Читать онлайн «Ничего личного: Как социальные сети, поисковые системы и спецслужбы используют наши персональные данные». Страница 25

Тимоти Ноу, автор хорошо принятой книги «Великое расхождение» (The Great Divergence), посвященной растущему неравенству в Америке, признаёт, что компьютерные технологии создают рабочие места. Но эти места предназначены для «высококвалифицированных, финансово благополучных специалистов», тогда как цифровая революция уничтожает рабочие места для «среднеквалифицированных работников из среднего класса»{269}. Авторитетный экономист и блогер из Калифорнийского университета в Беркли Дж. Брэдфорд Делонг считает, что возрастание роли информационных технологий в таких традиционно основанных на знаниях профессиях, как юриспруденция и медицина, приведет к сокращению рабочих мест в этих областях{270}. Лукас Карабарбунис и Брент Нейман, экономисты с факультета бизнеса Чикагского университета, обнаружили, что начиная с середины 1970-х гг. по всему миру уменьшается относительная величина доходов рабочего класса{271}. Исследование канадских экономистов Пола Бодри, Дэвида Грина и Бенджамина Сэнда обнаружило такое же резкое снижение доходов у специалистов среднего звена, и столь же удручающая тенденция была обнаружена Дэвидом Отором из МIT, Эндрю Самом из Северо-Восточного университета и президентом Института экономической политики Ларри Мишелом{272}.

Многие другие ученые также разделяют обеспокоенность в связи с разрушительным воздействием технологий на «золотой век» рынка труда. Это признает и Тайлер Коуэн, экономист из Университета имени Джорджа Мейсона, в своей вышедшей в 2013 г. книге «Время середняков прошло» (Average is over), где он утверждает, что сегодня большой экономический «разлом» проходит между теми, чьи навыки «дополняют компьютер», и теми, чьи не дополняют. Коуэн раскрывает «ошеломляющую истину»: заработная плата мужчин за последние 40 лет снизилась почти на 28 %{273}. Он считает, что сегодняшняя так называемая «гипермеритократия» все больше расслаивает общество на «миллиардеров», подобных члену The Battery Шону Паркеру, и «нищих», таких как бездомные на улицах Сан-Франциско, формируя экономику, в которой «10–15 % граждан беспредельно богаты и живут в фантастически комфортных и благоприятных условиях»{274}. Поддерживая многие тезисы Франка и Кука, изложенные ими в книге «Общество, где победитель получает всё», Коуэн предполагает, что глобальная Сеть сдает себя внаем экономике суперзвезд — «харизматичных» преподавателей, юристов, врачей и других «дарований», собирающих вокруг себя феодальные свиты из работающих на них подписчиков (фолловеров){275}. Однако, успокаивает нас Коуэн, останется и множество рабочих мест для «горничных, шоферов и садовников», которые будут «обслуживать» богатых предпринимателей наподобие его приятеля Питера Тиля, горячего поклонника шахмат.

Феодальный аспект этой новой экономики — не такая уж и метафора. Географ из Чепменского университета Джоэл Коткин выделяет в «новом феодальном обществе» несколько классов, таких как «олигархи» наподобие миллиардеров Питера Тиля и Трэвиса Каланика из Uber, «творческая интеллигенция» из числа медиаперсон наподобие Кевина Келли, «новые крепостные» из числа работников с низким доходом и безработных и «йомены» из прежнего «частного сектора среднего класса», т. е. специалисты и квалифицированные рабочие в таких городах, как Рочестер, которые стали жертвами новой сетевой экономики, где победитель забирает всё{276}.

Уважаемые экономисты из МIТ Эрик Бринолфссон и Эндрю Макафи, выражающие сдержанный оптимизм в отношении «блестящих технологий Второго Века Машин», признают, что наше сетевое общество создает мир «звезд и суперзвезд» с экономикой, «где победитель получает всё». Соглашаясь с аргументами Франка и Кука, они считают, что этот сетевой эффект является следствием «значительного усовершенствования телекоммуникаций» и «оцифровывания все большего количества информации, продуктов и услуг».

Экономист из Принстонского университета и лауреат Нобелевской премии Пол Кругман также видит «мрачнеющую картину вследствие воздействия технологий на рынок труда». На протяжении второй половины ХХ в., пишет Кругман, работники конкурировали за ресурсы с другими работниками. Но примерно с 2000 г. доля рабочей силы в общем «экономическом пироге» резко сократилась как в Соединенных Штатах, так и в остальном мире, поскольку рабочие пали жертвой новых «подрывных» технологий{277}. Это уже происходило раньше, напоминает нам Кругман. В своей колонке, опубликованной в New York Times в июне 2013 г. под заголовком «Симпатия к луддитам», он рассказывает о борьбе, которую в конце XVIII в. ткачи в Лидсе (графство Йоркшир), центре английской текстильной промышленности, вели против «выскребающих» машин, заменяющих квалифицированный человеческий труд. Кругман симпатизирует этой борьбе, рассматривая ее как защиту представителями тогдашнего среднего класса своей жизни от нависшей над ней смертельной угрозы со стороны машин.

