Читать онлайн «Душа мумии. Рассказы о мумиях. Том 1». Страница 44

Критика и закат

Но разделяли такие взгляды далеко не все. Египетские торговцы считали экспорт мумий в Европу выгодным делом, однако удивлялись тому, что христиане, «столь привередливые в пище, могут поедать тела мертвецов». Ауфдерхайде цитирует проповедника Ричарда Хаклюта, заявившего в 1599 г.: «Мертвые тела эти — мумия, что нас заставляют против воли глотать доктора и аптекари»[27]. В 1658 г. философ сэр Томас Браун ядовито заметил: «Египетские мумии, которых пощадили Камбисы или время, поглощаемы ныне алчностью. Мумия сделалась товаром, Мицраим [Египет] излечивает раны, фараон продается на притирания». По его словам, «подобная диета — удручающий вампиризм, каковой превосходит ужасами черный пир Домициана и может сравниться лишь с арабскими празднествами, на которых пиршествуют чудовищные гули»[28].

В художественной литературе mumia также описывалась с неприязнью либо критически; снадобье вызывало определенное отвращение. Шекспир упоминает о нем в «Макбете», где три ведьмы, наряду с собачьим языком и «пальчиком детки удушенной», добавляют в свое адское варево «плоть сушеную [mummy] колдуньи». В «Виндзорских кумушках» толстяк Фальстаф боится утонуть, так как «от воды человек разбухает, и каков бы я был, доведись мне утонуть? Моя мумия напоминала бы гору!» В стихотворении «Алхимия любви» (ок. 1590) Джон Донн не слишком галантно пишет, что и лучшие из женщин «мертвее мумий». В «Птичке в клетке» (1633) драматурга Джеймса Ширли один из героев восклицает: «Сделайте из меня мумию и продайте аптекарям». В «Вольпоне» Бена Джонсона, Моска предлагает продать тело «как мумию! И так он высох весь». В «Герцогине Мальфи» Джона Уэбстера, Босола говорит, что тело герцогини подобно «обиталищу червей, от силы — пристанищу зеленой мумии». В его же «Белом дьяволе» Гаспаро произносит: «Ваша свора / Как мумию, вас съела, заболев / От кушанья такого, и в канаву / Вас рвотою извергла».

Отвращение к mumia питали и некоторые врачи. В 1546 г. немец Леонард Фукс отзывался об этом лекарстве как о позорном снадобье, жалуясь на «окровавленные тела, снятые, очевидно, с виселицы или же пыточного колеса и запятнанные трупными испражнениями вместо алоэ и мирры». Согласно уважаемому медику Амбруазу Паре, mumia не оказывала никакого целебного действия: «Это зловредное снадобье ничем не помогает больному… а также вызывает множество неприятных симптомов, как-то боли в сердце или желудке, рвоту и дурной запах изо рта… По указанным причинам я не только не прописываю mumia своим пациентам, но и на консилиумах по мере возможности препятствую другим его прописывать».

Тем не менее, «зловредная» практика продолжалась. Порошок из мумий вытеснялся из медицины медленно и постепенно, причем не усилиями скептиков, а прогрессом в научном мышлении и медицинских познаниях. Должно быть, сказались и опасения, что mumia способствует эпидемиям чумы. Клиническое использование mumia пошло на убыль с XVIII в., хотя средство еще долго продолжало значиться в некоторых медицинских каталогах. Еще в 1973 г. один нью-йоркский магазин торговал «ведовскими товарами», предположительно включавшими порошок из мумий.

Именно в то время, когда использование mumia начало сходить на нет, неожиданное вторжение Наполеона в Египет в 1798 году вновь приковало внимание публики к этой стране.

Египтомания развивалась в двух направлениях. Во-первых, научный интерес подстегивала публикация громадного и великолепно иллюстрированного 10-томного «Описания Египта», содержавшего сведения о памятниках истории, технологии, географии, флоре и фауны страны. Издание было основано на трудах 160 с лишним «savants» — ученых и исследователей, которых Наполеон пригласил сопровождать экспедиционные силы.

