Читать онлайн «Политические сочинения». Страница 88

Особой разновидностью политической романтики является ее консервативная интерпретация, делавшая возможным видеть идеал даже в сословно-корпоративистском и полицейском государстве Фридриха II или Меттерниха. Легитимными здесь объявлялись все те идеи (истинной веры, историзма, органического развития, национализма и патриотизма), которые противостояли революционным принципам гражданского общества и правового государства – открытости, рационализма, модернизации и свободы.

Обращение к современной российской политической мысли позволяет констатировать, что мы стоим у истоков новой политической романтики. Доминирующими мотивами стали критика либерализма и модернизации, вообще отрицание западного пути развития для России. Из всего культурного наследия русской эмиграции межвоенного периода была извлечена евразийская теория, служащая обоснованием особого (антизападного) развития страны. С этих позиций ведется поиск государственной идеологии, национальной и религиозной идентичности, а принципы права и свободы личности пытаются подменить понятиями нации, патриотизма, деления общества на друзей и врагов государства. Идея национального государства стала центральной для всего этого спектра консервативной мысли. Неудивительно, что основу искомой политической стабильности консервативные идеологи видят в соответствующей византийско-православной традиции сильной авторитарной власти, стоящей над обществом и наделенной патерналистскими чертами в отношении к нему. Неудивительно – далее, – что система образов и лексика современных российских адептов национальной идеи больше напоминает язык германских романтиков эпохи Бисмарка или французских историков времени Наполеона III, нежели современных политологов.

Новая доктрина «национальной безопасности» и принятая в ее развитие доктрина «информационной безопасности» выражают именно эти идеологические принципы. Способ решения проблемы усматривается в создании единой государственной системы защиты информации и государственной тайны. Государственная тайна вообще выступает как некий символ романтической концепции власти, тая в себе представления о ее мистическом, сакральном характере, не поддающемся рациональному анализу.

Политический центризм, ставший доминирующей ценностью новейшего российского режима, был открыт в Западной Европе середины XIX в. как способ выхода из острых революционных кризисов. Он становится возможен лишь при наличии ряда объективных условий – гражданского общества, всеобщего избирательного права, наличия соответствующих массовых коммуникаций. Такие мыслители, как Токвиль или Острогорский, связывали его с феноменом демократии, представительства и партий. О центризме пишут многие теоретики российской государственной идеологии, которые, однако, не считают нужным проанализировать исторические варианты его реализации. Наиболее оригинальным из них стал бонапартизм эпохи Второй империи. Программа бонапартизма Наполеона III (развивавшаяся, в частности, в его книге о борьбе с бедностью) создавалась с пониманием социального вопроса и необходимости массовой мобилизации и государственного регулирования, она являлась ярким произведением социальной демагогии и способствовала победе Наполеона на всеобщих президентских выборах 1848 г. Именно эта трактовка политического центризма оказалась наиболее востребованной при переходе к гражданскому обществу и демократическим выборам в постсоветской России. Каковы причины этого?

Подавляющая победа Луи Наполеона на выборах (более пятидесяти процентов голосов, большая часть из которых принадлежала крайне левым) выразила торжество формулы политического центризма, отвергавшего как правый, так и левый доктринерский экстремизм в пользу политической стабильности и сильной власти. Этот результат, проявившийся как неконтролируемый эмоциональный всплеск, вызвал к жизни принципиально новую политическую силу, быстро институционализировавшуюся, приобретшую черты политической партии центра и объединившую воедино консервативное (монархическое), демократическое (социальная демократия) и чисто бонапартистское голосование. В целом оно объединило протестный электорат, длительное время не имевший голоса и стремящийся взять реванш за годы отчуждения и молчания в рамках лозунга «наведения порядка в стране».

Государство и его институты выступали инструментом патерналистского регулирования и социальной филантропии. Суть программы выражалась в этатистском и милитаристском реформизме. Соответственно социальной опорой режима были крестьянство и армия. Элита перестраивалась на основе технической компетентности, иерархии и вождизма.

