Читать онлайн «Политические сочинения». Страница 41

Если рассматривать демократизацию общества в контексте теории социальных изменений, то в перспективе она предстает не как расширение представительства масс, которое далеко не беспредельно, а прежде всего как формирование особого квалифицированного правящего класса, которому свойствен ряд основных черт. Это растущее число элитных групп с параллельным уменьшением их власти; разрушение их исключительного статуса в глазах общества, т. е. превращение из привилегированных в профессиональные; изменение качественного состава элитных групп, в которых должны преобладать ученые-специалисты в области экономики, политики, права и т. д., а не функционеры традиционного типа. Демократизация социальных отношений снизу и их рациональная организация сверху позволят избежать крайностей и обеспечить условия для социального прогресса.

В эволюции теории разделения властей четко прослеживается ряд основных этапов. Первый. Формирование представлений о необходимости разделения властей для обеспечения свободы индивида, охватывающее период с древности (когда эта идея впервые появилась в теоретических трудах о политике) до начала Нового времени. Второй. Систематическое теоретическое обоснование принципа разделения властей в эпоху кризиса абсолютизма и перехода к парламентскому строю в странах Западной Европы и Америке, когда он был положен в основу переустройства всей политической системы и нашел закрепление в первых конституциях. Именно в эпоху Просвещения и Французской революции теория разделения властей Монтескье получила завершенное теоретическое оформление и проверку на практике, дав импульс различным моделям политического устройства Нового и Новейшего времени – конституционной монархии, президентской и парламентской республикам. Третий этап интерпретации данной теории связан с конституционным развитием XIX в., на протяжении которого европейская политическая мысль стремилась найти оптимальное соотношение социальной трансформации и решения задач политической модернизации, радикальных социальных реформ и возможности их осуществления правовым путем, с сохранением легитимности и преемственности традиционных (монархических) властных структур. Такая постановка в XIX в. получила распространение (и теоретическое обоснование) главным образом в странах Центральной и Восточной Европы, где сочетались, с одной стороны, консервативные (феодальные) социальные институты, подлежащие уничтожению, а с другой – традиции сильной государственной власти. В результате сам принцип разделения властей претерпел (в Германии, Австро-Венгрии и России) существенные модификации: интерпретировался в рамках либеральной концепции монархического конституционализма и его эволюции в направлении к правовому государству. Четвертый этап развития теории разделения властей приходится на переломную эпоху начала XX в. Кризис традиционных социальных и политических институтов в условиях мировой войны и революции поставил под сомнение саму возможность сохранения правового государства. С этим связана всесторонняя критика принципа разделения властей как крайне правыми, так и крайне левыми идеологами, доказывавшими теоретическую невозможность его реализации и практическую неэффективность организации политической системы. В условиях военной и послевоенной экономической ситуации, требовавшей мобилизации ресурсов и концентрации политической власти, вопрос о разделении властей начинает рассматриваться как второстепенный даже в странах с устойчивыми традициями демократии и парламентаризма. Данный принцип подвергается эрозии, его содержание видоизменяется и сводится исключительно к возможности более рациональной административной организации, проведению функционального разграничения органов власти и политических институтов. Еще более негативно воспринимается концепция разделения властей в государствах, где победили тоталитарные или авторитарные режимы. В Германии, России, Испании и других странах с однопартийными или военными диктатурами принцип разделения властей отбрасывается полностью и превращается в символ отжившей либеральной демократии. Однако сама непримиримость идеологов этих режимов в отношении разделения властей указывает на слабое место их построений – невозможность обеспечить гарантии свободы общества и индивида перед лицом власти. Пятый этап развития рассматриваемой теории приходится на послевоенный период, когда в 50-е г. западная политическая мысль вновь обратилась к принципу разделения властей, видя в нем краеугольный камень демократического строя и гарантию от возрождения тоталитарной угрозы. Дискуссии того времени не являются, однако, простым повторением классических постулатов правовой науки предшествующего периода, но вносят в их понимание много нового. Фактически вывод социологической науки Новейшего времени обогащается анализом политической реальности XX в. Можно сказать, что новая либеральная парадигма вобрала в себя критический потенциал, который характерен для интерпретации разделения властей в авторитарных доктринах начала века. На этой основе в 60–70 г. формируется современная концепция принципа разделения властей, которая в обогащенном виде продолжает свое существование и в наши дни. Суть этой концепции состоит в системном анализе всякого политического режима, при котором преимущественное внимание уделяется механизму власти, движущим силам, структуре и его функциям. Это помогает конструировать динамическую модель развития политической системы в целом, выявить роль государства и отдельных институтов.

