Читать онлайн «Военное искусство греков, римлян, македонцев». Страница 22

Носит теперь горделиво самец мой щит безупречный:

Волей-неволей пришлось бросить его мне в кустах.

Сам я кончины зато избежал, и пускай пропадает

Щит мой. Не хуже ничуть новый могу я добыть [118] .

( Пер. В.В. Вересаева )

Именно из-за живости греческого сознания солдат во время сражения нередко охватывала паника, которая, по словам Фукидида, приводит к гибели самых выдающихся армий [119] . Готовность признать свое поражение была еще одним важным свойством эллинских армий, и они нередко его проявляли. С другой стороны, согласно диалогу Платона «Пир» [120] , восхваляя Сократа, Алкивиад говорит о том, что, когда афинское войско потерпело сокрушительное поражение при Делии, тот «спокойно посматривал на друзей и на врагов, так что даже издали каждому было ясно, что этот человек, если его тронешь, сумеет постоять за себя, и поэтому оба они (имеются в виду Сократ и Лахет. – Пер. ) благополучно завершили отход» (пер. С.К. Анта).

Я решил ограничиться рассказом о сражениях между фалангами гоплитов, так как именно в таких битвах в период, о котором идет речь, одни эллины противостояли другим. Гоплитам нечасто приходилось воевать с войсками, относящимися к другим типам. Кавалерия крайне редко принимала участие в сражениях и не могла заметно повлиять на исход боя по причинам, о которых я скажу позднее. Так как решающие битвы происходили между гоплитами, легковооруженные солдаты мало ценились в войсках, состоящих из граждан. Они были наиболее эффективны в наиболее естественных для себя условиях, в тех обществах, где социальный строй или местность, на которой они живут, не способствуют появлению гоплитов и боям между ними. Однако подобные сообщества и территории здесь не рассматриваются.

Может показаться странным, что рассказ о развитии военного искусства начинается с заявления, согласно которому на протяжении длительного времени оно находилось в состоянии стагнации. Однако, даже несмотря на то что военачальники всех греческих государств прибегали к одним и тем же стратегическим и тактическим приемам, при появлении новых противников эллины не могли не замечать: те прибегали к совершенно другим методам ведения боевых действий. Именно так произошло в ходе двух кампаний персов, следствием которых стали Марафонская битва, а через 11 лет – сражение при Платеях. Персы благодаря великолепным кавалерии и лучникам захватили земли от Ирана до Леванта [121] , в результате чего греческие военачальники столкнулись с проблемой, которую они должны были решить, если хотели сохранить свою свободу и независимость всех эллинов. Заключалась она в необходимости найти такие место и время, которые позволили бы гоплитам одержать победу. Нет никаких сомнений в том, что заслуга победы в сражении при Марафоне во многом принадлежит афинскому полководцу Мильтиаду, причем в данном случае важно не то, каким образом он руководил битвой, а его проницательность, позволившая ему правильно угадать момент. Он сумел воспользоваться невыгодным положением, в котором по тем или иным причинам, не имеющим для нас большого значения, оказались персы, и предпринять решающее наступление, где тяжелое вооружение его гоплитов и их умение решительно атаковать позволили им победить.

То же относится и к спартанскому полководцу Павсанию, командовавшему греческими войсками в битве при Платеях. Перед ним была поставлена стратегическая задача, решить которую он ввиду того, что под его началом находилась армия, собранная из граждан различных полисов, был не в состоянии [122] . Но ему также представилась возможность воспользоваться моментом, который при правильном подходе позволил бы ему превратить возможное поражение в несомненную победу. Его терпеливые, дисциплинированные спартанцы и их братья по оружию, граждане Тегеи, стойко вынесли лившийся на них дождь стрел, выжидая, когда персы окажутся настолько тесно прижаты друг к другу, что будут уязвимы и не сумеют противостоять решительной атаке эллинов. И Павсаний доказал всем, что обладает чувством времени, характерным для самых умелых полководцев. Геродот рассказывает о том, как происходило это сражение, а затем добавляет: «Павсаний обратил взоры на святилище Геры у Платей и стал взывать к богине, умоляя ее не обмануть упований спартанцев» (пер. Г.А. Стратановского) [123] . После этого тегейцы и спартанцы спасли свою родину. Это умение воспользоваться нужным моментом позволяет поставить этого военачальника на одну ступень с продолжившими его дело Веллингтоном и другими выдающимися полководцами. Данная ситуация повторилась, когда Веллингтон, которого при Саламанке (одно из сражений Наполеоновских войн, произошедшее в 1812 г. – Пер. ) опередил и почти обвел вокруг пальца Мармон, понял, что должен воспользоваться единственным имеющимся у него шансом, и сказал своему испанскому адъютанту: «Дорогой Алава, Мармон пропал».

Я привел в качестве примеров действия Мильтиада и Павсания, так как эти полководцы были наделены даром, полученным ими не столько в результате многочисленных тренировок, сколько от природы. Однако слава принадлежит не одним им. Гораздо более важную роль в истории греческого военного искусства сыграло то, что «люди, сражавшиеся при Марафоне», на протяжении многих поколений вдохновляли афинян [124] . Эсхил, говоря о битве при Платеях, утверждает, что победа в ней была добыта «дорийским копьем» [125] , то есть гоплитами из Спарты и Тегеи. Память об этих двух триумфах заставляла греков на протяжении жизни двух поколений считать, будто именно фаланга гоплитов является гарантией успеха. Однако данные события происходили всего лишь на первой стадии развития военного искусства. Оно было обречено эволюционировать, и в ходе боев на суше, приобретения более обширного опыта сражений и использования более разнообразного оружия традиционная тактика городов-государств видоизменилась и обогатилась.

