Читать онлайн «Сборник диктантов по русскому языку для 5-11 классов». Страница 27

Приходим на другой день: нашей конфетки нет, зато рядом у тропы три игольчатых комочка: два маленьких и один побольше. Ежиха привела сюда всю семью, видать, любят они полакомиться.

У озера, на склоне, много молодых липок. А есть липки, должны быть и клены. Они любят такое соседство. Кто кому больше нравится, кто кого лето-летенское ласкает, не скажу. Но стройная красавица липа и статный молодец клен стоят друг друга.

Клен распускается раньше неженки липы, и сладковатый сок-кленовик идет раньше липовицы, когда еще под ногами снег.

Недалеко от тропы спилили прошлым летом один кленок, оставив высокий пенечек. Иду вчера и вижу чудное зрелище: свесились с него по сторонам маленькие сосульки и плачут на солнце. Удивился: откуда сосульки, если на пеньке и снега нет? Да и цвет их немного золотистый. Отломил одну, поглядел и прежде чем бросить, лизнул языком. А она-то сладковатая, ни дать ни взять – леденец. Отломил два леденца, завернул в лист бумаги и в карман: показать дома такую невидаль. Да где там – дорога дальняя, растаял мой подарок, и осталась от него только сладковатая водичка в кармане.

Места, по которым они проезжали, не могли назваться живописными. Поля, все поля тянулись вплоть до самого небосклона, то слегка вздымаясь, то опускаясь; кое-где виднелись небольшие леса, и, усеянные редким и низким кустарником, вились овраги, напоминая глазу их собственное изображение на старинных планах екатерининских времен. Попадались и речки с обрытыми берегами, и крошечные пруды с худыми плотинами, и деревеньки с низкими избенками под темными, часто до половины разметанными крышами, и покривившиеся молотильные сарайчики с плетенными из хвороста стенами и зевающими воротищами возле опустелых гумен, и церкви, то кирпичные с отвалившеюся кое-где штукатуркою, то деревянные с наклонившимися крестами и разоренными кладбищами.

Сердце Аркадия понемногу сжималось. Как нарочно, мужички встречались все обтерханные, на плохих клячонках; как нищие в лохмотьях, стояли придорожные ракиты с ободранною корой и обломанными ветвями; исхудалые, шершавые, словно обглоданные, коровы жадно щипали траву по канавам. Казалось, они только что вырвались из чьих-то грозных, смертоносных копей – и, вызванный жалким видом обессиленных животных, среди весеннего красного дня вставал белый призрак безотрадной, бесконечной зимы с ее метелями, морозами и снегами…

«Нет, – подумал Аркадий, – небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием; нельзя, нельзя ему так остаться, преобразования необходимы… но как их исполнить, как приступить?..»

Так размышлял Аркадий… а пока он размышлял, весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка, все – деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми, звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени еще низких яровых хлебов, гуляли грачи. Они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых ее волнах. Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабевая, исчезали его размышления… Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его обнял.

(По И. Тургеневу)

До чего же щедро мартовское солнце, как оно искусно вяжет на припеке свое серебристое кружево: вытоньшило снег, обсосало, где надо, а где и прожгло насквозь. Оттого все северные склоны амачкинских оврагов потеряли снеговую белизну. А пригорки совсем оголились: видно, усердно потрудилось солнце, вволю поиграло с ними в пятнашки. Оно и ручьи разбудило. И побежали они и все под горку, под горку. Бегут быстро, не догонишь.

Я отправился в лес еще по насту. А поднялось солнце – наста будто и не было. С тонким звоном стали отходить, отрываясь от краев, льдинки на лужицах. А их так много: что ни ямка, то лужица. И все голубые, в каждой – по большому небу. Часам к одиннадцати проснулись ручьи, сначала робко зашептались, заговорили, потом, почувствовав силу, забурлили, застучали, зазвенели, забулькали, запели на разные голоса. Только слушай.

В большом амачкинском долу снег по краям еще держится, и на крутых подвьюжинах висят сосульки, понизу же тронулась вода. Она бежит не спеша: уклон-то пологий. А вон и совсем остановилась: пригрудила снег и встала, спрятавшись в нем. Я разметаю ногой тяжелый снег, даю дорогу воде. И, она опять тронулась, заспешила к протоке, заструилась на солнце чистая снежница. И, как ей не быть чистой, если вся из голубого снега и течет по тонкому ледку.