Данный подход позволяет сформулировать основной вывод о месте принципа разделения властей в современном обществе и государстве. Однако прежде необходимо установить, какой конкретный смысл вкладывается в понятие «разделение властей», поскольку на всем протяжении своего существования оно наполнялось различным содержанием. Важно, далее, дифференцировать типы политических режимов, в которых реализация принципа разделения властей имеет существенную специфику. Наконец, следует исходить не только из статической картины данной политической системы, но проследить динамику ее развития, выявить общую тенденцию. При таком подходе удастся избежать неоправданного априоризма, свойственного современным дискуссиям о разделении властей.

Следуя данной логике, можно констатировать: модель организации политической власти, которая была предложена Монтескье и выражена в теории разделения властей, выдержала проверку временем и остается стержнем всякой демократической политической системы. Безотносительно к форме государственного устройства (президентская или парламентская республика) принцип разделения властей является формальной гарантией политической свободы общества. Что касается существа дела, то (как показала современная политическая социология) все гораздо сложнее: формальная гарантия политической свободы еще не означает ее реальной гарантии. При анализе этой проблемы центральное место справедливо уделяется структуре власти и механизму управления в каждом конкретном обществе. Это совокупность признаков политической системы, которую Монтескье обозначил понятием «природа правления». Современная наука определяет ее как характер политического режима.

Одним из важнейших достижений политической науки XX в., в отличие от правовой науки XIX в., является как раз то, что она перешла от анализа формальной структуры власти к исследованию ее подлинной или реальной организации, продемонстрировав на конкретных примерах нашего времени разрыв между нормой и действительностью, декларациями политической власти и ее конкретной практикой. В этом контексте принцип разделения властей выступает как некий абстрактный идеал, своего рода идеальный тип, который едва ли находит практическое применение в условиях современного политического процесса. Мы видели, однако, что данный скептический тезис таит в себе собственное разрушение: если даже допустить существование в современном плюралистическом обществе единой политической элиты, то из этого не следует, что соперничество составляющих ее групп не может идти по линии разделения властей.

Таким образом, институт разделения властей выступает организационной формой распределения интересов властных групп, задавая им правила игры в рамках демократической политической системы. Существуют, однако, другие (и более серьезные) аргументы против применения принципа разделения властей на практике. Они также исходят из противопоставления формальной юридической декларации и реальной практики политических режимов тех стран, которые еще только встают на путь социальной и политической модернизации по образцу европейских государств. Тот факт, что в этих странах продолжают сохраняться традиционные социальные институты, позволяет усомниться в правомерности единовременной ломки политических структур и создания на их месте демократических институтов. Речь идет о странах, находящихся на посткоммунистической стадии развития, или просто традиционалистских обществах, сохраняющих многие архаичные элементы социальной организации. Рационализация приводит здесь к парадоксальной ситуации: последовательное проведение принципа разделения властей и создание соответствующих политических институтов демократического общества (парламента, президентской власти, независимого суда) способствуют не установлению западной либеральной демократии, а наоборот – ревитализации отживших политических структур и слоев. Элементы системы разделения властей становятся формой институционализации консервативных сил, выступающих против радикальных социальных преобразований, а борьба властей часто является не чем иным, как столкновением различных традиционалистских элитных групп – номенклатуры, феодальной аристократии, родовых кланов и т. д. В этих условиях можно говорить лишь о мнимом конституционализме, квазидемократии, профанации идей разделения властей. С такой ситуацией мы сталкиваемся в современной России. Многие специалисты на этом основании отмечают бесперспективность и даже вредность социальных институтов, имеющих западное происхождение и способных реально функционировать только в условиях сложившегося гражданского общества. В подобных (нерационализированных и неправовых) политических системах проведение принципа разделения властей создает анархию, политический вакуум, способствует установлению новой тирании.