Читать онлайн «Триокала. Исторический роман». Страница 4

В заключение следует сказать, что римские и греческие историки всегда рассматривали восставших рабов как преступников, возмутившихся против своих законных владельцев. Лишь изредка у них проскальзывает робкое признание права рабов оказывать сопротивление угнетению.

Плутарх явно симпатизирует Спартаку и его товарищам, совершающим дерзкий побег из гладиаторской школы. По его словам, гладиаторы, поднявшие восстание, попали в школу «не за какие-нибудь преступления, но исключительно вследствие несправедливости хозяина, насильно заставившего их учиться ремеслу гладиаторов».

Диодор, описывая жестокую резню, учиненную рабами в городе Энне во время первого сицилийского восстания, отмечает, что «все содеянное рабами по отношению к господам не было результатом жестокости их натуры, но явилось воздаянием за совершенные над ними раньше обиды». Вообще надо отметить, что только у Диодора мы находим сюжеты, которые помогают понять некоторые стороны социального вопроса в древности. В них, например, отразилась стоическая идея равенства всех людей. Диодор высказывает мысль о том, что строгое социальное равенство возможно только при условии имущественного равенства. Он, кажется, был единственный из греческих и римских писателей, оставивший сочувственные строки о невольниках, подвергавшихся бесчеловечной эксплуатации, например, в рудниках, где добывалось золото. Они, пишет Диодор, «все закованы и принуждаются к работам день и ночь, без отдыха, и охраняются с такой тщательностью, что у них отнята надежда на побег… Так как они не могут вовсе следить за своим телом, а также не имеют одежды, чтобы прикрыть наготу, нет никого, кто бы, видя этих несчастных, не был тронут, ибо им не дают пощады и не делают снисхождения ни дряхлым, ни калекам, ни женщинам… Все безразлично принуждены ударами кнута работать до тех пор, пока, полностью истощенные усталостью, они не умирают от нужды». Описывая тяжелый труд рабов в Египте и Испании, а также рабские восстания в Сицилии, Диодор в конечном итоге склоняется на сторону восставших. По мнению некоторых исследователей, он хотел показать, что сицилийские рабы задумывались о построении нового общества на принципах всеобщего равенства. Они считают, что Диодор, хотя он и был компилятором, внимательно изучил и проработал те места в не дошедших до нас сочинениях других историков, которые касались гракхианского движения и сицилийских восстаний рабов, выразив свое собственное отношение к этим событиям.

Современные историки, романисты и создатели кинофильмов все больше осознают, что жесточайшая эксплуатация рабов в древнеримском мире, выражаясь словами Г. Хефлинга, «лежит позорным пятном на всей истории человечества», а восстания доведенных до отчаяния невольников являются справедливой освободительной борьбой.

Сицилия, первая из римских провинций по времени их образования, досталась Риму после двух продолжительных и ожесточенных войн с Карфагеном.

Римляне считали ее важнейшим своим приобретением не только потому, что этот большой остров почти соприкасался с Италией, отделенный от нее лишь узким Сикульским проливом, но еще и потому, что из Сицилии в Рим регулярно поступало огромное количество дарового зерна, получаемого республикой в виде «десятины» – налога, установленного римлянами для всех сицилийских землевладельцев. Провинция была поистине житницей Рима4, из которой могли прокормиться все римские граждане, числившиеся в цензовых списках.

Странная и несправедливая судьба выпала этому острову, расположенному между Европой и Африкой, в самой середине Средиземного моря, притом сказочно плодородному, изобилующему превосходными гаванями, которые должны были испокон веков побуждать его жителей к занятию мореплаванием. Благодаря всему этому Сицилия, казалось бы, предназначена была стать владычицей всех окружавших ее стран. Но именно из-за этого своего выгодного положения Сицилия никогда не могла добиться независимого существования: слишком уж она была открыта со всех сторон для колонизации, а ее исконное население, жившее на острове со времен, ускользающих от исторического исследования, совершенно равнодушно относилось к морскому делу, предпочитая ему более спокойную жизнь земледельцев и скотоводов.

В эпоху Агамемнона и Одиссея греческие корабли, если верить Гомеру, иногда случайно заносились к пустынным сицилийским берегам, но греки, называвшие себя тогда ионянами и ахейцами, еще не решались обживать эту землю, о которой рассказывали всякие ужасы.

