Читать онлайн «Избранное: Динамика культуры». Страница 56

После уборки клубни ямса перебирают, и лучший сбор с каждого огорода складывают в пирамидальную кучу. Самая лучшая куча на каждом участке огорода всегда предназначается хозяйству сестры. Единственным мотивом, ради которого столько труда и сноровки вкладывается в этот показ продуктов, является удовлетворение амбиции огородника. Вся деревня и даже вся округа увидит урожай, будет говорить о нем, хулить или хвалить его. Большая куча (я привожу слова моего информатора) как бы говорит: «Смотри, что я сделал для моей сестры и ее семьи. Я хороший земледелец, и мои ближайшие родичи, моя сестра и ее дети никогда не будут терпеть недостаток в продуктах». Через несколько дней куча разбирается, клубни ямса несут в корзинах в деревню сестры, где перед стеной хранилища, принадлежащего мужу сестры, снова насыпают кучу такой же формы. Здесь опять жители деревни увидят кучу и будут любоваться ею. Вся церемониальная сторона действия заключает в себе объединяющую силу, уже знакомую нам. Показ, сравнение, публичная оценка, окружающая дарителя атмосферой психологического принуждения, – все это может дать ему удовлетворение и служить наградой, если успех в работе позволяет проявить щедрость, или же унизить его, вызвав порицание за небрежность и скупость или насмешки над неудачей.

Как и везде, в этих взаимоотношениях принцип взаимности превышает своей значимостью амбиции; иногда ответная услуга прямо-таки следует по пятам за выполнением обязанности. Прежде всего, муж должен отплатить за каждый ежегодный дар – он, в свою очередь, периодически приносит дары брату жены. Затем, когда дети подрастут, они непосредственно переходят под опеку дяди; мальчики должны ему помогать, участвовать во всех его предприятиях и участвовать во всех платежах, которые тот должен делать. Дочери сестры немногое могут делать для него непосредственно, их вклад косвенный: как водится в матрилинейном обществе, они дают ему потомков и наследников младшего поколения.

Таким образом, рассматривая приношения продуктовых даров в их социальном контексте, а брачные отношения – в их долговременной перспективе, мы видим, что каждое действие, совершаемое в рамках этой связи или вследствие нее, является одним из звеньев в цепи взаимных обязательств. В то же время каждая такая трансакция, взятая по отдельности и оторванная от своих оснований, выглядит бессмысленной, нестерпимо обременительной и лишенной социального смысла, хотя и несомненно «коммунистической»! Можно ли представить бо́льшую экономическую нелепость, чем это хождение по кругу при распределении продуктов земледельческого хозяйства, когда каждый мужчина работает на свою сестру и, в свою очередь, должен рассчитывать на брата жены, и притом, безусловно, больше времени и энергии тратит на показ, созерцание и перенесение продуктов, чем на собственно продуктивную работу? Однако более тщательное рассмотрение показывает, что одни из этих кажущихся излишними действий дают сильные хозяйственные стимулы, другие выступают в качестве источника объединяющей силы, присущей закону, а третьи являются непосредственным следствием, вытекающим из туземных представлений о родстве. Ясно также, что правовую сторону таких отношений мы можем понять только тогда, когда охватим всю их совокупность, избегая чрезмерного преувеличения роли только одного из звеньев этой цепи взаимных обязательств.

Выше мы рассмотрели ряд картин из жизни туземцев, изображающих правовые аспекты в супружеской связи, в кооперации в рыбацкой команде, в обмене продуктами между деревнями, расположенными на берегу моря и в срединных частях острова, наконец, в некоторых обязанностях, связанных с церемонией траура. При описании я пытался сохранить все подробности для того, чтобы на конкретных примерах ясно показать работу того, что, как мне представляется, составляет самую суть механизма права, а именно: социальное и психологическое принуждение, реальные силы, цели и мотивы, благодаря которым люди выполняют свои обязанности. Если бы позволило место, было бы легко объединить эти отдельные примеры в полную картину и показать, что точно такой же механизм права, придающий объединяющим людей обязательствам характер специальной категории и отличающийся от иных типов правил обычая, можно обнаружить во всех социальных отношениях, во всех сферах племенной жизни. Однако здесь представляется достаточным кратко, но с исчерпывающей полнотой остановиться на этом вопросе.

