Читать онлайн «Консерватизм и развитие. Основы общественного согласия». Страница 6

Главная общая черта этих новых партий – вызов истеблишменту в партийной системе. Их идейно-политические позиции – причудливый «микс» ценностей постиндустриальных, еще не нашедших должного (с точки зрения определенных сегментов общества) отражения в программах традиционных партий, и старых, которые оказались отодвинутыми на задний план. Последнее, подающееся как отход от основ и традиций, чаще преобладает именно у новых правых.

Противостояние старых и новых партий началось (по крайней мере, в некоторых странах) еще с 70-х гг. прошлого века, однако совершенно новое измерение оно приобрело после кризиса 2008–2009 гг. Его последствия «привели к обостренному ощущению разочарования народных масс и усугубили негативные тенденции политического развития… общественное недовольство демократией проявилось в подъеме популистских и протестных партий, которые в Европе бросили вызов устоявшемуся политическому порядку» (The Economist Democracy Index, 2014).

Для консерватизма это противостояние означало раскол на «мейнстрим»: крупные партии, реально участвующие в борьбе за власть, и бросившие им вызов иные политические силы, в позиционировании которых присутствуют черты консерватизма.

На консерватизм и как политическое течение, и идеологию сильное влияние оказывает процесс секуляризации, т. е. снижение роли религиозных воззрений и церковной организации на политическое и, отчасти, общественное поведение людей. Рождение консерватизма после Великой французской революции совпало с многократным усилением этого процесса благодаря трем разноплановым явлениям, наблюдавшимся в XVIII и первой половине XIX в.

Во-первых, это устойчивый экспоненциальный промышленный рост, приводивший к тектоническим сдвигам как в социально-экономическом укладе, так и общественных отношениях, причем более успешными оказывались те общества, в которых роль традиционных религиозных институтов в политике была меньшей. Во-вторых, это Просвещение, оказавшее глубокое воздействие на принципы политической и социальной организации общества. Еще Реформация привела к появлению в Европе религии, «которая устранила внешние санкции и ритуальные формы фиксации социального долга и… возложила на каждого индивида нелегкую обязанность быть для самого себя и духовником, и судьей» (Геллнер, 1995, c. 85). По сей день многие консерваторы рассматривают секуляризацию как то, что общество «проживает нравственный капитал» религиозности. Геллнер же полагает, что «в действительности оно живет благодаря компромиссу – сложному равновесию между верой и искренним сомнением… Полная реставрация былого “морального капитала” является для него практически невозможной… Новые классы и новая этика в значительной степени опирались на чувство новой религиозной общности. Со временем люди научились воздерживаться от демонстрации этих убеждений в общественной жизни, по крайней мере признали, что они не должны открыто влиять на политику» (там же, с. 149–155).

Процесс секуляризации затрагивал разные сферы: от лишения церкви земельных владений и отделения государства и школы от церкви до постепенного снятия запретов на развод, аборт и размывания доминирование мужчины в семье (по мере того как женщины уравнивались в гражданских правах с мужчинами и все чаще сами зарабатывали себе на хлеб).

Отметим вслед за М. Вебером, что политическая роль организованных религий зависит от их интересов, а не сущности, определяется «вовлечением религиозных организаций в интересы властей и борьбу за власть… а также потребностью действующих властей в освящении их легитимности» (Gerth, Mills, 1958, p. 337–338). С течением времени религия во все большей степени воспринимается обществом как вопрос частной жизни, а не политической. Столь же несомненно, что в обществе всегда есть и сегмент людей, следующих в своем общественном поведении наставлениям религиозных организаций или общин, и политики, сознательно работающие именно с этим сегментом электората.

