Читать онлайн «Избранное: Динамика культуры». Страница 13

Мы, стало быть, сталкиваемся со следующей ситуацией: иногда реконструкция совершенно невозможна, а когда она возможна, то результаты, которые она дает, – второго сорта по сравнению с полевой работой, отвечающей современным требованиям. Сопоставлять подобные результаты с современными условиями едва ли вообще правомерно. Этнографу, работающему над реконструируемым прошлым, пришлось бы предлагать человеку, работающему практически, в лучшем случае «поврежденный товар», мало ценный в качестве практических рекомендаций совета или теоретических озарений{46}. Один или два конкретных примера будут полезны, чтобы показать тщетность попыток увидеть прошлое ради содействия политическому управлению в будущем.

Многие африканские племена до контакта с европейцами процветали, решая насущные вопросы с помощью каннибализма, умножали богатства на рабстве и похищении скота и распространяли свою политическую власть посредством межплеменных войн. Стал бы антрополог на этом основании призывать возвратиться к питанию человеческой плотью или к рабству, войне и грабительским походам за добычей? Едва ли. Даже если прадеды туземцев имели обыкновение пожирать друг друга и питаться человеческой плотью, повлияет ли этот факт каким-либо образом – прямо или косвенно – на рацион питания, который мог бы подойти ребенку горожанина, или рабочему на шахте, или члену племени, вынужденному изобретать новые правила хозяйствования, потому что их территорию урезали, пастбища разрушили, а налоги повысили? Эти вопросы уже содержат в себе ответы.

Экономические ресурсы африканских племен изменились: африканское предпринимательство в некоторых районах выросло и во многих отношениях вышло за пределы, соответствующие прежним условиям; в то же время некоторые из их стремлений оказались в состоянии полной неопределенности. В политических вопросах вождь более не может использовать военную силу для увеличения своего дохода или для осуществления своих желаний и прихотей; ему не может быть дозволено применение принудительного труда, и менее всего для содействия добыванию рабов и торговле ими; его религиозная власть подверглась влиянию новых верований и была поколеблена новым скептицизмом. Если бы нам пришлось последовательно рассматривать один институт за другим, если бы пришлось изучать различные аспекты жизни общества – экономику, право, образование или политику, – мы бы обнаружили, что по крайней мере часть «нулевых условий» исторического прошлого, каким оно было до пришествия европейцев, повсеместно умерло и похоронено, и как таковое к делу не относится.

Моя критика этих теорий была до некоторой степени подробной, поскольку даже обнаружение в том или ином направлении тупиковых путей – это вклад в продвижение вперед науки. Будем также помнить, что концепция культурного изменения как «смеси» элементов, доставшихся от культур-прародительниц, предложена каждому антропологу ведущей школой современности – школой Гребнера и патера В. Шмидта и большинством американских антропологов. Опять-таки, поиск нулевой точки – не что иное, как напрашивающийся образ действий для любого полевого этнографа, задачей которого до сего дня было изображение культур, какими они были на стадии до европейского вмешательства. Изучение ситуации контакта как «интегрального целого» – это метод, который, несомненно, мог бы привлечь функционалиста. Коль скоро мы не сосредоточиваем специально внимание на изменении как процессе динамическом, данный подход оправдан до некоторых пределов.

Наша критика к тому же не носила исключительно негативного характера. Каждый шаг нашего рассуждения сопровождался возникновением известных конструктивных принципов, и в сочетании друг с другом они позволили нам кратко сформулировать систематический подход к изучению культурных контактов. Таким образом, при анализе концепции культурного изменения как смешения, которое следует понимать только на основе культур-предков, мы пришли к позитивному определению процесса изменений. Мы стали понимать его как новую реальность, явившуюся результатом воздействия европейского влияния на туземные культуры. Когда мы отвергли трактовку европейских действующих сил как неотъемлемой части нового объединенного сообщества, нам удалось положить в основу подхода трехстороннюю схему – европейские намерения, африканские реальности и процессы контактов, – развивая и подкрепляя тем самым нашу концепцию изменений как постоянного взаимодействия.

