Читать онлайн «На заре человечества: Неизвестная история наших предков». Страница 26

Кроме того, критики обходят молчанием то обстоятельство, что пока у нас нет никаких указаний на иные, кроме регулировки объема мозга, функции микроцефалина и белка ASPM. Есть такие гены, которые выполняют не одну, а несколько функций, но ни у микроцефалина, ни у ASPM никаких попутных задач пока не обнаружено. А вот их роль в формировании мозга хорошо изучена. Они вообще известны в первую очередь тем, что их отключение вызывает микроцефалию: патологию, при которой мозг не дорастает до стандартных размеров, особенно его большие полушария, где осуществляется вся тонкая ментальная деятельность.

Этот странный сбой выглядит как откат на 2,5 млн лет назад, когда объем мозга у человека был в три раза меньше сегодняшнего. Брюс Лан в 2004 г. установил, что и микроцефалин, ASPM и еще несколько мозговых генов в процессе превращения обезьяны в человека эволюционировали гораздо быстрее, чем соответствующие гены у грызунов{127}. Из этого напрашивается вывод, что мозг у человека увеличился в объеме благодаря тому, что естественный отбор закрепил серию новых, более эффективных вариаций микроцефалина, ASPM и еще некоторых генов. По мнению Лана, нынешние аллели микроцефалина и ASPM – продолжение того же процесса.

Открытия Лана позволяют твердо сказать: после того как человечество 50 000 лет назад разбрелось по миру, эволюция человека продолжалась, следуя разными путями у разных популяций. По большей части это была конвергентная эволюция, и каждая популяция своими наборами аллелей отвечала за одни и те же задачи. Но конвергентная эволюция не обязательно идет синхронно. Так что в одних европейских популяциях новый аллель микроцефалина, обеспечивший рост когнитивных возможностей и такие впечатляющие культурные достижения, как ориньякские пещерные росписи, распространился около 37 000 лет назад, другие же могли приобрести подобные способности позже{128}.

И 50 000 лет назад, когда прародители человечества разошлись по планете, эволюция запустила великий эксперимент: каждая популяция на своей ревностно охраняемой территории стала развиваться своим особым путем. Мы говорим и о культурном аспекте развития: возникло огромное множество языков, разные религии и житейские уклады; и о генетическом, ведь каждому из сообществ приходилось приспосабливаться к своему климату, экологии и к установившимся нравам. Далеко разошедшиеся ветви человеческой расы, изолированные на разных континентах, двинулись разными дорогами, приспосабливаясь к чуждому им миру, распахнувшемуся за границами африканской родины.

Примерно 30 000 лет назад, вытеснив из Европы неандертальца и загнав остатки популяции Homo erectus в джунгли Флореса, современные люди получили в свое владение мир за пределами Африки, более миллиона лет принадлежавший архантропам. Однако с определенной точки зрения не изменилось ничего. Современные люди, как и архаичные, которых они сменили, оставались собирателями, жили от милостей природы. Они ничего не строили и не оставили по себе практически никаких следов, кроме каменных орудий. Их потомки изготавливали значительно более сложные орудия, в том числе много видов орудий из кости, и создавали художественные произведения, такие как фигурки из слоновой кости и наскальные росписи в пещерах Франции и Испании. Но они оставались собирателями, которых кочевой образ жизни лишал всех материальных и интеллектуальных возможностей построения цивилизации.

Прежде чем началась история цивилизации, кочевникам предстояло еще одно грандиозное превращение. Им нужно было отказаться от кочевья и образовать оседлые поселения. Учитывая те великие выгоды, которые несет оседлая жизнь, стоит предположить, что перейти к ней раньше у человека не было возможности. Но почему? Что не позволяло ранним людям поставить крышу над головой и пользоваться удобствами постоянства? Какие события должны были произойти, чтобы переход к оседлости стал возможен? Зачем прародителям человечества понадобилось 35 000 лет странствовать по пустыне, пока они не осознали выгоды цивилизации?