В сущности, это была уже вторичная попытка реализации данного типа легитимации власти путем обеспечения внутренней и внешней стабильности государства, которые являлись декларируемой целью режима. Первая относится к периоду Первой империи. В ходе вторичного утверждения бонапартизма у власти существенную роль играла социальная демагогия. Ее важным элементом являлась идея равенства – борьбы с новой «аристократией богатств» и плутократией. Выводом из этого тезиса стали, с одной стороны, необходимость справедливого социального законодательства и прогрессивного налогообложения доходов, с другой – право на насильственное изменение государственного строя (в частности, стремление положить конец «парламентской говорильне»). Бонапартизм стремился представить себя как истинный социализм, но на деле представлял собой филантропический патернализм. Основными направлениями государственной идеологии после утверждения нового режима стали консервативные лозунги – экономическая свобода, собственность, семья, религия, порядок, сильное государство и вера в провиденциальную личность правителя. Анализ бонапартистской пропаганды позволяет выявить ее основные стереотипы, группирующиеся вокруг противопоставления порядка и беспорядка. Порядок в этой логике означает национальное единство, выражающееся во всеобщем избирательном праве, предоставившем президенту республики необходимые полномочия для обеспечения порядка: стабильности, свободы и гарантий их реализации (воспитание населения, уважение к труду, собственности, семье и религии). С другой стороны, возникал манихейский образ раскола и гражданской войны, попрания всеобщего избирательного права и народной воли, установления анархии красного социализма, следовательно, господства беспорядка, нестабильности и ложной свободы в виде отупления народа, безделия, разрушения собственности, разложения армии, семьи и распространения атеизма. Аналогии с современной социальной ситуацией в России имеют не внешний, но фундаментальный характер, позволяя констатировать сходство конфликтов и, как будет показано далее, найденных способов управления ими.

Темы собственности, семьи, религии являются основами понятия порядка. Однако на первое место выходит оригинальная концепция власти как предпосылки порядка и главного условия его установления – всеобщее избирательное право, социальная политика, национальное единство. Эти идеи воплощены в концепции «Великой национальной партии» вместо «партии порядка» (лозунг которой был монополизирован орлеанистами и легитимистами). Раз придя к власти, бонапартизм не просто выступал как выражение воли народа, но стремился активно формировать ее.

Специальное внимание бонапартистской пропаганды обращалось на крестьянство, традиционную социальную базу режима. Можно говорить об искусном использовании новой политической технологии – специальном обращении к крестьянству, демагогическом противопоставлении его горожанам и нотаблям. В этом проявилось особое направление идеологии – аграрный бонапартизм, который был достаточно эффективен при Первой и Второй империях, неизменно давая результат на всех плебисцитах и обеспечивая в ходе избирательных кампаний поддержку бонапартистских кандидатов. Как во Франции середины XIX в., так и в современной России широкие слои населения, разделявшие традиционалистские (в основе аграрно-коллективистские) принципы социальной справедливости и идеи уравнительного распределения собственности, были готовы пожертвовать буржуазно-либеральной демократией (собраниями, партиями, прессой), от которой они были отчуждены, во имя стабильного режима, провозглашавшего понятные им ценности и апеллировавшего непосредственно к ним, минуя региональных лидеров (префектов или губернаторов). Эти широкие социальные слои, которые Маркс сравнивал с мешком картошки, получили возможность социальной интеграции и самоидентификации через принципы национализма, патриотизма и сильной личности.

Направленная пропаганда стала важной характерной чертой нового режима. Одним из первых в Европе нового времени бонапартизм уделял столь большое внимание мобилизации общественного мнения в свою поддержку, использованию новых избирательных технологий. Для этого разрабатывалась специальная стратегия, организовывались группы поддержки и агитации, на места рассылались агенты, обращавшиеся к разной аудитории с различными (привлекательными именно для данной категории) лозунгами. Деньги, брошюры, мобилизационные лозунги, а также агенты их распространения прибывали из центра. Эта деятельность концентрировалась в политико-благотворительном Обществе Десятого Декабря, возникшем из Комитета 1848 г. Большое внимание было уделено нейтрализации оппозиционных и поддержке проправительственных изданий в департаментах и созданию новых, чисто бонапартистских, периодических изданий (распространявшихся по сниженным ценам или бесплатно) наряду с бюллетенями голосования («рейтинги»), афишами, краткими брошюрами, биографией президента. Если бы тогда существовали телевидение и радио, другие современные средства информации, то, несомненно, они были бы включены в этот процесс в рамках политики информационной безопасности. Разве все это не является основными признаками также голлистской партии «Республиканский союз» или российского объединения «Единство», организованного специально в качестве партии власти с конкретной целью – победа на выборах?