Читать онлайн «Хитрости Локка Ламоры». Страница 37

Но ни один из них, сколь бы ни был он одурманен выпивкой, грезотворным зельем или джеремскими порошками, каким бы великим полководческим талантом или мудрым государственным умом ни мнил себя, – ни один из них в жизни не осмелился бы посоветовать капе Венкарло Барсави даже просто поменять одну-единственную пуговицу на жилете.

Девяностофутовая Расколотая башня, одна из заметных достопримечательностей Каморра, высится на северной окраине Западни – многолюдного прибрежного квартала, где матросы из сотни разных портов в ночное время шатаются по тавернам, кабакам и игорным притонам. Они, образно выражаясь, просеиваются через частое сито трактирщиков, шлюх, уличных воров, костырей, карточных шулеров и прочих мелких жуликов, покуда карманы у них не пустеют, а голова не тяжелеет, и к утру в пьяном беспамятстве возвращаются на свои корабли лечить свинцовое похмелье и вновь подцепленные болезни неприличного свойства. Толпы их накатывают на берег и уходят обратно в море, как приливные волны, не оставляя после себя ничего, кроме осадка из меди да серебра (а порой и крови).

Никакими человеческими усилиями Древнее стекло не разбить, и Расколотая башня была найдена в нынешнем ее виде много веков назад, когда первые люди опасливо вошли в Каморр, чтобы поселиться на руинах загадочной древней цивилизации. Глубокие трещины в неземном стекле и камне верхних этажей заделаны деревом, известковым раствором и прочими строительными материалами. Надежность ремонта не подлежит сомнению, но выглядят залатанные стены не ахти, и наемные комнаты на верхних шести этажах пользуются наименьшим спросом в городе, поскольку добираться до них приходится по наружной спиральной лестнице – хлипкому и шаткому деревянному сооружению, которое тошнотворно раскачивается при сильном ветре. Селятся там преимущественно молодые головорезы из разных шаек, видящие в таких вот опасных бытовых неудобствах своеобразный предмет гордости.

«Последняя ошибка» занимает первый этаж в широком основании Расколотой башни, и в любой момент времени после наступления Лжесвета и до глубокой ночи здесь насчитывается не менее ста посетителей.

Локк крепко цеплялся за плащ отца Цеппи, локтями прокладывавшего путь в толпе у входа. Из дверей таверны тянуло хорошо знакомыми Локку запахами: смешанные ароматы самых разных вин и крепких напитков, хмельное дыхание мужчин и женщин, запахи застарелого и свежего пота, мочи и рвоты, пряных ароматических шариков и влажного сукна, резкая горечь имбиря и едкий табачный дым.

– А тот мальчишка не украдет нашего козла? – прокричал Локк, перекрывая шум.

– Нет, конечно. – Цеппи замысловатым жестом поприветствовал группу мужчин, мерившихся силой рук за ближайшим к двери столом в главном зале, и несколько человек из числа зрителей ухмыльнулись и помахали в ответ. – Во-первых, сторожить наше имущество – его работа. Во-вторых, я хорошо заплатил. И в-третьих, только сумасшедший позарится на Усмиренного козла.

«Последняя ошибка» служила своего рода памятником всем людям, не обнаружившим должной сноровки и смекалки в отчаянную минуту. Здесь находилось внушительное собрание разнообразных памятных предметов, каждый из которых красноречиво рассказывал историю, заканчивавшуюся словами «сплоховал, за что и поплатился». Над питейной стойкой висели полные доспехи с квадратным отверстием от тяжелой арбалетной стрелы на груди слева. По стенам были развешены сломанные мечи, расколотые шлемы, обломки весел, мачт и рей, обрывки парусов. Хозяин таверны чрезвычайно гордился тем, что в коллекции у него так или иначе представлены все до единого корабли, затонувшие в пределах видимости от Каморра за последние семьдесят лет.

В это-то многолюдное, шумное заведение и затащил Локка отец Цеппи, подобный галеону, влекущему за собой на буксире малую барку. В южной стене зала была глубокая и широкая ниша с приподнятым полом, почти полностью скрытая от глаз тяжелыми занавесами. Перед ней стояли навытяжку рослые мужчины и женщины, безостановочно шарившие по толпе холодными настороженными глазами и державшие руки на оружии, выставленном напоказ: кинжалах, дротиках, медных и деревянных дубинках, коротких мечах, топорах и даже арбалетах всех размеров – от маленьких уличных до мощных боевых, способных убить лошадь («Из такого небось и каменную стену пробить можно», – подумал Локк, с боязливым любопытством рассматривая огромный самострел).