То, что самому Гомеру уже известен был этот остров, сомнений не вызывает. Он хорошо был наслышан о том, что моряки называют его Тринакрией за его треугольную форму и, возможно, догадывался, что под боевой раскраской и масками тамошних дикарей скрываются самые обыкновенные люди. Но Гомер был поэтом, и для него это была страна, населенная чудовищными циклопами и лестригонами. Кроме того, воображение рисовало ему, что там была особенно живописная местность и только там, на солнечных пастбищах, могли пастись быки лучезарного Гелиоса, куда и сам этот великий бог, совершив утомительное путешествие по небесному своду на своей чудесной колеснице, укрывался для отдыха. Поэтому Гомер называл Тринакрию еще островом Гелиоса, к которому в один прекрасный день пристал корабль Одиссея, возвращавшегося на родину после окончания Троянской войны. Там его голодные и неразумные спутники похитили и съели нескольких быков из священного гелиосова стада. За это их очень скоро постигла божественная кара. Уцелел один Одиссей, любимый богами-олимпийцами, которые помогли ему добраться до родной Итаки.

Вполне вероятно, что страшные рассказы аойдов и рапсодов (которые впоследствии использовал Гомер в своих поэмах) о сицилийских лестригонах и циклопах, о Сцилле и Харибде в немалой степени напугали весь эгейский мир, и по этой причине греческая колонизация Сицилии несколько запоздала, в то время как финикийцы, а затем их естественные преемники, карфагеняне, уже строили на ее западном берегу свои укрепления и города. Правда, финикийцы и карфагеняне, в подавляющем большинстве своем торговцы и моряки, а не земледельцы, очень медленно осваивали сицилийскую землю. Колонии их в древнейший период не были особенно прочными и устойчивыми. Это были скорее своего рода торжки с немногими постройками, предназначенными для хранения товаров, и наскоро сооруженными храмами Астарты и Ваала. Только по мере того, как Карфаген постепенно превращался в сильнейшую морскую державу, Сицилия стала приобретать для него все большее значение. Главным опорным пунктом карфагенян на западном побережье острова стал город Лилибей5. Из других городов, основанных финикийцами или карфагенянами, самыми известными были Гераклея и Солунт.

Но пришло время, и к сицилийским берегам устремились отважные греческие мореходы.

Новые переселенцы довольно быстро колонизировали прибрежные области на востоке острова. Первыми здесь высадились халкидоняне, основавшие возле мыса Скито город Наксос6, который вскоре достиг такого благосостояния, что и сам, в свою очередь, выслал колонистов в Леонтины и Катану. Почти одновременно с халкидонянами выходцы из Коринфа основали Сиракузы. Этот город впоследствии стал матерью таких поселений, как Акры, Касмены и Камарина. Через сорок шесть лет после основания Наксоса и Сиракуз дорийцы7 с острова Крит основали Гелу8, которая спустя сто восемь лет вывела колонистов в Агригент9, ставший потом одним из богатейших и красивейших городов Сицилии.

Из других греческих колоний на сицилийском побережье следует назвать основанную спартанцами Мессану10, расположенную на берегу Сикульского пролива, и Селинунт11, построенный бесстрашными дорийскими переселенцами на юго-западе острова в опасной близости от карфагенских владений.

Постепенно греки стали проникать во внутренние области острова, подчиняя себе его коренное население – сикулов12, которые, однако, оказывали завоевателям упорное сопротивление. Не исключено, что сикульские вожди заручились поддержкой карфагенян, которые с ревнивым неудовольствием наблюдали за успехами своих соперников, выказывавших явное стремление овладеть всей Сицилией.

Терпению карфагенян пришел конец, когда спартанец Эврилеон со своими наемниками захватил Гераклею. Этот древнейший город основали финикийцы, братья карфагенян по крови. Оставить подобную дерзость греков без внимания Карфаген не мог и стал готовиться к войне.

С этой поры нескончаемая борьба между карфагенянами и греками красной нитью проходит через всю историю Сицилии. К этому необходимо прибавить постоянные раздоры между греческими городами, редко ладившими между собой, а также не менее частые усобицы внутри самих городов, сопровождавшиеся переворотами: там правили то олигархи, то демократы, то тираны.