Читать онлайн «Мичман Изи». Страница 6

Никогда ещё появление доктора не было столь своевременным. Мистер Покладистый сперва был склонен оспаривать это, но его ноги так разболелись, что ему пришлось переменить своё мнение.

Доктор Миддлтон, как благовоспитанный человек, первым делом поднял с пола и положил на диван миссис Изи. Сара поднялась сама и, взяв на руки Джонни, хотя тот ревел, сопротивлялся и барахтался, унесла его из комнаты, за что получила от него несколько чувствительных укусов. Лакей, пришедший в гостиную объявить о приходе доктора Миддлтона, поднял с пола чайник, единственный предмет, заслуживший его внимание. Мистер Изи, стоная от боли, развалился на другом диване, поэтому доктор был поставлен в тупик перед неразрешимой проблемой: кем из них заняться в первую очередь, но вскоре убедился, что больше всех в помощи нуждается мистер Изи, тогда как его жена вполне может пока обойтись без него. Однако отойти от миссис Изи было невозможно: она билась в истерике, наполовину притворной, а наполовину настоящей, и как только он поворачивался к ней спиной, она с новой силой закатывалась в плаче и тряслась, болтая ногами. Доктор Миддлтон позвонил в колокольчик, который вызвал лакея, который позвал горничных, которые отнесли миссис Изи наверх в спальню, и только тогда доктор получил возможность заняться единственным пациентом, действительно нуждавшимся в его помощи. Пока доктор снимал с его ног чулки, мистер Изи вкратце рассказал ему о том, что произошло, прерывая свой рассказ охами и ахами из-за боли. Благодаря применению каких-то примочек, он вскоре почувствовал телесное облегчение, но ещё больше, чем ошпаренные ноги, его мучила мысль о том, что доктор оказался свидетелем злостного нарушения им самим принципа равенства и прав человека. Заметив это, доктор Миддлтон постарался пролить бальзам на его душевную рану:

— Дорогой мистер Изи, я весьма огорчён этим нелепым случаем, происшедшим из-за глупого потакания миссис Изи прихотям ребёнка, но меня радует, что вы исполнили свой родительский долг так, как предписывает Святое писание. Ибо в Соломоновых притчах сказано: «Тот, кто щадит розгу, портит ребёнка». А это значит, что долг отца состоит в том, чтобы направлять сына на путь истинный, и, выполняя свой долг, отец не нарушает каких-либо прав или принципа равенства людей. Поскольку сын является частью отца, то, наказывая сына, отец тем самым наказывает себя. Доказательством этому служит тот факт, что при наказании сына отец испытывает такую же боль, как будто наказывает самого себя. Вот почему, прибегая к порке, мы занимаемся самоусовершенствованием, как этого требует от нас Евангелие.

— Таково и моё мнение, — ответил мистер Изи, довольный тем, что казуистика[5] доктора помогла ему выбраться из щекотливого положения. — И всё-таки завтра он отправится в школу: так я решил и ни за что не отступлюсь от своего решения.

— Пусть он поблагодарит за это свою мать, — поддержал его доктор.

— Вот именно, — заметил мистер Изи. — Доктор, мои ноги опять горят.

— Продолжайте делать примочки из раствора уксуса с водой, пока я не пришлю вам жидкую мазь, которая сразу же снимет боль. Завтра я загляну к вам снова. Кстати, мне нужно навестить маленького пациента в школе мистера Бонникасла. Если вам будет удобно, я могу забрать вашего сына с собой и отвезти его в школу.

— Даже очень удобно, доктор, — ответил мистер Изи.

— Тогда, дорогой сэр, я только на минутку зайду к миссис Изи, чтобы узнать, как она себя чувствует, а завтра часиков в десять заеду к вам, чтобы забрать Джонни. Всего хорошего!

— До свидания, доктор.

У миссис Изи доктор также был вынужден прибегнуть к хитрости: он расписал ей, насколько серьёзен ожог мистера Изи, преувеличил гнев, которым тот преисполнен, и заклинал её ни в чем не перечить мужу, пока тот не поправится и не утихомирится.

На следующий день доза лести и хитрости была удвоена и, несмотря на причитания Сары и слёзы миссис Изи, не осмеливавшейся противиться воле мужа; несмотря на отчаянное сопротивление самого Джонни — бедняга словно предчувствовал, что ему предстоит испытать в будущем, — нашего героя усадили в карету доктора. Без особых происшествий, если не считать разбитого стекла, которое Джонни выбил ударом ноги, за что доктор влепил ему крепкую пощёчину (благо, что Джонни теперь был целиком в его власти), маленький Джек был доставлен в гостиную мистера Бонникасла, куда его не без труда внёс дюжий лакей доктора.

Слуга доктора Миддлтона швырнул мастера Джека на стул и, отходя от него, сперва посмотрел на руки, покусанные до крови в нескольких местах, а затем на мастера Джека, стиснув зубы от злости, как бы говоря: «Будь моя воля, я бы задал тебе!». Выйдя из комнаты, он направился к карете, стоявшей у парадной двери, где показал свои руки кучеру, который оглядел их с большим сочувствием, целиком разделяя негодование своего собрата. Но вернёмся в гостиную. Пока доктор Миддлтон просматривал газету, Джонни сидел на стуле, озираясь по сторонам, как затравленный зверёныш, поставив ноги на верхнюю перекладину так, что колени почти доставали до носа. Многообещающим ученичком он был, этот мастер Джек.

В комнату вошёл мистер Бонникасл, высокий, ладно сложённый, красивый блондин, в напудренном парике, одетый во всё торжественно чёрное: панталоны, застегивающиеся у колен, и сутану, из-под которой виднелось бельё ослепительной белизны. У него было исключительно ласковое выражение лица. Когда он улыбался, то обнажал два ряда безупречных зубов, белых, как слоновая кость, а в его мягких голубых глазах светилось бесконечное милосердие. Это был образец воспитателя: видя его благостное лицо и слыша его мягкий приятный голос, вы не могли бы не испытать желания поручить всех своих сыновей его попечительству. Он был широко образованным человеком, и в то время, о котором мы ведём рассказ, под его началом находилось более сотни мальчиков. У школы была превосходная репутация, поскольку её выпускники отличались глубокими познаниями и многие из них добивались значительных успехов как на политическом поприще, так и в какой-нибудь одной из четырёх джентльменских профессий[6].

При его появлении мистер Миддлтон, находившийся с ним в дружеских отношениях, поднялся, и они поздоровались за руку. Затем Миддлтон повернулся к Джеку и, кивнув в его сторону, сказал:

— Вот он, полюбуйся-ка!

Бонникасл улыбнулся.

— Не могу сказать, что у меня имеются хуже, но таких, как он, полным-полно. Приходится брать в руки факел Прометея и зажигать в глазах этой грубой массы свет познания. Присаживайся, Миддлтон.