Мы сможем усовершенствовать этот подход, сделав его полезным инструментом в деле управления полевой работой и развертывания аргументации. Наконец, отказавшись от поиска «нулевой точки» как средства практического контроля и умозрительного проникновения в природу культурных изменений, мы предложили вместо него иные концепции. Мы провели разграничение между прошлым, уже умершим и похороненным, и теми элементами старой культуры, которые все еще сохраняют жизненную силу и влияют на современные условия, – данные вопросы потребуют более детального рассмотрения в последующих главах. Мы признали, что ретроспективное видение хоть и ошибочно, но по важности превосходит миф, неизвестный старым информантам или забытый ими. Реконструкция прошлого, будучи интересной в историческом и теоретическом аспектах, не содержит практических указаний для настоящего и будущего, ибо возврата к тому, что было разрушено, что было забыто и что европейская администрация никак не способна вызвать к жизни, быть не может. Но мы вправе обратиться к сохранившимся по сей день традициям, потому что это – богатое поле исследования и источник практических трудностей.

Таким образом, вместо того, чтобы выстраивать свидетельства по шкале времени и находить им место под рубриками прошлого, настоящего и будущего, связывая в общую эволюционную или историческую последовательность, мы должны расположить факты по категориям, которые все вместе сосуществуют в настоящем и все могут быть изучены в ходе эмпирической полевой работы. Внося таким образом – правда, несколько схематично – известный порядок в хаос изменений и преобразований, в свойственные взглядам африканцев колебания из стороны в сторону, движения от прогресса к традиции и от племенного строя к подражанию европейцам, мы обнаруживаем также, насколько существенным оказывается рассмотрение организованных систем европейской деятельности и согласование их напрямую с соответствующими феноменами изменений, – с теми африканскими институтами, которые вытеснены европейскими силами воздействия или должны сотрудничать с ними, которые прямо вступают с ними в конфликт или же дополняют их. Африканская власть вождя и внедрение института косвенного управления в европейскую административную систему, очевидно, должны рассматриваться параллельно друг другу. Равным образом работа миссий должна быть основана на противопоставлении христианства африканскому культу предков и африканским религиозным и магическим верованиям. Рядом с этими факторами двух культур мы должны изучать феномены изменений и преобразований, школу в буше, работу туземной конгрегации в новых африканских сектах и недавно созданные африканские религиозные движения.

Будем ли мы рассматривать каждый фактор в рамках трехстороннего подхода или же в некоторых случаях мы сочтем уместным добавить еще одну колонку, которую отведем под реконструкцию «нулевой точки» (что, возможно, и осуществимо в некоторых случаях с заметной степенью приближения к истине) и которую мы поместим отдельно от колонок с результатами изучения совокупного изменения, – это будет зависеть от существа проблемы и находящихся в нашем распоряжении данных. В большинстве случаев, однако, я бы сослался на то, что рассмотрение тенденций и прогрессивных движений, таких как африканское восстание против европейских нововведений, африканский национализм или новая вспышка движения, призывающего к племенному обособлению, более важно, чем обращение взгляда назад к исчезнувшему «нулевому» набору условий. Растущие силы, которые стали реальностью сегодня и в будущем могут приобрести важность, – именно это, с практической точки зрения, является доминирующим фактором в ситуации.

Но наука работает не только на основе непосредственного применения полученных ею знаний; она также идет вперед, опираясь на развитие принципов, на прояснения и уточнения идей и усвоения уроков, которые можно извлечь из предыдущих ошибок, недоразумений и неверных политических установок. С этой точки зрения история одинаково важна как на своих прошлых стадиях, так и в том, что касается предлагаемых ею оценок будущего. Чтобы при разработке практических руководящих критериев попытаться предостеречь от чрезмерных надежд, возлагаемых на занятия чистой реконструкцией, я стану последним, кто преуменьшит ценность исторического знания. «История повторяется» в том смысле, что есть всеобщие законы культурного процесса. Так как они действуют независимо от времени, пространства и обстоятельств, их можно распознать на любой стадии человеческого развития, и именно здесь, на мой взгляд, проявляется то, что ни один аспект, ни одна фаза антропологического исследования в конечном итоге не станет бесполезной.