Описанные выше явления последних десятилетий, прежде всего подъем городского среднего класса с более либеральными ценностями, ознаменовали переопределение рамок социального поведения и моральных норм. В первую очередь это привело к тому, что религиозные нормы и стереотипы общественного сознания перестали рассматриваться как легитимация неравенства по основаниям пола, этничности, вероисповедания и сексуальной ориентации. Отражением этих процессов стала новая социальная доктрина католицизма, принятая Вторым Ватиканским собором (1962–1965). Ее центральное положение – в том, что церковь должна оправдывать себя перед обществом своей социальной миссией, а не только как обладатель высшей истины, определяющей моральные нормы. Такие сдвиги приняты большей частью западных обществ (включая верующих людей и сторонников консервативных партий), но порождают острый конфликт с теми, кто придерживается традиционных, освященных церковью взглядов на вопросы морали.

Означает ли это упадок христианства на Западе? Как отмечают исследователи ценностей в различных обществах на основании регулярно проводящихся межстрановых исследований, «данные выявляют два противоречащих друг другу тренда. С одной стороны, во многих промышленно развитых странах снижается посещаемость религиозных служб (а в посткоммунистических – некоторый рост). С другой стороны, наблюдаются подъем духовных чувств и сохранение значимости понятия «бог», т. е., по словам авторов, «преобладающие церкви сегодня оказываются не на той радиочастоте для многих жителей постиндустриальных стран» (Inglehart, Baker, 2000, p. 47–48).

То что происходит сейчас в западных обществах, в российском консервативном дискурсе часто называется «постхристианством»[4], однако в свете вышесказанного корректнее было бы говорить о «постцерковности». Мы исходим здесь не из религиозной традиции, утверждающей устами Св. Киприана Карфагенского, что «вне церкви нет спасения», а из социально-политических реалий: современный западный христианин в своих религиозных убеждениях становится менее зависимым от церковной организации как в самой вере, так и в определении своего поведения в миру, в том числе – в политической, общественной и частной жизни, оставаясь при этом религиозным человеком.

Религиозная идеология формируется вне рамок партии, а потому консервативная партия, в отличие от других идейно-политических «семей», не обладает полным контролем над своими идейно-программными установками, если таковые связаны с религиозной моралью (например, в вопросах брака и развода, права на аборт, эвтаназии и т. п.). Это может создать конфликт между партией и церковью, но, с другой стороны, обеспечивает гетерогенность идейных установок внутри партии (Gunther, Diamond, 2003, p. 167–199). Добавим, что в условиях переопределения партийных систем, описанного выше, это с неизбежностью означает, что часть электората, для которого религиозные установки являются значимым мотивом политического поведения, отвернется от традиционных консервативных партий, что, в свою очередь, потребует иного представительства подобных интересов в политическом пространстве.

Описанные выше сдвиги в социально-экономической сфере и ценностях общества ставят консерваторов перед многими новыми вызовами. И в прошлые эпохи консерваторы в политике не всегда объединялись в единую крупную партию: это было необходимо только в государствах с мажоритарной однотуровой избирательной системой. Однако размежевания внутри консервативного лагеря чаще отражали субъективные и личностные противоречия, но не носили принципиального идейно-политического характера. Отличие современной эпохи – более глубокое размежевание, позволяющее говорить о противостоянии «системного консерватизма» и бросивших ему вызов новых консервативных течений.

Темпы, масштабы и комплексный характер сдвигов, произошедших в последние годы, порождают напряжения и обостряют противоречия в консервативных ценностях и политических доктринах.

Мы начинаем обзор современных тенденций западного консерватизма с социально-экономической тематики по двум причинам. Во-первых, после Второй мировой войны эти проблемы становятся основными в деятельности консервативных партий. Представляется, что из сложного набора причин такого явления основными являются две. Это переопределение консервативных ценностей государства и органичности общества: они стали пониматься как эффективность и конкурентоспособность национальной экономики, что требовало укрепления рыночных начал и социального мира как гарантии от радикализма. Великая депрессия 1930-х, подъем тоталитарных государств и Вторая мировая война, активность коммунистического лагеря – все это свидетельствовало о кризисе как идейно-философских, так и государственно-управленческих моделей прошлой эпохи и необходимости поиска ответов на эти вызовы.