Читать онлайн «Политическая экология». Страница 68

Россиянин не только фаталистичен, в т.ч. в отношении собственного здоровья, здоровья детей и близких, материальных сбережений. Но вообще сознательная забота о чем-то входит в противоречие с его поведенческими навыками. Усреднённый россиянин нарочито пренебрегает как собственной жизнью, так и материальными ценностями. И это не удивительно, два поколения наших ближайших предков прожили всю жизнь (1900–2000 гг.) под дамокловым мечом управления разваливающегося монархизма и пришедшему ему на смену сталинизму, чётко продемонстрировавшим бренность человеческой жизни в России. Историческая память живёт в народе долго.

Среди стран со сходным производством на душу населения, мы обладаем самым низким уровнем медицинского обеспечения. Т.е. ни одна страна, с которой мы находимся в равных социально-экономических условиях, не имеет столь недоразвитой медицинской системы. Не станем даже сравнивать себя с группой глубоко оторвавшихся социализированных государств– лидеров. Но, даже сопоставив себя с соседями по Восточной Европе или по Балканам, мы увидим, что уровень социальной среды, медицинского обеспечения, уровень ответственности за собственное жизнесбережение чудовищно низок. То есть, наша часть этой политико-экологической составляющей, находится за нижним пределом критики.

Парадокс заключается в следующем: декларируемое высшим политическим руководством жизнесбережение, в силу непрофессионализма и коррумпированности механизмов исполнительной власти, никогда не достигает потребителя. При этом государство исправно взимает с граждан всё возрастающие налоговые сборы.

Существует, конечно, малочисленный класс, или та прослойка населения, которая в состоянии «купить» себе здоровье. Но даже у этого обеспеченного класса отсутствует глубокая внутренняя мотивация к жизнесбережению, т.к. сегодня никто в России не может быть уверен в своём будущем. Ни в экономическом, ни в системе реализации своих жизненных возможностей. Реализуется принцип «живём и работаем сегодня». Деклассирован может быть каждый. Неизвестно, что будет завтра. Соответственно активно работающий и зарабатывающий человек не может позволить себе отвлечённые цели и интересы, кроме, как на достижение максимальных материальных результатов.

Если человек бедный, то он не уверен, садясь в свою переполненную ночную электричку, что сегодня же вечером подонки не проломят ему голову пустой бутылкой. Если человек богатый, он практически ощущает то же самое. Выходя за пределы своего особняка «на Рублёвке», он совершенно не исключает, что сейчас взорвётся его машина или его бизнес будет отобран, а сам он посажен в «Бутырку», «Кресты» или в «Матросскую Тишину»…Со всеми последствиями для него и его семьи.

Эта сложная система внутренней фатальности у нас умножается на фатальность внешнюю. Попав в аварию ни бедный ни богатый – не получит нормального медицинского обеспечения. В одном случае, потому что для бедных его просто нет. А богатый, вместо реального лечения, получит имитацию процедуры здравоохранения, направленную на то, что бы вынуть из него максимум денег.

В редчайшем, но счастливом случае, квалифицированную помощь может оказать и бедному и богатому крайне узкий круг лечебных заведений, когда с пациент попадает к врачам-подвижникам, которые работают «на переднем, грозовом фронте»: институты скорой помощи, отделения оперативной хирургии и т.п.. Эти специалисты являются высококлассными специалистами, накопившими огромный опыт и навыки. Они реализуют ту социальную функцию, которой в США обеспечен практически любой человек. Даже не имеющий медицинской страховки. Так как изначально он получает помощь в полном объёме, а только потом с ним начинают разбираться, как он за это расплатиться. Но помощь он получает.

Следующая серьёзная проблема касается экологии в её обыденном понимании – это система, которую мы могли бы назвать биоразнообразием, сохранением природных ландшафтов и пр. В РФ декларируется защита охраняемых природных территорий, защита вод, лесов, атмосферы, сохранение видов. Ведется жесточайший контроль за охотой, и в первую очередь за наличием или отсутствием охотничьего оружия. Но всё это является лишь имитацией охранной деятельности около и вокруг природы.

Ярчайший пример: запретительные меры по строительству в водоохранных зонах. У нас это полоса отчуждения от 50 до 200 м. А вот в Скандинавских странах, например, никто не препятствует строительству непосредственно на берегу. При этом система мер по минимизации порчи воды такова, что из рек и озёр можно безопасно пить, хотя там и строят на берегу.

В нашей, касающейся далеко не всех, «водоохраной зоне» привольно разрастаются свалки. Вокруг посещаемых водоёмов, прямо у воды, формируется «мертвая» полоса коллективной безответственности, закреплённая в духе и букве федерального законодательства.

При этом основным инстинктом любого Homo sapiens, включая и особей из депутатского корпуса обеих палат федерального собрания, как и контрольно– надзорных ведомств, является стремление жить на берегах рек, озёр, морей и т.д. Это биологическое, правильное и инстинктивное чувство присущее человеку. Борьба с ним является политико-экологическим извращением в самом прямом смысле этого термина.

В России мы имеем разрушенные экосистемы. Там где они сохранились, они сохранились «не благодаря, а вопреки» и только потому, что там «цивилизованной» жизни не ведётся. При чём это не касается редких и охраняемых видов. Как мы знаем, за архарами прилетели на Горный Алтай на вертолётах и ни сколько не «стеснялись» их бить. Впрочем, аналогичных фактов – просто не счесть.

Падение биоразнообразия – важный политико-экологический фактор. Он демонстрирует качество управления. Это полити-ко-экологический критерий качества управления социальной системой (государством). В нашем случае он не на высоте. В других европейских странах данный фактор является не только предметом общественного интереса, но и системным фактором государственного управления и безусловного исполнения. Влияние на окружающую природную среду – фактор активного управления позитивно развивающихся социальных систем. Потеря управляемости – яркий признак регресса в государственной системе управления в целом. Не говоря уж о том, что крупные государственные чиновники в здоровом государстве даже в мыслях не могут себе позволить браконьерство. Наша ситуация ровно обратная. Это и есть характеристика системы управления.

Низкая рождаемость и высокая смертность, присущая и в настоящее время нашей стране – это именно последствие господств в обществе обсуждаемых нами политико-экологические мифов. Мифом является и то, что демографией «можно рулить» через Указы Президента и демонстрацию счастливых многодетных семей по телевизору.

Демография и есть реальное голосование существующего в стране населения, причём голосование вынужденное. Люди просто обречены на то, чтобы рожать детей: вовсе не потому, что они тем самым выполняют биологический инстинкт, заложенный в человеческой природе. Рождая и воспитывая детей, они заботятся о своём личном будущем, продолжают свою семью и свой народ, заботятся о преемниках культурной традиции.

Наблюдаемое нами в России длительное сознательное сдерживание рождаемости объясняется тем, что люди не хотят, что бы их дети жили в мало комфортном для них мире. Что бы они мучительно искали жильё, а когда повзрослеют – и работу. Падение рождаемости – это итог фактической демонстрации всех проекций предыдущих мифов на реальную жизнь и общественное сознание.

Демография – это статистически достоверный, и для каждого населённого пункта в отдельности и для всех вместе, политико-экологический фактор, прямо влияющий на конкурентные возможности социальной системы (государства). Эта уникальная возможность объективно рассмотреть последствия различных систем управления обществом. Метод применимый абсолютно к любой социальной системе, к абсолютно любому государству. Кроме того, демография абсолютно персонифицирована и привязана к конкретному времени, что исключает миф о том, что «им там с демографией повезло».