоночников, попавших сюда по знакомству, по звонку, избранных сильных мира сего она не могла. Конечно, связи в советской действительности решали все, без связей в этот круг не попадешь, но упакованной, то есть своей, она отнюдь не была, строгим их канонам сопричастности не соответствовала. Чужачка, аутсайдер! Свысока смотрели на нее выпендрежные выпускники и выпускницы МГИМО, в основном с экономического факультета или факультета журналистики, чьи родители или супруги были постоянно выездными за кордон, уже накопили на сберкнижках приличные суммы, имели чеки Внешторгбанка, а значит, доступ к дефициту.

Эти высокомерные девочки и мальчики из информотдела отличались специфическими манерами, имели свой, особый, мир, бережно выпестованную цель и действовали в соответствии с четким стереотипом, используя отточенный, хотя и нехитрый набор типовых инструментов для достижения этой цели. При первой же возможности они вступали в партию, получали партбилеты, уплачивали с зарплаты членские взносы и очень этим гордились: ведь это тоже было показателем избранности, причастности.

Стая исповедовала советскую идеологию, произносила громкие лозунги насчет верности партии и правительству, говорила о высоких моральных и духовных устремлениях и высмеивала проявления мещанского вещизма, а на праздничных посиделках трудового коллектива торжественно поднимала бокалы за торжество дела социализма и коммунизма на всей планете. Ребята из комсомольско-внешторговской стаи клялись сделать все для счастья народа своей великой родины и бороться до потери пульса с проклятым загнивающим (но как пахнет!) американским империализмом и международным сионизмом, чтоб этим империалистам неповадно было, и ездили с целью этой борьбы по городам и весям огромной страны, неизменно отмечались там в райкомах и обкомах, читали лекции по линии общества «Знание» или КМО[49]. Здесь, в этой комсомольской кузнице – очередной штамп Стаи – выковывались лучшие, отборные, насквозь проверенные комсомольские, затем партийные кадры, заряженные патриотизмом. Квасным патриотизмом.

И лучшие из них, то есть прославлявшие родную отчизну особенно ретиво и рьяно, начинали продвигаться уже не по научной линии и быстро делали карьеру, становясь функционерами партийного или чекистского аппарата. Для этого от них требовались незаурядная ловкость и сообразительность, изрядная доля беспринципного честолюбия, лицемерия, лести. Но именно эти качества позволяли вожакам Стаи в рекордные сроки проложить путь наверх, проявить себя уже в амплуа партийных активистов или доблестных работников незримого фронта борьбы с инакомыслием, оказаться в парткоме или в первом отделе института[50]… И это была лишь первая ступенька на карьерной лестнице.

Правда, лишь совсем немногие из них вступали в партию по идейным соображениям, по убеждению. Подавляющее большинство молодых коммунистов информотдела, да и института в целом, не только не скрывали того, что партия для них – всего лишь ступень к благосостоянию, необходимое условие карьерного роста, прыжок наверх, куда-нибудь в МИД, в Дипкорпус, в капиталистическую загранку, но и цинично говорили об этом между собой. В кулуарах, конечно! Там они смаковали подробности шикарной заграничной жизни, сходили с ума от немыслимого богатства и блеска Нью-Йорка, Парижа, Рима, от капиталистического изобилия бутиков и супермаркетов, где все есть и ничего не надо доставать, а можно вот просто так зайти и тут же, без всякой очереди, купить. Восторгались океанами ночных огней, неоном рекламы, роскошью отелей, исходили завистью при мысли о шике кафешантанов и ночных ресторанов, исходили желчью от желания попасть туда, в буржуйскую загранку, и надолго, и изведать все эти радости жизни на прогнившем Западе…

Таков был бесхитростный набор устремлений Стаи, нравственный императив, их система ценностей. А на партсобраниях эти ребята, конечно же, помнили об особой, собственной, гордости советских граждан, проявляли себя последовательными борцами за дело коммунизма в нашей стране и во всем мире, демонстрировали верность партии на словах и на деле, соблюдали партийную принципиальность и дисциплину. Те же, кто не вышел еще из комсомольского возраста, всячески старались быть – или слыть – правоверными комсомольскими вожаками, активными молодежными лидерами, будущей сменой и тоже при первой возможности подавали заявления о вступлении в партию, получали рекомендации от коммунистов с большим стажем…

Эти ребята имели свой особый, не совсем понятный чужаку, птичий язык, состоящий из кодовых обозначений, расхожих штампов. Типовой, стандартный набор словечек, фраз, позаимствованных из культовых фильмов, редко-редко из книг, юмористических передач, анекдотов с бородой, из переделанных записными остряками песен, стихотворений… Широко в ходу были англицизмы, а чаще псевдоанглицизмы, иной раз искаженные и не всегда корректно используемые французские слова…

А главное – они щеголяли в фирмé. И это тоже был своеобразный опознавательный знак сопричастности, сигнал, пропуск в общество сильных мира сего. Принадлежность к внешторговской околонаучной элите определялась жесткими стандартами.

Строго заданная униформа. Джинсы, причем только штатовские – Wrangler, Levi’s или Lee и никак не ниже. Помимо заклепок, лейбла и карманов в нужных местах, новые джинсы должны непременно иметь глубокий кобальтовый цвет, с яркой искоркой, просинью, быть бархатистыми даже на вид, а еще стоять, если кому-нибудь вдруг приходило в голову проверить их плотность таким образом. Они сидели непременно влитую, то есть застегивали это стоячее новье, особенно при первой примерке, исключительно лежа, на выдохе… Такие джинсы, а лучше, джинсовые костюмы, можно было купить только в Штатах или, если уж очень повезет, в спецраспределителе. А достать – нет! Ни в самой раскрученной комиссионке, даже по большому блату, ни в «Березке» их не сыщешь ни за деньги, ни за чеки. Конечно, если иметь связи, то можно достать и у фарцы́, но за немыслимые деньги: меньше, чем за четыреста, а то и пятьсот рубликов не купишь, а где их взять при окладе сто сорок рэ? Да и фарцовщики – люди осторожные, недоверчивые, с кем попало дела иметь не станут, ведь за фарцý и загреметь куда надо можно, а уж за валютные операции – и подавно мало не покажется, так что, мама, не горюй! К ним приходят только по знакомству, точнее, по цепочке, к тому же, иначе легко нарваться на товар ненадлежащего качества… Вот за анонимность и приходится приплачивать дополнительно. Европейские джинсы, а также вельветовые или замшевые, котировались ниже.

К этому американскому джинсовому великолепию требовались блузки-батники строго по фигуре, естественно, от лучших европейских фирм, фирмóвые галстуки (а иначе нарушение!), фирмóвые же замшевые пиджаки, куртки из мягкой итальянской кожи, итальянские же или французские кожаные сумочки, туфли-платформы по последней моде. А как можно обойтись зимой без норвежской или, на худой конец, греческой дубленки (болгарские – фи! – в счет, конечно, не шли) и без лисьей шапки опять-таки из буржуйской загранки!