Во-вторых, желание египетских властей модернизировать и открыть страну новым западным веяниям, в сочетании с захватывающими археологическими открытиями, сделало туристические поездки в Египет (ранее нерегулярные и иногда сопряженные с опасностями) занятием весьма престижным и модным. По словам Фагана, к 1830-м годам «лихорадочное увлечение всем египетским охватило Европу. Дипломаты и туристы, купцы и герцоги старались перещеголять друг друга, составляя впечатляющие коллекции мумий и других египетских древностей»[29]. Коллекционерское помешательство приводило к «свирепому соперничеству, и часто можно было видеть, как конкуренты карабкались по каменным плитам и саркофагам, копались в мусоре и торговались с мальчишками, чьи карманы были набиты древними предметами»[30]. В 1833 г. монах де Жерамб заметил, что «из Египта едва ли респектабельно возвращаться без мумии в одной руке и крокодила в другой». Некоторые местные проводники специально завозили в наиболее популярные у туристов места мумии из других районов Египта, чтобы никто из гостей не остался разочарованным[31].

Одним из странных проявлений европейской египтомании стала практика «распеленания» или «разворачивания» мумий. Часто она сводилась к трезвым научным исследованиям. К примеру, на картине Поля Доминика Филиппото, написанной в конце XIX в., изображены французские ученые, исследующие мумию жрицы, найденную ими в Дейр эль-Бахане. На приложенной к картине табличке перечислены имена исследователей (любопытно, что честь эта не была оказана разодетым зрительницам).

Томас «Мумия» Петтигрю, самый известный «разворачивачитель» мумий в Англии, превратил эту процедуру в публичный спектакль. Этот хирург и антиквар, казначей-основатель Британского археологического общества, стал ведущим экспертом по мумиям и написал цитировавшийся выше классический труд «История египетских мумий». Петтигрю являл собой редкое сочетание ученого и шоумена. Его сеансы «распеленания» начались в 1833 г. в лекционном зале госпиталя Черинг-Кросс и были так популярны, что порой на всех желающих не хватало билетов.

Поль Доминик Филиппото. Исследование мумии жрицы Амона (ок. 1891).

Петтигрю проводил свои сеансы как в общественных местах, например в Королевском институте, так и на частных званых вечерах; он разворачивал и иногда вскрывал мумии, обеспечивая гостям «научное» развлечение[32].

Афиша, зазывающая на лекцию и «распеленание» мумии в Нью-Йорке (1864).

«Петтигрю начал с общедоступной лекции о различных процессах, которые использовали египтяне для сохранения мертвых тел», — писал в 1848 г. журналист, побывавший на сеансе «распеленания» в мастерской одного британского художника. «Футляр [мумии] украшали мифологическими фигурами и надписями; на покровах часто писали имя и должность покойного. Прикрепленные к телу в самых разных местах папирусы позволяют узнать крайне важные подробности…

Все это мистер Петтигрю излагал в четкой и понятной манере, и даже самые неподготовленные зрители могли понять его лекцию и порадоваться тому, что он умеет преподнести свои знания в таком доходчивом стиле. Затем началось искусное распеленание мумии, сопровождавшееся замечаниями мистера Петтигрю, в которых отразился его многолетний опыт: ведь он (если мы не ошибаемся) произвел уже сорок или пятьдесят подобных операций…»[33]

Французский романист и литературный критик Теофиль Готье описал «археологическое и траурное действие» на Парижской выставке 1857 г.: «Начали разматывать бинты; внешняя оболочка, из толстого полотна, была разрезана ножницами. Слабый, тонкий запах бальзама, ладана и других ароматических веществ распространился по комнате, как запах в магазине аптекаря. Затем стали искать конец бинта; когда он был найден, мумию поместили в вертикальное положение, что позволило оператору свободно двигаться вокруг нее и сматывать бесконечную лету, принявшую желтоватый оттенок грубого льна под воздействием пальмового вина и прочих сохраняющих жидкостей… Вся комната заполнилась огромным количеством льняных бинтов, и мы невольно стали гадать, каким образом они поместились в футляре, ненамного превышавшем размерами обычный гроб…»

Во время распеленания были найдены некоторые мелкие украшения; Готье отметил, что «в футлярах мумий часто обнаруживается некоторое количество подобных безделушек, и в любой антикварной лавке можно найти множество фигурок с голубой эмалью». Сеанс продолжался, и «показались два белых глаза с большими черными зрачками, сиявшие поддельной жизнью между коричневыми веками. Это были эмалевые глаза, которые принято было вставлять в тщательно подготовленные мумии. Их ясный, застывший взгляд на мертвом лице производил ужасающее впечатление: казалось, тело с презрительным удивлением смотрело на живых существ, копошившихся вокруг… Постепенно начала открываться печальная нагота… не удивительно ли, точно в мечтаниях, увидеть на столе все еще сохранившее свою форму тело создания, которое ходило под солнцем, жило и любило за пятьсот лет до Моисея, за две тысячи лет до Иисуса Христа?».