Читать онлайн «Подвиг адмирала Невельского». Страница 52

«Левый берег реки Амура, начиная от реки Аргуни до морского устья реки Амура, да будет владением Российского государства...» — так начиналась первая статья заключенного трактата.

Таким образом, больше чем через двести лет после открытия русскими Амура их право и приоритет на владение Приамурским краем были наконец признаны.

Колокольным звоном, восторженными криками «ура» жители Сибири встречали генерала Муравьева.

— Поздравляю вас! — отвечал Муравьев на приветственные возгласы. — Не тщетно трудились мы! Амур сделался достоянием России...

Вскоре в Петербурге стало известно, что китайский богдыхан ратифицировал Айгунский трактат.

Двадцать шестого августа 1858 года генерал Николай Николаевич Муравьев был возведен императорским указом в графы Российской империи с присоединением к его имени титула Амурский. Так, официальным правительственным актом успешное разрешение амурского вопроса всецело приписали Муравьеву.

А Невельской? Невельской в это время жил в деревенской глуши. Человек, которому принадлежала инициатива в этом деле и который проявил столько неукротимой воли, чтобы осуществить поставленную перед собой высокую цель, остался в тени. Его заслуги были забыты. Только свежеиспеченный граф Амурский, в котором, видно, заговорили последние остатки совести, вспомнил того, чьи лавры он пожинал. Он «осчастливил» Геннадия Ивановича личным письмом, в котором известил его о подписании договора в Айгуне.

«Приамурский край утвержден за Россией, — писал он. — Спешу уведомить вас об этом знаменательном событии. Отечество никогда вас не забудет как первого деятеля, создавшего основание, на котором воздвигнуто настоящее здание. Целую ручки Екатерины Ивановны, разделившей наравне с вами и всеми вашими достойными сотрудниками труды, лишения и опасности и поддерживавшей вас в этом славном и трудном подвиге...»

В ноябре того же года Александр II вспомнил о «дерзком» контр-адмирале и по случаю торжественного события наградил Невельского очередным орденом и «пенсионом» в 2 тысячи рублей.

Такую же награду получил некий генерал Политковский, председатель Российско-Американской компании, гю вине которой Амурская экспедиция голодала в 1852 году25.

* * *

В последние двадцать лет своей жизни Геннадий Иванович Невельской во всей своей деятельности встречался лишь с холодным, даже враждебным отношением к нему со стороны правительственных кругов. Время от времени, приличия ради, Невельского повышали в звании, но места в боевом строю для него не находилось.

По возвращении в Петербург Геннадия Ивановича назначили членом ученого отделения Морского технического комитета. Обычно туда определяли стариков, лиц «полуживых или малодеятельных». Такая характеристика никак не подходила к кипучей натуре Невельского. Ему тогда исполнилось всего лишь 46 лет, он был полон сил и энергии. Но морской министр Краббе не стал с этим считаться.

«Пусть нюхает табак», — цинично выразился он, подписывая приказ о назначении Невельского.

А в очередном донесении о замечательных делах на

Амуре граф Муравьев-Амурскии, видимо узнав, куда Краббе назначил Невельского, писал начальнику азиатского департамента Ковалевскому:

«...Проявляются же наконец и во флоте такие славные личности, как Казакевич, Унковский, Попов, Лихачев, Чихачев, Давыдов, а то недалеко бы флот ушел с Матушкиным, сумасшедшим Невельским и прочею честною компанией, пополняющей списки адмиралов...»

И это Муравьев писал о человеке, которому он был обязан своим титулом «Амурский», всей своей славой!

...Так и не довелось больше адмиралу Невельском) ступить на корабельную палубу, не водил он больше корабли в далекие плавания. Кресло кабинетного служаки стало печальным уделом последних лет его жизни.

Обремененный большой семьей, весьма стесненный в средствах, Геннадий Иванович поселился в доме Рому-лова, что находился в конце Сергиевской улицы, близ Таврического сада.

Окна небольшого кабинета Невельского выходили во двор, стиснутый двумя высокими домами. Из полутемной столовой с одним угловым окном длинный, узкий коридор вел в детские комнаты. Зимой, когда весь город окутывался туманом, в комнатах приходилось зажигать лампы.

Каждое утро Геннадий Иванович пешком отправлялся на службу в Главное адмиралтейство. К детям приходили учителя. А Екатерина Ивановна усаживалась за письменный стол и приводила в порядок записи мужа. Геннадий Иванович упорно трудился над своей книгой, которая должна была явиться, по его замыслу, подробной летописью Амурской экспедиции.

Вечерами вся семья собиралась в столовой. Начинались забавы, игры. Шум, веселье и смех наполняли квартиру. И от этого она казалась не столь унылой.

А когда наступал час чтения, Геннадий Иванович уходил к себе в кабинет и принимался за свой сокровенный труд. Перед ним вставали образы первых исследователей Амура — отважных русских казаков Пояркова, Хабарова и других.

«...Беспристрастное потомство должно помнить и с удивлением взирать на геройские подвиги самоотверженных первых пионеров Приамурского края, часто платившихся жизнью и кровью за свое молодечество и удаль,— торопливо, размашистым почерком записывал Невельской. — Потомство с признательностью сохранит имена их, дошедшие до нас в сибирских повествованиях, потому что они первые проложили путь гго неизвестной реке, открыли существование неизвестных до того времени народов и, хотя не оставили никаких сведений о главном обстоятельстве, обусловливающем значение реки и страны, ею орошаемой, — именно о состоянии ее устья и прибрежий, но уже своим водворением на ее берегах доставили России неоспоримое право к возвращению этой страны».

Так высоко оценил Геннадий Иванович труды русских землепроходцев.

Последовательно и подробно описывал он, к каким результатам привели открытия, совершенные в 1849 году на маленьком транспорте «Байкал». Какова была деятельность небольшой горстки офицеров, составлявших Амурскую экспедицию. Как они не только возбудили, казалось, навеки погребенный амурский вопрос, но, несмотря на тяжкую ответственность, единственно по своему усмотрению, придали торговой экспедиции важное государственное направление и, основав Николаевский пост в устье Амура, сделали первый и бесповоротный шаг к признанию Приамурского края принадлежностью России.

Каждое лето Геннадий Иванович проводил в деревне. Но и там он ни на один день не прекращал своей работы над книгой. Ему надо было торопиться. Стали сказываться годы, проведенные на Амуре, перенесенные там лишения и невзгоды.