Старший охранник остановил отца Цеппи и коротко переговорил с ним шепотом. Затем он отослал одного из своих подчиненных с докладом к капе, а сам продолжал подозрительно разглядывать священника. Через несколько секунд второй страж вернулся и знаком велел гостям проследовать за занавесы. Так Локк впервые оказался в присутствии Венкарло Барсави. Каморрский капа сидел на простом стуле за простым столом; несколько слуг стояли у стены за ним – достаточно близко, чтобы мигом подскочить к хозяину при надобности, но достаточно далеко, чтобы не слышать приглушенного разговора за столом.

Барсави был крупным мужчиной – такого же роста и телосложения, как Цеппи, но немного моложе. Намасленные черные волосы гладко зачесаны назад и крепко стянуты на затылке; густая борода заплетена в три тугие косицы, одна над другой. Когда капа резко поворачивал голову, косицы разлетались в стороны, похожие на толстые хлесткие кнуты.

Был он в камзоле, жилете, бриджах и башмаках из какой-то диковинной темной кожи, необычайно толстой и грубой даже на неискушенный взгляд Локка; мальчик не сразу сообразил, что кожа эта – акулья. Чудно́й формы белые пуговицы на камзоле, манжетах и красном шелковом жабо при внимательном рассмотрении оказались… человеческими зубами!

На коленях у Барсави сидела девочка с сердцевидным личиком, растрепанной шапкой темных волос и внимательным немигающим взглядом – примерно ровесница Локка. Она тоже была одета несколько странно: украшенное шитьем белое шелковое платье, подобающее дочери аристократа, а из-под подола выглядывают подкованные черные башмачки с острыми железными шипами на носках и пятках.

– Вот он, значит, – произнес Барсави низким, чуть носовым голосом с едва уловимым веррарским акцентом. – Одаренный мальчуган, который чуть не свел с ума нашего дорогого Воровского наставника.

– Он самый, ваша честь. Теперь успешно сводит с ума меня и остальных моих подопечных. – Цеппи взял Локка за плечо и поставил перед собой. – Позвольте представить вам Локка Ламору, бывшего обитателя Сумеречного холма, а ныне вновь посвященного служителя Переландро.

– Некоего бога, во всяком случае, – усмехнулся Барсави, беря со стола и протягивая гостю небольшую деревянную коробку. – До чего же приятно тебя видеть, Цеппи, когда ты чудесным образом прозреваешь. На вот, закуривай. Это джеремский черный корень, превосходные сигарки, только на этой неделе скручены.

– Не могу отказать себе в таком удовольствии, Вен. – Цеппи взял из коробки тугую табачную скрутку в красной бумажной обертке.

Пока мужчины прикуривали от трепещущей тонкой свечки (склонившись над ней, Цеппи уронил на стол мешочек с деньгами), девочка составила окончательное мнение о Локке:

– Он маленький уродец, папа. Тощий как скелет.

Капа Барсави закашлялся, выпуская первые клубы дыма; уголки его губ изогнулись в улыбке.

– А ты маленькая грубиянка, милая моя. – Он снова затянулся и выпустил длинную струю полупрозрачного дыма. Табак был душистый и мягкий, с легким привкусом жженой ванили. – Прошу извинить мою дочь Наску. Я во всем ей потакаю, ни в чем не могу отказать, и она у меня растет с повадками пиратской принцессы. Особенно распоясалась сейчас, когда обзавелась шипастыми башмачками.

– Да, теперь я всегда при оружии, – заявила девочка и пару раз взбрыкнула ножками в подтверждение своих слов.

– А бедный Локк вовсе не уродец. Просто спал с тела от голодной жизни на Сумеречном холме. Поживет месяцок под опекой Цеппи – станет круглый да ладный, как катапультный снаряд.

– Хм… – Девочка еще несколько секунд пристально смотрела на Локка, потом подняла взгляд на отца, рассеянно теребя одну из косиц его бороды. – Ты сделаешь мальчишку своим пезоном?

– Да, голубушка, есть у нас с Цеппи такое намерение.

– Хм… Тогда я выпью еще бренди, пока вы проводите церемонию.

Холодные серые глаза Барсави сузились, и вокруг них собрались глубокие морщины от постоянного подозрительного прищура.

– Ты уже выпила две свои вечерние порции, милая. Твоя мать убьет меня, если я позволю тебе еще хоть глоточек бренди. Вели слуге принести пива.

– Но я хочу…

– Твои желания, моя маленькая тиранка, не имеют никакого значения, если я сказал «нет». До конца вечера можешь пить пиво или вообще ничего не пить. Выбор за тобой.

– Хм… Ладно, тогда пиво.

Барсави хотел было спустить дочку с колен, но она спрыгнула сама, выскользнув из толстопалых мозолистых рук, и громко простучала подкованными каблучками по дощатому полу, направляясь к стоящим у стены слугам.