Читать онлайн «Информация. Собственность. Интернет. Традиция и новеллы в современном праве». Страница 17

Помимо потребляемой информации (доступной для пользователя), существует также информация, которой информационная сеть обменивается с пользователем (индивидом), т.е. информация, которая поступает в сеть от индивида, включая информацию о нем, т.е. его персональные данные. Именно поэтому правовые нормы должны определять не только правила доступа к информации, но и правила ее использования. Вопрос о персональных данных, информации персонального характера вообще — достаточно сложен. Он не является чем-то новым или специфичным именно для современной "информационной эпохи", ведь персональные данные собирались многочисленными государственными ведомствами и негосударственными организациями (медицинскими учреждениями, страховыми компаниями и т.д.) на протяжении многих десятилетий. Фактически можно видеть определенную аналогию между отношением индивида к своим персональным данным и правом собственности на принадлежащее ему имущество. Практика государственного регулирования в большинстве зарубежных стран пришла к необходимости последовательного соблюдения принципа охраны персональных данных, заключающегося как в обеспечении доступа любого гражданина к массиву персональных данных и иной информации о нем, хранящейся в информационных системах государственных органов, так и в запрете на свободное распространение персональных данных о других лицах. Более того, законы о свободе информации, о которых более подробно будет говориться в следующем разделе, как раз в основном и посвящены процедурам обеспечения доступа к тем или иным информационным материалам, хранящимся в органах государственной власти соответствующих государств.

Достаточно близким к информации персонального характера юридическим институтом является существующая в большинстве правовых систем так называемая прайвеси (англ. privacy) — право на неприкосновенность частной жизни. Опять-таки можно провести прямые аналогии между целесообразностью защиты неприкосновенности информационной сферы личности (privacy) и защиты частной ("материальной") собственности от незаконного вторжения (trespassing). В обоих случаях речь идет о защите "собственной", обособленной от прочих сферы существования личности (гражданина, индивида). При этом с точки зрения прав личности уже не так важно, какие компоненты этой сферы относятся к материальному имуществу, а какие — к субъективным переживаниям и прочим аспектам мыслительной деятельности.

Это обстоятельство может быть проиллюстрировано примерами того материального, практического ущерба, который причиняется вследствие незаконного вторжения в частную сферу жизни личности и получения доступа к информации, которая имеет персональный характер. Собственно, и здесь ничего принципиально нового за последнее десятилетие не произошло — такое явление, как misrepresentation, "введение в заблуждение относительно личности правонарушителя", известно столетиями. В условиях же повсеместного использования информационных технологий стали возможными и "кражи идентичности" (identity theft), когда злоумышленники получают доступ практически ко всей персональной информации о пользователе Интернета, после чего от его имени совершаются самые разнообразные действия юридического характера. Причем в отличие, скажем, от использования украденного чужого паспорта (с переклейкой фотографии), правонарушения, сопряженные с "кражей идентичности", совершаются в считанные минуты и пока крайне сложно расследуются.

В идеале правовые и технические нормы, регулирующие право собственности, право на доступ и использование информации, должны способствовать установлению и реализации информационной свободы, с соблюдением, разумеется, определенного числа очевидных ограничений. Практика, к сожалению, не только далека от искомой цели, но и закрепляет негативные тенденции. Действующее информационное право в самых разных правовых системах развивается по пути снижения доступности информации. Так, законодательство об авторском праве и смежных правах в своем стремлении приспособиться к цифровым технологиям наделяет обладателей авторских прав избыточно широкими полномочиями по контролю над условиями доступа к их произведениям. Если любое несанкционированное использование произведения в цифровом формате рассматривается как нарушение авторских прав, то естественно, что автор получает контроль не только за первоначальным доступом к произведению, но и за всяким последующим его копированием.