Как у племен, поселяющихся в лесу, происходят физические изменения, приводящие в итоге к низкорослости, так же и отказ от единственно знакомого первым людям кочевого уклада жизни мог потребовать определенной аккумуляции поведенческих изменений. Нам оседлость может казаться естественным выбором, но от охотников и собирателей она потребовала ряда непростых перемен. Нужно было научиться ладить с чужаками. Забыть о возможности уйти прочь от опасности или от неудобных соседей. И отбросить былое всеобщее равноправие ради беспощадной социальной иерархии начальствующих и подчиненных, с ее бесчисленными правилами, жрецами и чиновниками.

Потребовались для этого свои генетические модификации или нет, появление оседлых сообществ было событием колоссального значения. Пусть механизм перехода к оседлости для нас пока загадка, время от 50 000 до 15 000 лет назад, до появления первых поселений, – это период взросления человечества.

Этап, предшествующий оседлости, рассматривается в настоящей главе, а следующая будет посвящена переходу от оседлости к земледелию. Такое разграничение исторических периодов основано на предположении, что переход к оседлости был поворотным моментом в человеческой эволюции и гораздо более важным событием, чем одно из его последствий – зарождение земледелия, начавшееся примерно 10 000 лет назад. Однако эта периодизация противоречит членению на эпохи, принятому в археологии. Там примерно с 45 000 до 10 000 лет назад продолжается поздний палеолит, определяемый по характерным наборам каменных орудий. Эти орудия лишь 10 000 лет назад сменились неолитическими – как раз в момент появления земледелия.

Переход из позднего палеолита в неолит совпал с крупным климатическим сдвигом: окончанием великой плейстоценовой ледниковой эпохи, начавшейся 1,8 млн лет назад, и приходом голоцена, теплого периода, который продолжается до наших дней. Как и поздний палеолит, плейстоцен оканчивается примерно 10 000 лет назад.

В эпоху от 50 000 до 15 000 лет назад, когда Африка и Австралия уже были заселены, главные события человеческой истории происходили на Евразийском материке. Хотя Европа и Азия долго шли каждый своей, с другим не схожей, дорогой, в позднем палеолите народы Евразии вели примерно одинаковый образ жизни, охотились в евразийских степях на одних и тех же зверей и терпели те же самые превратности климата. В начале позднего палеолита популяции с запада и востока Евразии, должно быть, где-то переплетались, поскольку и те, и другие изошли из одного корня, из первой волны мигрантов, достигшей Индии. Женщины, принадлежащие к митохондриальной линии X, – свидетельницы той далекой связи. Часть дочерей линии X ушла из Индии на северо-запад, и теперь это европейки; другая часть двинулась на северо-восток, пересекла Сибирь и прошла сухим перешейком на Аляску, став американскими индианками.

Поздний палеолит в Европе был эпохой резких температурных перепадов, особенно во время последнего ледникового максимума, который продолжался примерно с 20 000 до 15 000 лет назад.

Во время последнего ледникового максимума северную и центральную Евразию покрывали ледники, окаймленные полосой тундровой зоны, и людям, населявшим обе половины суперконтинента, пришлось мигрировать на юг, в теплые рефугиумы.

Запад и Восток расходились постепенно. Просторы Евразии не могли не развести позднепалеолитические народы по разным тропам. В этой главе мы поговорим о том, как небыстро и непросто люди Запада шли к оседлости, и о том, как люди Востока одомашнили собаку и открыли Америку.

В плейстоцене большую часть Северной Европы и Северной Азии, иначе сказать – Сибири, покрывали ледники, и климат был значительно суше нынешнего, а вдоль нижней границы оледенения тянулся пояс арктических пустынь. Поскольку ледники вобрали значительную часть Мирового океана, его уровень в плейстоцене опускался сравнительно с нынешним почти на 70 м, и карта мира, если бы люди позднего палеолита могли себе представить такую вещь, была совсем другой. Кроме больших континентов Сунды и Сахула была еще обширная, ныне целиком затонувшая суша между Сибирью и Аляской – Берингия. Она послужила современным людям широким мостом в Америку, но не сразу: большую часть своей истории Берингия была слишком сухой для существования обильной растительности и крупной фауны, а значит, и для человеческих мигрантов, нуждающихся в пропитании.