Читать онлайн «У подножия Саян (рассказы)». Страница 27

Каждый день после обеда я сидел часа два на берегу залива, следя за уплывающими туманами, пароходами и рыбачьими лодками, направлявшимися в Нагасаки, Шанхай и на север, к Берингову проливу. Дни чеканились из полновесного золота, и когда тонули в море, то по воде долго еще разливались красные и желтые отсветы.

На берегу, рядом с которым бегут друг за другом высокие волны, размахивая косматыми гривами, как у библейских коней, знакомство завязывается легко и быстро. Рядом со мной часто сидел господин с лицом ястреба и пышными усами, закрученными кверху. Несмотря на жару, мой сосед всегда был одет в черный сюртук и черную шляпу, и все движения его напоминали заводного воскового автомата, которого показывали на китайском базаре, в пяти минутах ходьбы от пристани. Он точно боялся разбиться, — с большой осторожностью садился на камень, смахнув с него предварительно пыль платком, осторожно вытягивал длинные ноги, заботливо сторонился от суеты на пристани. Несколько дней мы с ним говорили только о погоде, китайцах и пароходах.

При всякой решительной попытке с моей стороны вывести разговор на более глубокую воду, автомат захлопывал свои крышки, поднимался и уходил. Наконец, он привык к моему обществу и стал откровеннее.

Надо еще принять во внимание, что я обладаю редкой способностью привлекать симпатии всех людей, с которыми сталкивает меня судьба!

Итак, он разговорился, и тогда слова потекли из него, как вода из полной бочки, у которой вынули кран.

Специальностью моего случайного знакомого, — его звали Фридрих Карлович Миллер, — была антропология и этнография. По поручению берлинской академии, он странствовал по всему свету, собирая черепа, кости, посуду битую и целую, в особенности битую, шляпы, обувь и вообще всякую дрянь, какая попадалась ему на глаза, потому что наука его была столь обширна, что любая мусорная куча от Австралии до крайнего Севера могла дать для нее материал. В Сибирь доктор Миллер приехал с поручением весьма высокой научной важности. — Он должен быль достать череп, а по возможности, и целый скелет одного из представителей исчезающего или уже исчезнувшего племени Арринов.

Надо вам сказать, милостивые государи, что наука придает необыкновенную ценность последним людям любого цвета и сложения, где бы они ни жили. Наши черепа и скелеты ничего не стоят, — самое большее, годятся для изучения анатомии. Но если бы я был последним Аррином, Омоком, Каттом или Тасманийцем, за мной охотились бы, как за чернобурой лисицей, и ни одна академия не задумалась бы заплатить за любую принадлежность моего платья больше золота, чем она весит. На международном аукционе, если бы такой был устроен, какой-нибудь грязный бродяга, шляющийся по лесам и растерявший во мраке времен всех своих родственников, мог бы выручить за свой жалкий багаж, состоящий из костей, ремней и черепков, неизмеримо больше, чем можно получить за целый магазин, набитый лучшею мебелью, коврами, хрусталем и бронзой.

Теперь вы понимаете, что за таким сокровищем, как последний человек любого народа, выгодно охотиться, не щадя никаких трудов и издержек. Я еще не упоминаю о славе, газетной шумихе, лекциях, докладах в ученых обществах и о всем прочем, что косвенно даст вам грязный фитиль, пропитанный жиром, редкий обломок древности, и его жалкая утварь, в которой заржавленная жестянка или сломанный нож представляют для их обладателя величайшую драгоценность из всех существовавших когда-либо на земле.

Миллеру был нужен такой зверь. Но где его достать? После долгих колебаний он открыл мне цель своих путешествий и просил помочь ему в поисках последнего человека.

За несколько месяцев до нашей встречи, я искал золото на одном из безымянных левых притоков реки Зеи, и в тайге встретил семью бродячих инородцев, состоящую из четырех или пяти человек. Эти люди казались дикарями даже в сравнении с гиляками или камчадалами. Одетые в потертые, облезлые меха, голодные и жадные, они напоминали одичавших кошек, заблудившихся в глубине леса. Люди эти называли себя Каттами, что на их языке значило «Владыки мира». Тогда я не обратил на них особенного внимания, и если еще помнил об этой встрече, то потому только, что «Владыки мира» с необыкновенной жадностью набрасывались на всякую пищу, какая бы она ни была. Для них годилось все; сырое мясо, рыба, соль, вакса, смазочное масло, свечи! Они съели фунт порошка для истребления насекомых и выпили все лекарства из нашей аптеки. Накормить их досыта было невозможно! По крайней мере, когда в один воскресный день мой товарищ вздумал пожертвовать частью наших запасов, чтобы посмотреть, сколько питательного вещества войдет в одного Катта, то этот интересный опыт не мог быть доведен до конца.

Катт, худой как карандаш, уселся на корточки под кедром и, блаженно вздыхая от счастья, съел мешок сухарей, банку варенья, полбочонка сельдей и пять фунтов сахарного песка. Это было все, что мы могли ему предложить, но, когда исчезла последняя горсть сахара, мой товарищ впал в ярость. — Он отдал «Владыке мира» бутылку прованского масла, банку с французской горчицей и мой резиновый плащ. Но тут уж я вмешался в дело и прекратил пиршество.

Можете мне не верить, но дикарь говорил, что он голоден, потому что не привык к «легкой пище» и желал бы съесть еще что-нибудь «тяжелое»!

Узнав, что люди, о которых я сейчас рассказывал, называли себя Каттами, Миллер пришел в восторг. Он даже не пытался скрыть от меня своей радости, как сделал бы на его месте всякий другой человек с хорошими коммерческими способностями, и признался, что каждый Катт стоит в настоящее время на международном археологическом рынке трех Арринов, шести Оммоков и восьми Тасманийцев.

Племя это с середины прошлого столетия считали совершенно вымершим, но, так как ученые подозревали, что Катты были родственны ассирийцам и явились в Сибирь из, страны соседней с Месопотамией, то даже я понял, какое огромное значение для науки имели последние отпрыски народа, заблудившегося в северных лесах и ушедшего в землю, как исчезает река в песках пустыни.

Миллер хотел, чтобы мы немедленно отправились в ту местность, где обитало это живое археологическое сокровище, но я желал предварительно охранить свои интересы и поставил ученому немцу некоторые условия.

— Милейший господин Миллер, — сказал я ему, — договоримся до конца и заключим письменное соглашение. Я и вы образуем компанию для разработки открытых мною последних остатков племени Каттов. Вы получите славу, — мне достанутся деньги. Оценим добросовестно каждого Катта, установим его рыночную стоимость. Уплатите мне рублями, франками или марками, как вам угодно, и получите их в вашу полную собственность!