Раньше у нас в селе всегда ждали водополье, и в чистой, словно ключевой, снежнице старались перемыть все: половички, войлоки, одеяла.

Ручьи бегут. И чем быстрее их бег, тем задорнее песня. Кто не любит эти первые песни весны!

Боевая биография Ушакова действительно незаурядна.

Федор Федорович Ушаков родился в 1745 году. На родине, в Темниковском уезде Тамбовской губернии, от родителей ему досталось наследство: 19 ревизских душ. Помещик он был захудалый, но Россию он любил очень и своими победами прославил ее на морях. Это был самостоятельный адмирал, создатель русской морской тактики. В войнах с турками на Черном море и с французами на Средиземном море одержал ряд блестящих побед.

Крепость на острове Корфу в Средиземном море всегда считалась неприступной. И только перед русскими моряками 20 февраля 1799 года она не могла устоять. Это была одна из самых громких побед русского флота, окончательно утвердившая во всем мире имя Ушакова как великого флотоводца. В тот момент другой великий, но сухопутный, русский полководец, Суворов, действовал в Северной Италии против французов. Узнав о победе Ушакова, он сказал: «Жалею, что при взятии Корфу не был хотя бы мичманом…»

Ушаков был единственным соперником по славе с знаменитым адмиралом Нельсоном… В 1799 году два великих флотоводца встретились в Палермо. Нельсон твердо рассчитывал, что Ушаков расшаркается перед ним и станет покорным орудием в руках Англии, но самоуверенный англичанин обманулся в своих ожиданиях. Случилось другое: от природы умный, самостоятельный, русский адмирал не уронил достоинства России и ревниво оберегал интересы своей родины. Разочарованный Нельсон в письме отзывался об Ушакове, что он держит себя очень высоко и что под его вежливой наружностью скрывается медведь.

В старой России Ушаков не пользовался такой широкой известностью, как Нельсон в Англии. В Англии каждый школьник знает этого адмирала, а у нас, кроме морских офицеров, мало кто знает о народном герое – Ушакове. Одна или две книги – вот и все, что было написано о нем.

Цари не очень ценили Ушакова: им не нравилась его самостоятельность, поэтому Ушаков не подошел ко двору. Так и вынужден был он, шестидесяти двух лет, полный сил, уйти в отставку и уехать к себе в тамбовскую деревню, где и умер в 1817 году.

(По А. Новикову-Прибою)

Наверху оврага, у самого склона, прижилась красавица ива. Оттого ли, что ей больше солнца перепадает на просторе, она первой распускается по весне. Зато и от людей ей достается: ее ломают и с боков, и с вершины, и уходит она в зиму с обломанными ветками, вся в болячках и ранах. А к весне снова оживает и преображается: обрастает новыми ветками, выкидывает все больше и больше почек.

Сейчас холодно и метут метели, а пушистые почки уже освобождаются из-под темных, словно прокаленных чехольчиков и радуют глаз. Их и вечером заметишь: выглядывают из темноты серебристыми светлячками.

А вчера был дождик, изрябил снег под ивой, навешал дождинок на ветках в ряд с почками. Сегодня замерзли те дождинки, и загорелась на солнце ива махонькими многоцветными огоньками.

А скоро она распушится, раззолотится, зацветет. И к ней первой прилетят пчелы, шмели, лимонницы. И загудит вся, вторя бойким весенним ручьям, заневестится, зарадуется. И обсушится спрятанное у комля птичье гнездо.

И еще открою один секрет: внизу, под ивой, по склону, – самое ягодное место.

Я частенько заезжаю на лыжах к той иве, чтобы порадоваться вместе с ней приходу весны.

Верблюд – верный помощник человека. Это основное мясное и молочное животное пустыни. На нем пахали землю, использовали при молотьбе, он вытаскивал громадные бадьи с водой из глубоких колодцев. Тысячелетия верблюд был незаменимым транспортным средством. Лишь совсем недавно его вытеснили автомобили, самолеты и другая техника.

Грузоподъемность верблюда завидная: он может нести примерно половину собственного веса. Рекордисты – столько же, сколько весят сами, – более 700 килограммов. Верблюд не только могуч, но и легок на ногу. Он достигает скорости более 20 километров в час.

Верблюд – иноходец, его шаг отрегулирован так, что он одновременно выносит вперед конечности, расположенные по одну сторону тела. Такая ходьба и позволяет ему поддерживать постоянную скорость на больших расстояниях – до 80–90 километров в день.