Читать онлайн «Дом толерантности (сборник)». Страница 64

Дорогой вождь трудящихся всего мира т. Сталин! Мы по-пионерски открыто обращаемся к Вам и просим ответить правильно ли на нас наложили твердое задание будучи в колхозе, когда у нас все сдано в колхоз и правильно ли, что нас исключили из колхоза, не делает ли сельсовет перегибов?

Мы, прорабатывая Ваши темы о колхозном строительстве, будем всегда готовы бороться за сплошную коллективизацию.

Борисоглебские слободы, Ивановской промышленной области, с. Селище, Птицына Н.Д.».

Письмо дошло до секретного отдела ЦК ВКПб. На нем стоит указание местным чиновникам – «Для рассмотрения». Каким образом были расследованы факты раскулачивания крестьянской семьи Птицыных, история молчит.

Перерыв весь архив, я так и не нашел сведений о том, что в районе в годы коллективизации среди бела дня было подожжено здание райкома партии. Встречались документы, свидетельствующие об увеличении количества поджогов крестьянских риг и домов. История умалчивала лишь покушение на безжалостных и злобных чиновников.

Архивный пробел случайно был восполнен беседой с жительницей деревни Осипово Валентиной Павловной Леонтьевой. К ней я заехал по пути в родную деревню Редкошово, где жила моя бабушка Александра Дмитриевна Уткина. Старая знакомая, как всегда, рассказывала о тяжелой крестьянской доле.

– В деревне у нас никто не барствовал, – вспоминала Валентина Павловна. – Все кормились трудом на земле. Выращивали картошку и продавали ее на принадлежащие Чалову крахмальные заводы в Акулово, на Лехоть. Возделывали овес, лен. Зеленый горошек. Льняное семя сдавали на завод братьев Масленниковых, по-книжному их величали Смысловы. Расчет брали льняным маслом и жмыхом – на 16 килограммов семени давали 5 колобин жмыха. Но славилась наша деревня больше всего производством зеленого горошка. Каждый хозяин норовил посадить хоть одну специальную полоску горошка. Осенью его собирали, очищали и окаливали в русской печи.

– Это как так «окаливали»? – переспрашиваю я, не понимая секретов обработки горошка. – И почему обязательно в печи?

– Печь давала особое тепло. В ней продукт сначала обваривали, затем выкладывали на полу на чистых холстах. А чтобы горошек вдруг не зазолотился, окна в доме плотно занавешивали, тем самым сберегали зеленый изумрудный цвет. В комнате поддерживалось тепло. Спустя время горошек опять размещали в печи… Проделывали такое окаливание шесть раз подряд. Среди покупателей наш горошек ценился дороже всего, ибо он был по-настоящему зеленый и с вмятиной на боку. При царе-батюшке за наш горошек Мурманского сорта давали 8 рублей за фунт. По-нынешнему, фунт – это 400 граммов. Я любила заготавливать этот продукт, потому соседи называли меня так: «Сама с горошину, а работает по-хорошему».

– А как деревня пережила коллективизацию?

– У нас некого было раскулачивать. Хотя некоторым семьям грозили разорением, оставляли по одной корове и по одной лошади. Остальной скот обобществляли. Без драк поделились и земельными паями, зерном, картошкой и тем же горохом. А вот в Борисоглебе кулаки подожгли райком партии.

– Откуда это известно?

– Я сама видели следы от пожара. Здание-то райкома партии тогда находилось в нынешней музыкальной школе.

Подтвердила слова землячки и моя бабушка. Она на месте пожара не была, но слышала от жителей села Покровское, которые в тот день стали свидетелями мести разоренных зажиточных крестьян. Бабушка до переезда в Редкошово жила в Покровском.

– Коснулось ли раскулачивание твоего родного села? – не мог не задать я этот важный вопрос.

– Раскулачивание круто изменило жизнь Покровского. Сначала коммунисты пришли за имуществом к зажиточным жителям села, потом начали грабить и тех, кто победнее. Первой пострадала семья Варгановых. Раскулачили Петра Васильевича и Евдокию Васильевну несмотря на заступничество земляков. Дом у них отобрали, все золото прикарманили. А самих сослали неведомо куда. Затем пришли с расправой к Ивану Филипповичу Лисенкову, к Михаилу Александровичу Усову, к Александру Ивановичу Маслову, к Ивану Ивановичу Малышеву. Из своих домов их всех по одному выселили на улицу, а кого-то и арестовали. Дома этих кулаков до сих пор сохранились. В них, в разное время, размещались школа, магазин, контора правления колхоза, сельсовет. Позднее волна раскулачивания коснулась и бедняков. Репрессировали даже простого жителя села Баранова, который делал из глины кринки и продавал их. В 1938 году коммунисты добрались и до церкви. Она была построена на средства богатых крестьян. Шпиль колокольни был одним из самых высоких в округе. Говорят, служил ориентиром для самолетов. Внутреннее убранство храма вызывало огромную зависть у многих жителей района, так как четыре венца в нем были сделаны из драгоценных металлов, а рига, подсвечники, древние книги – все были необычайной красоты. Вся эта церковная роскошь и утварь была в одночасье расхищена. А батюшку Александра Александровича Немирова увезли в неизвестном направлении. В память о нем остался лишь пруд в центре села, который он вырыл вместе с сыновьями.

