Читать онлайн «Сказка и быль. История русской детской литературы». Страница 19

В числе авторов «Звездочки» следует отметить Августу Воронову, поместившую в журнале множество рассказов; нередко на страницах журнала появлялась и Анна Зонтаг. Профессор Яков Грот присылал из Финляндии стихи и путевые заметки. Прозы было немного, преобладала поэзия (чаще всего о птичках), не только на русском, но и на немецком и английском. Стихотворение «Сиротка» (1843) Карла Петерсона (1811 – 1890) – сентиментальная история о чудесном спасении мальчика-сироты, чуть не замерзшего насмерть, – было позднее положено на музыку и обрело популярность в виде песни.

Ишимова предпочитала переводы с французского, немецкого или английского. В сборнике Агнес Франц Buch für Kinder (1840) она нашла Fra Diavolo – пьесу о благородном разбойнике. Произведения немецкого романтика Фридриха Круммахера, в 1820-х годах соперничавшего по популярности с лордом Байроном, но впоследствии читавшегося только детьми, встречаются в журнале с рекомендацией наслаждаться его притчами, сидя под кустом сирени на даче. Коротенькие тексты Круммахера наставляли читателя: все, что он видит вокруг, свидетельствует о милосердном и любящем Творце. Сенсацией стала публикация романа «Мери и Флора» (1835) британской писательницы А.Ф. Титлер. В Англии роман выдержал более десяти изданий, а в России все экземпляры «Звездочки», где он выходил, были сразу же распроданы. Критик Добролюбов восхищался талантом Титлер, которая смотрела на детей «не как на кукол, а как на существа чувствующие, мыслящие»[73]. Избегая сентиментальных восклицаний, Титлер пробуждала в читателе благородные чувства.

На страницах своего журнала Ишимова не хотела видеть сказок, поскольку они только «обременят воображение детей прихотями испорченного вкуса» и оставят «вредное или даже ошибочное представление в уме и воображении»[74]. По Ишимовой, все, что противоречит реальности, способствует возникновению у читателей искаженных представлений о ней. Когда в 1847 году в журнале появилась «Девочка со спичками» Андерсена, перевод содержал объяснение, утверждавшее, что, несмотря на подзаголовок, это не «сказка», а «прекрасное мечтание»[75].

Девочки-читательницы получали доступ к принципиально широкому кругу тем, от электричества и предсказания погоды до разведения комнатных цветов и книгопечатания. Такие ученые, как профессор Степан Барановский (1817 – 1890), писали каждый о своей области знания, а статьи о детстве великих людей, например Шекспира, Людовика XIV, Густава II Адольфа и Бенджамина Франклина, подчеркивали значимость ранних лет человека. Читательниц приглашали решать предложенные в журнале задачи и присылать ответы в редакцию.

В 1850 году Ишимова решила разделить журнал на два: «Звездочка» для младших девочек и «Лучи» (1850 – 1860) для читательниц от одиннадцати до четырнадцати. В «Лучах» теперь собирались научно-популярные статьи, а пьесы, игры, шарады и загадки остались в «Звездочке». Каждый выпуск «Лучей» включал узоры для вышивания и выкройки для шитья. В прозе Августы Вороновой обсуждалась роль женщин в обществе и семье. Стихотворения на тему смерти в молодом возрасте подчеркивали необходимость смирения перед всемогущим Богом. Многие поэмы публиковались анонимно и на иностранных языках.

К 1850-м годам Ишимова и «Звездочка» явно отстали от развития детской литературы. Журнал продолжал быть верен идеям религиозности и монархизма; по-прежнему предпочитались морализаторские, дидактичные стихи и рассказы. Добролюбов осуждал склонность Ишимовой обходить молчанием все острые социальные вопросы. Когда в 1863 году Ишимова приняла решение закрыть журнал, она сама уже давно ушла из детской литературы.

В 1851 году появилось новое детское издание – «Журнал для детей: Духовное, нравственное, историческое, естествоописательное и литературное чтение» (1851 – 1865). Соиздателями стали Михаил Чистяков и Алексей Разин, которые вдвоем обеспечивали практически все содержание: они писали, редактировали, переводили и даже делали иллюстрации. В первом номере опубликовано пылкое посвящение великому князю Николаю Николаевичу, и первая же статья – «Влияние христианства на нравственность» (1851) – предостерегала против последствий безбожия. Не удивительно, что радикальный Добролюбов заклеймил «Журнал для детей» как чрезвычайно вредный.

