Читать онлайн «В незнакомом городе, в незнакомой стране». Страница 2

Наступила и прошла безлунная ночь, а ассистент, посланный миссис Глимм, так и не вернулся с кладбища на вершине холма. И ничего не изменилось в городе у северной границы. Продолжал звучать хор ночных криков, а вечерние толки теперь шли не только об «ужасах Аскробиуса», но и о «шарлатане докторе Клатте», которого так и не смогли найти, даже когда были обысканы каждая улица и каждая постройка города, кроме, разумеется, высокого дома на отшибе. Наконец, несколько наименее истеричных горожан отправились на холм, где располагалось кладбище. Когда они приблизились к месту отсутствующей могилы, им стало ясно, какие «меры» принял Клатт, и каким образом ассистент, посланный миссис Глимм, был использован, чтобы положить конец проделке Аскробиуса.

Вернувшись в город, те, кто ходил на кладбище, рассказали, что Клатт был самым обычным мясником. «Хотя, возможно, и не обычным», заметила миссис Глимм, бывшая среди них. Затем она описала, как тело ассистента доктора, с искромсанной бесчисленными надрезами кожей и отделенными конечностями, было с особым расчетом расположено на отсутствующей могиле: туловище с головой, наподобие надгробного камня воткнуты в землю, а руки и ноги разложены, будто бы отмечая прямоугольник могильной земли. Кто-то предложил должным образом похоронить останки, но миссис Глимм по непонятным даже ей причинам, во всяком случае, так она сказала, убедила остальных, что лучше оставить все, как есть. И, возможно, интуиция ее не подвела, потому что спустя несколько дней все ужасные последствия проделки Аскробиуса, какими бы неопределенными, а то и несуществующими, они с самого начала ни были, полностью прекратились. Лишь спустя время из сумеречных толков и шептаний стало понятно, почему доктор Клатт покинул город, не смотря на то, что его меры сработали именно так, как он и обещал.

Хотя сам я не берусь утверждать, будто что-нибудь видел, но люди сообщали о «новом завладении», но не местом, где была могила Аскробиуса, а высоким домом на отшибе, где отшельник некогда проводил свои чрезвычайно задумчивые дни и ночи. Говорили, что в зашторенных окнах иногда горел свет, а чей-то силуэт, мелькавший за занавесками, был куда более чужим и гротескным, чем все, что они видели при старом жильце. Однако никто и никогда не приближался к дому. В конечном итоге, все рассуждения о том, что называли «воскресением рассозданного», остались лишь сумеречными толками. И все же теперь, лежа в своей постели и слушая ветер и скрежет ветвей о крышу над моей головой, я не могу заснуть, представляя изуродованный дух Аскробиуса и невообразимые созерцательные миры, где он мечтает об ином акте рассоздания, о новой, далеко идущей попытке огромной силы и безусловного постоянства. С другой стороны, мне не по душе мысль, что однажды кто-то может заметить отсутствие, или пропажу, одного дома на задворках города у северной границы.

Унылым утром, ранней весной я сидел в маленьком парке, когда на скамейку рядом со мной опустился джентльмен, выглядевший так, будто ему было самое место в больнице. Какое-то время мы молча смотрели на бесцветные, сырые аллеи парка, где все пока еще оттаивало, признаки пробуждающейся жизни только наклевывались, а голые ветви деревьев чернели на фоне серого неба. Того джентльмена я уже видел во время прошлых своих визитов в парк, а когда он представился мне по имени, я запомнил его, как некоего бизнесмена. Слова «коммерческий агент» пришли мне в голову, пока я вглядывался в тонкие черные ветки и серое небо позади них. Каким-то образом наша тихая и немного запинающаяся беседа затронула тему одного города у северной границы, где я когда-то жил. «Вот уже много лет прошло», сказал тот человек, «с тех пор, как я последний раз был в этом городе». И он продолжил рассказывать мне о том, что произошло там с ним в ту пору, когда он часто путешествовал в отдаленные места по делам фирмы, давним и преданным сотрудником которой он до того времени был.