Некоторые винят Кругмана за эту луддитскую ностальгию по миру, который нельзя вернуть. Но в этом они не правы. Ведь ностальгия не только по луддитам. И я опасаюсь, что это еще одна причина оплакивать кончину «момента Kodak».

Летом 2010 г. Кевин Систром, молодой предприниматель двухметрового роста из Кремниевой долины, отправился со своей подругой Николь Шутц в колонию хиппи на полуострове Баха в Мексике. Это было одно из тех артистических ретросообществ на побережье Тихого океана, которое все еще купалось в смутных отблесках славы контркультуры 1960-х, — беззаботное место, хорошо подходящее для того, чтобы переосмыслить себя и свою жизнь. Несмотря на то что он окончил Стэнфордский университет по специальности «бакалавр-инженер» и три года проработал в Google, 27-летний Систром считал себя неудачником.

Систром приехал на запад, в Кремниевую долину, из Новой Англии, чтобы, как он деликатно выразился, «быстро разбогатеть»{278}. Но до сих пор ему так и не удалось заработать «до хрена денег», чтобы купить демонстративно роскошные особняки, личные реактивные самолеты Bombardier и стать постоянным клиентом UberCHOPPER — этот сервис некоторые из его сверстников, выпускников «Стэнфордской фабрики миллиардеров», как называет университет Forbes{279}, уже воспринимали как должное. Хуже того, он мучительно близко пролетел мимо двух эпических сделок: сначала в 2005 г. отказался от предложения недоучки из Гарварда по имени Марк Цукерберг разработать сервис обмена фотографиями для созданного им стартапа — социальной сети The Facebook{280}, после чего отказался и от стажировки вместе с Джеком Дорси в Odeo, стартапе в Сан-Франциско, впоследствии превращенном Дорси в Twitter.

«Я упрекал себя: "Потрясающе. Итак, ты опоздал на корабль Twitter. Ты опоздал на корабль Facebook"», — позже признавался Систром{281}.

Систром приехал на Баха, чтобы подумать над тем, как не опоздать на такие корабли в будущем, а также как построить такой корабль самому. У него уже имелся стартап под названием Burbn, сервис онлайнового геопозиционирования, поддерживаемый венчурным фондом Andreessen Horowitz. Но летом 2010 г. Burbn мало что мог противопоставить лидерам рынка, подобным Foursquare — хорошо финансируемому сервису геопозиционирования, позволявшему миллионам своих пользователей указывать в социальной сети свое местоположение. Burbn со всей очевидностью ему проигрывал. Поэтому, если позаимствовать избитое клише Кремниевой долины, Систрому требовалось «радикально изменить мировоззрение» — разрушить свой имитационный стартап и перезагрузить его в духе разрушительного созидания.

Систром решил заняться фотобизнесом. Он увлекся фотографией еще в старших классах элитной школы Middlesex в Массачусетсе, где он был президентом клуба фотолюбителей. Во время учебы в Стэнфордском университете Систром даже потратил целый семестр на изучение фотодела в итальянской Флоренции, где он заинтересовался технологией использования фильтров, придававших снимкам теплое и размытое свечение — в стиле ретроэстетики, напоминающей о колонии хиппи на полуострове Баха.

Смена мировоззрения Систрома воплотилась в замысел преобразовать Burbn в социальное приложение для обмена фотографиями — своего рода сочетание Flickr, Foursquare и приложения для Facebook, предназначенное для использования только на мобильных устройствах. Будущее великое достижение зарождалось летом 2010 г. на мексиканском пляже. Гуляя вдоль кромки Тихого океана и держа за руку Николь, Систром, непревзойденный продавец, расписывал ей идею будущей социальной сети, построенной вокруг снимков, сделанных на камеры смартфонов. На это подруга возразила, что ей недостает веры в творческие способности, чтобы делиться своими мобильными фото с друзьями. И вот именно в тот момент Кевина Систрома осенило: «Ага!» Он испытал своего рода алхимическое озарение, которое превратило серийного неудачника, опоздавшего на корабли Facebook и Twitter, в нового Марка Андриссена.