Как уже говорилось выше, обычно битва между двумя армиями гоплитов начиналась с жестокого столкновения, продолжалась боем на близком расстоянии и заканчивалась бегством одной из сторон. Преследование было условным; победитель завладевал полем битвы, как будто сражался он именно за него. Проигравшие признавали свое поражение, и им позволяли похоронить своих погибших, а победитель устанавливал трофей, чтобы увековечить свой успех. Для достижения победы нужно было командовать большим числом солдат или более умелыми воинами либо большим числом лучше подготовленных гоплитов, чем те, которые находились в распоряжении противника. За исключением удачного использования преимущества на правом фланге, требовавшего от военачальников больших тактических способностей, и умения руководить войском, которым они обладали, сражения представляли собой фронтальные столкновения шеренг. Грекам казалось, будто нерационально вступать в бой с противником, обладавшим силой, неравной той, которую они могли ему противопоставить.

Можно ли говорить о том, что история на этом заканчивается? Какие другие войска могли превратить нехватку гоплитов во благо и как их можно было использовать в сражениях или иных военных операциях? Предположим, что существует государство, где ощущается острый дефицит хорошо подготовленных гоплитов, но зато прекрасно развита кавалерия. Во время сражений, происходивших в Средние века, относительно небольшим отрядам всадников в доспехах удавалось одержать победу над многочисленными армиями, состоявшими из пехотинцев. Однако сильной конницей обладало очень небольшое число древнегреческих полисов, и ни один из них в рассматриваемый нами период не мог выставить на поле боя всадников, которые сумели бы успешно атаковать организованную фалангу гоплитов [126] .

Давайте на время отвлечемся от темы кавалерии и сосредоточим внимание на пехоте. Как обстояло дело с метательным орудием и кто его использовал? В наши дни ход битв, происходящих и на земле, и на море, решают снаряды, относящиеся к тому или иному типу: пули, артиллерийские снаряды, торпеды, а также бомбы всех видов. Было ли в те времена нечто подобное? Как обстояло дело с метательными копьями, стрелами, камнями и шариками-снарядами, метаемыми из пращи, и прочими разновидностями оружия, позволяющими поражать противника на расстоянии? Конечно, возможность убить врага, не приближаясь к нему (как, например, поступил Парис, чья стрела поразила Ахилла), крайне заманчива. В «Бешеном Геракле» [127] Еврипида Амфитрион говорит о том, что жизнь гоплита зависит от храбрости его товарищей и что, потеряв копье, он лишится защиты, в то время как лучник может пустить в своих врагов 10 тысяч стрел. Он стоит далеко от своих противников и наносит им ранения невидимыми древками, оставаясь при этом в безопасности. Наибольшего умения от сражающегося требует именно это – нанести урон противнику и выстоять самому. Вышесказанное вполне понятно, но что делать с миллиардом стрел и большим расстоянием? Лучник носил от пятнадцати до двадцати стрел (хотел бы я посмотреть на воина, в колчан которого их поместится целый миллиард), а дальнобойность греческого лука составляла, вероятно, от 80 до 100 ярдов (примерно от 73,2 до 91,4 м. – Пер .) [128] , то есть его возможности были гораздо скромнее, чем у английского средневекового длинного лука, который натягивали несколько иначе. Стрелы не были способны пробить щит, однако Ксенофонт сообщает о том, что те, которыми пользовались воины из горных племен, применявшие гораздо большие луки, чем те, которыми были вооружены эллины, могли протыкать щиты и доспехи [129] . Думаю, о лучниках сказано достаточно. Дальнобойность метательного копья составляла всего около 20 ярдов (около 18,3 м. – Пер. ). Кроме того, оно обладало слабой проникающей способностью, и один воин был способен нести лишь несколько копий. Не так много мы можем сказать и о пращниках. Лучшие из них лишь немного превосходили лучников, и в их арсенал входило небольшое число довольно крупных камней или около пятидесяти свинцовых метательных снарядов. Однако праща не самый точный вид оружия; более или менее метко стрелять может только человек, пользовавшийся ею с детства. К тому же использовать на поле битвы большое количество пращников было крайне неудобно, ибо каждому из них требовалось много свободного пространства, иначе он будет мешать своему соседу или даже снесет ему голову. Теперь перейдем к другому высказыванию Амфитриона – о том, что лучник находится на поле боя в безопасности. Огонь, который он ведет, не способен нарушить строй гоплитов, так как они хорошо защищены, а кроме того, могут за несколько минут восстановить шеренгу. Если лучник стоит на одном месте, то он уже мертвец; но даже если он попытается убежать, скрыться ему не удастся. Стрелки и аналогично вооруженные солдаты прекрасно подходят для ведения войны в гористой местности либо при защите городских стен или во время нападения на них, но в ожесточенном бою они быстро растрачивали все имевшиеся у них стрелы и почти ничего этим не добивались.