Была поздняя ночь, рассказывал джентльмен, и ему нужно было где-то переночевать, прежде чем продолжить путь в пункт конечного назначения на той стороне северной границы. Я, как бывший житель города, знал, что там было лишь два места, где он мог провести ночь. Первым из них был ночлежный дом в западной части города, в основном, впрочем, служивший борделем для проезжавших коммерческих агентов. Другое же место находилось в восточной части среди когда-то роскошных, но теперь, в основном, не жилых домов, один из которых, по слухам, был превращен в своего рода общежитие некой женщиной по имени миссис Пик. Говорили, что она долгое время выступала на карнавалах со всевозможными вставными номерами — поначалу, как экзотическая танцовщица, а потом, как предсказательница — прежде чем осесть в городе у северной границы. Коммерческий агент не был уверен, случайно или со зла его направили в южную часть города, где лишь несколько окон светились тут, да там. Так, он без труда заметил знак СВОБОДНО, стоявший рядом со ступенями, которые поднимались к огромному дому со множеством маленьких башенок, подобно бородавкам, прораставшим из его фасада и даже видневшимися над высокой остроконечной крышей, венчавшей здание. Коммерческий агент заметил, что, несмотря на мрачный внешний вид дома («миниатюрный разрушенный замок», как он его описал), не говоря уже о запущенности всей окрестности, он, ни секунды не мешкая, поднялся по ступеням. Там он нажал на кнопку звонка, который, по его словам, оказался «жужжащего типа», в отличие от звонков, которые трезвонят или благовестят. Так или иначе, но он был уверен, что кроме жужжащего звука слышал еще и позвякивание, какое бывает у санных колокольчиков. Когда дверь, наконец, открылась, и коммерческий агент лицом к лицу встретился с густо накрашенной миссис Пик, он просто спросил: «У вас есть комната?»

Он прошел в вестибюль, где миссис Пик остановила его, указав тонкой парализованной рукой на журнал регистрации, в раскрытом виде лежавший на углу кафедры. Ни одной гостевой записи на страницах не было, но, тем не менее, коммерческий агент взял авторучку, лежавшую между страниц, и вписал свое имя: К. Х. Крамм. Он повернулся обратно к миссис Пик и наклонился, чтобы поднять небольшой чемоданчик, который он принес с собой. Тогда он впервые заметил левую, не парализованную руку миссис Пик, которая выглядела такой же тонкой, но на самом деле была протезной рукой манекена с эмалевой кожей, отслоившейся в нескольких местах. Именно в этот момент мистер Крамм полностью осознал, в сколь, по его словам, «дико абсурдное» положение он себя поставил. Тем не менее он сказал, что почувствовал некоторое волнение от чего-то, чего не мог точно назвать, от того, о чем раньше никогда не думал и что не смог бы внятно представить себе в то время.

Старая женщина заметила, что Крамм обратил внимание на ее искусственную руку. «Как видите», проговорила она медленным скрипучим голосом, «я способна прекрасно о себе позаботиться, что бы там ни судачили обо мне всякие дураки… Но теперь ко мне заходит не так много путешествующих джентльменов, как раньше. Уверена, их бы вообще не было, если бы это зависело от некоторых людей», закончила она. Дико абсурдно, думал про себя мистер Крамм. Тем не менее, он как верная собачонка последовал за миссис Пик, когда она повела его в глубь своего дома, столь скудно освещенного, что невозможно было разобрать ни одного предмета внутреннего убранства, и это вызывало в мистере Крамме устойчивое чувство, будто бы окружающие густые тени укутывают его. Чувство еще больше усилилось, когда старая женщина протянула пальцы своей настоящей ладони к небольшой лампе, тускло мерцавшей во мраке и, повернув колесико, сделала ярче свет, который прогнал некоторые тени, но в тоже время гротескно увеличил многие другие. Затем она повела Крамма вверх по ступеням в его комнату, держа лампу настоящей рукой, а искусственную оставив просто висеть сбоку. И с каждым шагом миссис Пик до коммерческого агента доносилось то же позвякивание бубенчиков, что он слышал когда, стоя на улице, ждал, пока кто-нибудь откликнется на звонок. Однако звук был таким слабым, приглушенным, что мистер Крамм охотно убедил себя, что это лишь отзвуки воспоминаний или его блуждающее воображение.

Комната, в которой миссис Пик в конце концов разместила гостя, находилась на самом последнем этаже дома, в конце узкого короткого коридорчика, оканчивавшегося дверью на чердак. «На тот момент подобное расположение вовсе не казалось нелепым», сказал мне мистер Крамм, когда мы смотрели по сторонам, сидя на скамейке, в парке пасмурным утром, в начале весны. Я заметил, что такие ошибочные суждения не были редкостью, если касались ночлежного дома миссис Пик, во всяком случае такая ходила молва в то время, когда я жил в городе у северной границы.