В журнале преобладали научно-популярные материалы: статьи о жизни эскимосов, об африканских путешествиях Ливингстона и покупке арабских скакунов. Часто появлялись биографии известных художников и композиторов. Художественная литература сводилась, в основном, к басням и фольклору. Необходимо отметить и два перевода – «Счастье и несчастье молодой елки» Андерсена и «Соколиный глаз», рассказ из жизни американских индейцев Фенимора Купера. Еще одной особенностью издания были многочисленные разборы стихотворений и коротких рассказов.

В 1835 – 1847 годах немногим публикациям для детей, будь то проза, поэзия, переводы, учебники, учебные пособия или журналы, удалось избежать внимания критика Виссариона Белинского (1811 – 1848). Его решающая роль в формировании русского реализма – хорошо известный факт, но гораздо менее известен его горячий интерес к детской литературе, которой он посвятил в общей сложности более шестидесяти статей. Рецензируя и оценивая отдельные издания, он постепенно все четче формулировал свои мысли о специфике детской литературы, и на основе его рецензий возникло нечто вроде теории жанра.

Белинский считал литературу важной частью воспитания подрастающего поколения: «Детские книги пишутся для воспитания, а воспитание – великое дело: им решается участь человека»[76]. Книгам, написанным специально для детей, должна отводиться немалая роль в системе образования. До Белинского в глазах издателей, критиков и родителей детская литература обладала невысоким статусом. Белинский подчеркивал значение детской литературы, но суровой критикой современных авторов только подлил масла в огонь.

Белинский высоко поднял планку в отношении детских писателей. Они должны быть не только творческими людьми, но и педагогами, психологами. Нельзя научиться искусству писать для детей: «Должно родиться, а не сделаться детским писателем. Тут требуется не лишь талант, но и своего рода гений»[77]. В одной из рецензий 1840 года Белинский излагал свои мысли еще подробнее: «Да, много, много нужно условий для образования детского писателя: нужна душа благодатная, любящая, кроткая, спокойная, младенчески простодушная, ум возвышенный, образованный, взгляд на предметы просветленный, и не только живое воображение, но и живая, поэтическая фантазия, способная представить все в одушевленных, радужных образах. Разумеется, что любовь к детям, глубокое знание потребностей, особенностей и оттенков детского возраста есть одно из важнейших условий»[78].

Детские писатели не должны избегать социальных проблем; этот взгляд Белинский излагал в дискуссии с Александрой Ишимовой в 1848 году. В своей брошюре «Несколько слов о чтении романов и указатель чтения для юношества» (1847) Ишимова беспокоится, что в России популярны французские романы, в которых с жалостью и даже с некоторой симпатией изображаются злые, не способные контролировать свои инстинкты люди. В этих произведениях провозглашалось, что следовать зову сердца важнее, чем хранить верность семейным узам. А согласно Ишимовой, литература должна учить юного читателя на хороших примерах и призывать его любить все хорошее и ненавидеть все злое.

Белинский не возражал против утверждения Ишимовой, что литература должна создавать положительные идеалы, но настаивал, что детей пора уже вывести из детской. В выборе тем не должно быть разницы между литературой для детей и литературой для взрослых. Надо изображать жизнь как она есть, «действительная жизнь во всей ее наготе, с ее радостями и бедствиями, богатством и нищетою, успехами и страданиями»[79]. Детям следует читать не только классику, но и современную литературу, которая рассказывала бы об их собственной жизни и одновременно готовила их к жизни взрослой.

К детской литературе надо подходить с тех же позиций, что и к взрослой. Детские книги обязаны быть произведениями искусства, а не просто иллюстрировать правила морали и нравственные принципы. В статье 1847 года Белинский утверждал: «хорошо и полезно только то сочинение для детей, которое может занимать взрослых людей и нравиться им не как детское сочинение, а как литературное произведение, писанное для всех»[80]. Вместе с тем необходимо учитывать потребности и желания читательской аудитории. Все должно соответствовать особенностям природы ребенка и его уровню понимания. Нужны книги, «полные жизни и движения, проникнутые одушевлением, согретые теплотою чувства»[81].

Белинский обращал немалое внимание на язык книги, обвиняя многих современных ему авторов в том, что они недостаточно хорошо знают свою родную речь. Он снова и снова указывал на грамматические ошибки, слишком длинные и топорные фразы, архаизмы и ходульные диалоги. Его идеалом был простой, легкий и живой стиль. Нужно не только отражать факты, но и «поэтическую сторону» событий. Кроме того, Белинский настойчиво повторял, что привлекать внимание должны и сам вид книги, и ее иллюстрации. Иллюстрации несомненно способствуют обучению: «Посмотрите, как жадны дети к картинкам! Они готовы прочесть самый сухой и скучный текст, лишь бы только он объяснил им содержание картинки. И потому картинки все более и более делаются пособием при воспитании и учении»[82].