Третьим человеком, подтвердившим факт поджога кулаками здания райкома партии, стал житель села Никульское Владимир Пушкин. Он увлекался краеведческими изысканиями, собирал историю села, потому знал и про то, как проходило раскулачивание в его краях, и слышал про поджог.

При знакомстве с ним я не стал записывать в подробностях его содержательный рассказ, а попросил самого написать статью о трагедии коллективизации. Вскоре его материал под названием «Организовывался колхоз так…» появился на страницах местной газеты.

Пушкин писал: «Наше село Никульское имело 64 двора. Крестьяне жили дружно. Распрей и ругани не водилось. Хозяйства были крепкие, землей особо не бедствовали, хотя и лишней не имелось. Распределение земли считали справедливым, по едокам. Особо богатых мужиков в селе не значилось. Так и жили мирно, тихо. О том, что делалось внутри страны, о революции знали понаслышке, в основном от вернувшихся демобилизованных солдат.

В 1929 году по селу пронесся слух: будет, мол, проводиться коллективизация. Первоначально мы не придали этому значения, считали, что это будет не у нас. Но вскоре к нам прибыли уполномоченные по организации колхозов. За нашими селениями закрепили сразу двух уполномоченных – заведующим дорожным отделом рика Мурикова, и директора сырзавода Девяткина. Начался первый этап создания колхозов – путем агитации крестьян. Но на нее никто не поддался, и коллективизация провалилась.

Тогда решили применить второй вариант – взять крестьян измором. Стали организовываться собрания, которые проходили сутками. Людям разрешали уйти с собрания только для принятия пищи и вновь загоняли на переговоры. Когда и эти способы давления не подействовали, применили третий вариант – появились тройки из союза бедноты. Уполномоченные «троек» стали ходить по домам. Их методы уговоров были просты: одних крестьян брали за горло, других запугивали, стуча наганом по столу. Такой силовой вариант удался: в колхоз приняли 35 семей.

После этого крестьян повторно загнали на собрание. Расчет оказался прост: на примере 35 семей охватить коллективизацией оставшиеся 30 семей. Однако в разгар собрания поступило сообщение, что в семье записавшегося в колхоз К.Д. Кулебякина повесилась жена. Сельчанам едва удалось спасти ее… Но колхоз распался.

Шел 1930 год. К крестьянам нашего села был применен последний вариант – раскулачивание. Вновь организовывались собрания бедноты. Его представители начали вершить судьбы своих односельчан. Поскольку среди нас не было помещиков и кулаков, то простых крестьян обложили твердыми заданиями. У крепких середняцких хозяйств отобрали все зерно, фураж, картофель. Забирали даже солому. У не выполнивших твердое задание производились описи имущества и оно распродавалось. Так, в 1932 году в селе появился колхоз «Земледелец № 3».

Статья о раскулачивании восполнила многие пробелы в некогда засекреченной теме. Развеяла также окончательно миф о безропотном характере вступления крестьян в колхозы. Вскоре Владимир Пушкин поведал мне о том, почему через десяток лет колхоз, вставший крепко на ноги, вдруг стал разваливаться. Произошло это после того, как на крестьян, кроме денежного, повесили еще и натуральный налог: 280 литров молока, 50 штук яиц, 40 килограммов мяса. Это была тема уже второй статьи.

Мои поиски родственников раскулаченных крестьян приходились на то время, когда колхозы и совхозы плохо или хорошо, но работали, засевали поля, обеспечивали страну продовольствием. Сегодня наступило время, когда следует писать не только о ликвидации кулаков как класса сельских капиталистов, но и о разорении коллективных хозяйств, с таким трудом и бедами создававшимися в годы Советской власти.

В поисках ответа на вопрос, а какую роль сыграла колхозная система в жизни сельского человека я отправился в село Неверково. Когда-то бывший председатель колхоза А.В. Кузнецов рассказывал мне о коллективизации и борьбе с кулаками, теперь мне хотелось поговорить о колхозе, который одним из первых в районе прекратил свое существование.