Прежде всего, примем во внимание экономические трансакции. Обмен товарами и услугами чаще всего проводится в режиме постоянного партнерства и либо связан с определенными социальными взаимоотношениями, либо сочетается со взаимообразностью в иных, неэкономических вопросах. Если не все, то большинство экономических действий принадлежит, как оказывается, к какой-то цепи взаимных подношений и ответных даров, которые в перспективе уравновешиваются, принося выгоду обеим сторонам.

Описание хозяйственных отношений в Северо-Западной Меланезии я привел в статье «Первобытная экономика Тробрианских островов» и в книге «Аргонавты западной части Тихого океана»{197}. Глава VI этой книги касается обсуждаемых здесь вопросов, то есть форм хозяйственного обмена. Мои представления о первобытном законе еще не были тогда вполне сложившимися, и факты представлены безотносительно к нынешней аргументации. Поэтому они выглядят еще более красноречивыми. Однако в тех случаях, когда некоторая категория подарков описывается как «чистые подарки» (под это название я подводил подарки мужа жене и отца детям), – это моя очевидная ошибка. По сути, я попал в ловушку, о которой говорил выше. Она состоит в том, что отдельное событие вырывается из контекста, что отсутствует широкая перспектива, охватывающая всю цепь взаимодействий. В той же главе я, однако, невольно прибегнул к упрощению, утверждая, что «подарок отца сыну должен быть, по мнению туземцев, платой за его отношения с матерью»{198}. Я также подчеркивал, что «свободные подарки» жене объясняются тем же. Но на самом деле правильное описание экономических отношений – правильное как с правовой, так и с экономической точки зрения, – должно было бы охватывать всю систему даров, обязанностей и взаимных выгод, которыми обменивается муж, с одной стороны, и жена, дети и брат жены – с другой. Тогда обнаружилось бы, что, по представлениям туземцев, вся система опирается на очень сложный механизм, который можно описать словами «сколько взял – столько дал», и что в долговременной перспективе взаимные услуги уравновешиваются{199}.

Существенная причина, по которой все экономические обязательства обычно выполняются, причем весьма скрупулезно, заключается в том, что их невыполнение ставит человека в невыносимую ситуацию, а плохое выполнение покрывает позором. Человек, который в экономических связях упорно увиливал бы от следования правовым нормам, вскоре оказался бы полностью вне социального и экономического порядка – и он прекрасно это осознает. Это подтверждается на примере некоторых туземцев, которые – то ли из-за лени, то ли из-за особой эксцентричности и нонконформистского характера, – стали на путь игнорирования обязанностей, связанных с их положением, и были автоматически отвергнуты своими сообществами, превратившись в отщепенцев, паразитирующих за счет какого-либо европейца или кого-либо еще.

Уважающий себя гражданин должен выполнять свои обязанности, хотя его лояльность вовсе не вытекает из какого-то инстинкта, интуитивного побуждения или «группового чувства», но источник ее находится в точном и сложном действии системы, в которой каждый акт имеет свое место и должен быть обязательно выполнен. Хотя даже самый умный туземец не сможет дать этой ситуации общую, абстрактную характеристику или представить ее описание в виде социологической теории, но каждый из них хорошо понимает, что такой порядок существует, и в каждом конкретном случае может предвидеть все последствия его нарушения.

В магических и религиозных обрядах почти каждый акт, независимо от его основных целей и последствий, понимается как обязательство, существующее между группами и индивидами, и здесь также, рано или поздно, дело доходит до равновесной платы или ответной услуги, которые предусмотрены обычаем. Магия в своих наиболее важных формах является общественным институтом, а деревенский колдун, который обычно получает свою должность по наследству, выполняет связанные с этим институтом функции в пользу всей группы. Так обстоит дело с магией, нацеленной на земледелие, рыболовство, погоду, постройку лодки, а также с военной магией. Таким образом, в определенных случаях – когда в том возникает необходимость, или же в известное время года, или же при иных обстоятельствах – на нем лежит обязанность совершать магические обряды и соблюдать связанные с этой обязанностью табу; а иногда и руководить всем предприятием. Его платой за эти действия являются небольшие дары, которые преподносятся непосредственно и часто включаются в сам ход обряда. Но самое существенное вознаграждение за его деятельность заключается в престиже, власти и привилегиях, которые ему приносит его положение{200}.