Читать онлайн «Консерватизм и развитие. Основы общественного согласия». Страница 17

Очевидный общий успех нового консерватизма – приостановка глобализаторского тренда, свойственного в последние десятилетия системным консервативным партиям и их возврат к подчеркиванию приоритета «национального» над «глобальным». Однако в целом можно утверждать, что системный консерватизм справляется с последствиями кризиса, по крайней мере в том смысле, что левые в Европе и США не смогли значительно повысить свою популярность, а распространившиеся в последние годы новые левые подходы – более перераспределительные, чем раньше – имели лишь ограниченный успех. При этом в кризис правые смогли эффективно сыграть на своих традиционно сильных сторонах – том же «возвращении к идентичности», разумной фискальной политике, экономии госрасходов и умелом маневрировании в политическом центре[11].

Таким образом, по совокупности факторов можно предположить, что новый консерватизм станет существенным фактором в становлении посткризисной Европы. Определение новых рамок как социально-экономической, так и «морально-культурной» политики, поиск путей выхода из кризиса и новой политики европейской интеграции будут проходить под его влиянием, а в каких-то случаях – с его участием. В конечном итоге судьба новых и системных консерваторов будет определяться способностью Запада ответить на вызовы социально-экономического кризиса, что для Европы дополняется необходимостью искать новые подходы к интеграционным процессам. Успешное решение этих проблем скорее всего вернуло бы новый консерватизм на позиции периферийной политической силы или потребовало от него сближения с истеблишментом. Напротив, нарастание кризисных явлений повысило бы шансы новых консерваторов усилить влияние или – в особо острых ситуациях и в странах с пропорциональной избирательной системой – войти в правящие коалиции.

Проблематика германского консерватизма рассматривается в книге с двух сторон. Первый раздел посвящен консервативной традиции в германской политической мысли, второй – либеральному консерватизму в послевоенной Германии.

Немецкий консерватизм имеет существенные особенности, во многом отличающие его от консерватизма других стран. В Германию, какой мы ее знаем в исторических границах XIX–XX вв. (со всеми известными изменениями, дополнениями и потерями) словно бы стянулась, сконцентрировалась более обширная страна. По историческим меркам Германия одновременно и стара, и очень молода. О чем же, в принципе, может помнить немецкий консерватор? Самым схематичным образом историю Германии последних двух веков можно представить как борьбу за объединение немецких земель, которая несколько раз кончалась успехом, после чего могучая держава устремлялась к катастрофе. Логично было бы предположить, что немецкие консерваторы всякий раз были среди тех, кто старался удержать соотечественников от слишком радикальных шагов. Однако на деле все выглядело сложнее.

В XIX в. Германия не воссоединялась, но впервые объединялась как национальное государство. Еще в последней трети XVIII в. историк, богослов и философ И. Г. Гердер, много сделавший для становления немецкого национального самосознания, мог говорить о «немецких народах», но при этом считал, что «национальный дух» в немцах еще только предстоит пробудить (Elsner, 2000, s. 49). Призывавший немцев к единству и борьбе с Наполеоном знаменитый философ И. Г. Фихте обращался с речами к «немецкой нации», но даже для него нация еще была тем, что только требовалось создать. Фихте выделял немцев среди других германских народов, потому что они, в отличие от прочих, остались на своей территории и сохранили свой язык, но, будучи, как он их называл, одним из «изначальных народов», немцы должны были овладеть особым государственным искусством и создать себя как нацию. При этом, хотя высшие задачи немцев Фихте считал общечеловеческими, он постоянно обращался к тому главному, что дает человеку нация. Это главное, по словам философа, – посюстороннее бессмертие. Конечно, христианство обещает воскресение, но человек хочет рая уже здесь и сейчас, на земле, а раз в этой жизни ему суждено умереть, он хочет знать, что его существование в чем-то продлится дальше и дальше, когда его уже не будет. Такую возможность дает ему жизнь его народа: «Народ и Отечество как носитель и залог земной вечности и как то самое, что здесь может быть вечным, находится намного выше государства, в обычном смысле слова – выше общественного порядка, каким его схватывает голое ясное понятие и по своему лекалу возводит и сохраняет» (Фихте, 2009, c. 197).