Опять-таки в идеале Интернет должен обеспечивать возможность каждому находить информацию в соответствии с индивидуальными требованиями, в частности товары по лучшим из предлагаемых на рынке ценам. Однако реальная картина выглядит совершенно иначе. Так, собственники товарных знаков преследуют не только тех, кто использует защищенные знаки (или их компоненты) в своих доменных именах, но также и тех, кто использует соответствующие торговые знаки в структуре своих поисковых систем107. На практике получается, что централизованный сбор сравнительной информации по ценам той или иной категории товаров является незаконным, по крайней мере подобного рода начинания чаще всего блокируются посредством затяжных и дорогостоящих судебных разбирательств108. Подобное толкование законодательства о средствах индивидуализации вызывает справедливые нарекания, поскольку, хотя права на товарные знаки и могут рассматриваться как квазисобственность их владельцев, их защита и связанный с такой защитой контроль использования традиционно ограничивались случаями, когда потребитель был введен в заблуждение. Использование товарного знака с целью критики его владельца, сообщения достоверной информации о ее владельце и проч. никогда не рассматривалось как правонарушения. Сегодня на смену доктрине заблуждения пришла доктрина ослабления, в соответствии с которой незаконным является также и такое использование товарных знаков, вследствие которого ассоциации потребителей, связанные с известными торговыми марками, становятся неопределенными или расплывчатыми109. На поверку большая часть случаев, подпадающих под "доктрину ослабления", непосредственно связана с экспрессивным контекстом сообщения, автор которого высказывает собственное мнение о деятельности соответствующей компании110. Таким образом, излишняя "опека", которую устанавливает действующее законодательство над владельцами товарных знаков, и оказывается направленной на "ограждение" от подчас вполне обоснованной и справедливой критики, т.е. фактически на введение в заблуждение потребителей производимых ими товаров.

Аналогичную тенденцию можно наблюдать и в отношении такого института авторского права, как "добросовестное использование" (fair use). Его применение к цифровой информации (защищенной авторским правом) необоснованно ограничивается. В отношении данной категории дел суды, как правило, основывают свое решение на исследовании факта наличия или отсутствия влияния на потенциальный рынок сбыта авторского произведения. Так, в соответствии с существующим прецедентами в американском праве для признания значительного ущерба рынку сбыта (market harm) достаточно желания обладателя права создать рынок для соответствующего использования, которое традиционно признавалось добросовестным111. В связи с этим интерес представляет также резолюция ВТО от 15 июня 2000 г.112 В данной резолюции признается недействительным исключение, допускаемое американским авторским правом в отношении владельцев небольших ресторанов, которым разрешалось использовать без ограничений музыку, передаваемую по радио.

Отождествление права собственности на интеллектуальные продукты с правом неограниченного контроля стало "общим местом". Исходя из такой логики, чем строже контроль, тем больше стимулируется творческая деятельность, тем выше интеллектуальная свобода. В то же время в контексте правового регулирования интеллектуальной собственности социальная и экономическая целесообразность данной позиции, как было показано, может быть легко оспорена. Увеличение контроля над информационными продуктами, их монополизация со стороны частных лиц и компаний в действительности может привести к снижению социального благосостояния, поскольку будет препятствовать как созданию новой информации, так и публичному распространению уже имеющейся113. Как указывает Памела Самуэльсон, один из ведущих специалистов в области "цифровой интеллектуальной собственности": "Существует возможность сформировать новую политику в области интеллектуальной собственности, которая бы принимала во внимание публичную сферу и добросовестное использование (fair uses). Чтобы быть успешной, новая публично ориентированная политика в области интеллектуальной собственности должна иметь собственную позитивную программу. Она не может просто противостоять любой законодательной инициативе, которую поддерживает большинство коммерческих организаций (хотя и это, по всей видимости, ей придется делать). Она должна быть основана на понимании того, что информация не является только или преимущественно товаром; она также является исключительно важным ресурсом и вкладом в образование, культуру, соревнование, инновационную деятельность и демократический дискурс. Интеллектуальная собственность должна найти свое место в рамках более широкой информационной политики и быть слугой, а не хозяином информационного общества"114.