Все эти положения Фихте, строго говоря, не были консервативными[12], но вошли в позднейший язык немецкого консерватизма: и преувеличенное внимание к государству, и возвеличивание немецкого народа, и радикальный патриотизм являются самоочевидными для большинства консерваторов, хотя часто все эти понятия трактуются ими по-разному. Преклонение перед Фихте отличало выдающегося немецкого консерватора Г. фон Трейчке, о котором речь пойдет ниже. В годы нацизма А. Гелен и Х. Шельски, будущие ключевые фигуры неоконсерватизма в ФРГ, а также радикальный правый теоретик Х. Фрайер неоднократно обращались к трудам Фихте, чтобы обосновать свое понимание государства, народа и патриотизма (Gehlen, Berlin, 1935; Gehlen, 1935, Bd. 2, p. 209–218; Schelsky, 1935; Fichte, 1933).

Большую роль в становлении консерватизма сыграло и мощное идейно-политическое и литературно-философское движение немецкого романтизма (Schmitt, 1925). Политический романтизм сформировался на волне воодушевления Французской революцией, но впоследствии большинство его представителей были разочарованы в революции и перешли на реакционные позиции. У них мы тоже видим подчеркивание роли государства, воспевание его. Консерватизм и даже реакционность романтиков состоят в том, что в качестве идеального или желательного они называют то, что происходило в глубоком прошлом. В настоящем – революции, разрушение основ. В будущем, если не принять мер, – усугубление этих тенденций. Но зато в прошлом – именно то, что и должно быть. Именно поэтому так важна роль традиции. Активное участие, лидерство в конструировании культурной традиции – типичная задача, которую ставили перед собой многие консерваторы. Конечно, они вовсе не ограничивались воспеванием государства. Романтики болезненно реагировали на современность, на рационалистический эгоизм буржуазного мира. В противовес ему они создавали образ сказочной Германии с доблестными рыцарями, добрыми горожанами, занятыми своими ремеслами, искренним благочестием, а самое главное – с тем органическим единством народа, в котором каждый ощущает себя членом своего цеха, своего ордена, гражданином своего города, своего народа с его языком, сказками, песнями и преданиями.

Радикальный сдвиг в оформлении немецкого консерватизма произошел в ходе объединительных процессов второй половины XIX в. Одной из ключевых фигур в качестве консервативного идеолога был знаменитый историк Генрих фон Трейчке (1834–1896). Выдающаяся, главенствующая роль Пруссии – центральная тема сочинений Трейчке, который рассматривал другие европейские страны, прежде всего Францию, как изначальных врагов, а другие немецкие земли, прежде всего Баварию, – как недостойных соперников Пруссии. Преклонение перед прусским государством, мощью рациональной бюрократии, признание его притязаний на лучшее, просвещеннейшее, человеколюбивое, связанное с уважением к праву и благоденствием всех сословий правление – все это было старой немецкой традицией. Но Трейчке решил заглянуть не в ближайшее прошлое (например, во времена Фридриха Второго Прусского), а в эпоху куда более отдаленную. Государство тевтонского ордена Трейчке превозносил и считал обогнавшим свое время. Однако орден, на вершине своих территориальных приобретений, пал, оставленный рейхом на произвол могущественных соседей. То же самое произошло с Пруссией и через несколько веков, спустя 20 лет после кончины Фридриха Великого. Вот почему Германии нужно сильное, единое, предводительствуемое Пруссией государство. Трейчке последовательно отвергает все те доводы, в том числе и доводы романтических консерваторов, которые делают ставку на органический, постепенный исторический рост, на благодетельные последствия для Германии ее децентрализации, на преимущественную важность единства языка и культуры, а не государства. Именно государство должно стоять во главе угла, говорит он, и если оно не выросло органически, его следует создать, а культура и язык расцветут именно в едином государстве, которое даст куда больше децентрализации, нежели многочисленные немецкие княжества, которые не едины между собой, зато централизованны внутри. Иными словами: консерватизм Трейчке деятельный, решительный, не воспринимающий традицию как догму, готовый пересоздавать историю (Гусева, 2011).