Читать онлайн «Пора реформировать копирайт». Страница 10

В конечном итоге был достигнут компромисс, и конституция США оказалась первым документом, в котором указывались причины, по которым учреждался копирайт (и патенты). Это очень простая и прямолинейная формулировка:

… содействовать развитию науки и полезных ремёсел…

То есть монополия вводилась не для того, чтобы представители какой-то профессии, будь то авторы или издатели, заработали денег. Вместо этого со всей ясностью утверждалось: единственным оправданием существования монополии было то, что она максимизировала доступность культуры и знаний в обществе.

Таким образом, копирайт (в США, а сегодня и во всём мире) — это компромисс между доступом общества к плодам культуры и общественным же интересом в создании этих плодов. Это очень важно. В частности, обратите внимание, что именно общество является единственным легитимным субъектом, в интересах которого должны писаться законы об авторском праве. Монополисты, которые получают прибыль от копирайта, таковыми не являются и права голоса не имеют, так же как жители города, в котором расположена военная база, не имеют права решать, важна эта база для национальной безопасности или нет.

Полезно почаще вспоминать об этой формулировке из американской конституции, так как многие часто по ошибке считают, что копирайт существует для того, чтобы авторы могли заработать. Это не так и никогда не было так ни в одной стране мира.

А тем временем в Соединённом Королевстве книги по-прежнему стоили очень дорого, в основном благодаря монополии копирайта. Собрания книг были только в домах богатых людей, и те иногда великодушно давали их почитать простым людям.

Издателей это сильно возмущало и они стремились провести закон, запрещающий читать книги, за которые читатель не заплатил. Они пытались запретить публичные библиотеки ещё до того, как они появились! «Читаешь бесплатно? Да ты же воруешь у автора, вынимаешь корку хлеба изо рта его детей!»

Но парламент имел другую точку зрения, видя положительное влияние чтения на общество. Его волновало не бедственное положение монополистов (по словам самих монополистов), а то, что богачи решали, кому и что можно читать. Парламентариям казалось, что для общества будет полезно, если возможности станут равными для всех, и они решили создать публичные библиотеки, которыми могли пользоваться и бедные, и богатые.

Услышав об этом, издатели окончательно взбеленились. «Нельзя позволять всем читать книги бесплатно! Ведь после этого больше никогда не будет продано ни единой книги! Ни один автор не сможет заработать на жизнь! Никто никогда больше на напишет ни единой книги, если принять такой закон!»

Тем не менее, парламентарии в XIX веке были намного мудрее, чем сегодня, и не стали прислушиваться к воплям монополистов. Парламент твёрдо стоял на том, что свободный доступ к знаниям и культуре полезнее для общества, чем монополия копирайта, и в 1849 году закон об учреждении публичных библиотек был принят. Первая библиотека открылась в 1850 году.

И, как известно, с тех пор больше не было написано ни единой книги. Ну, или пророчества издателей о том, что без строгой монополии творчество прекратится, были тогда точно такой же ложью, какой они являются и сейчас.

(Примечание: в некоторых европейских странах авторы и переводчики получают небольшое вознаграждение за каждую книгу, выданную библиотекой читателю. Это вовсе не компенсация воображаемой упущенной прибыли от нарушения монополии, а национальный культурный грант, который распределяется между авторами пропорционально их популярности. Кроме того, такие гранты стали появляться только в XX веке, намного позже, чем возникли публичные библиотеки).

В Германии тогда вообще не было интеллектуальной монополии. Многие историки считают, что именно быстрое распространение знаний стало причиной промышленного и научного бума, благодаря которому Германия заняла лидирующее положение в мире в этих областях. Знания могли распространяться очень дёшево и быстро, так что пример Германии подтвердил правоту британских парламентариев — общественная выгода от свободного доступа к культуре и знаниям перевешивает выгоду от монополии издателей.

К концу XIX века постоянно усиливающаяся издательская монополия копирайта почти не оставляла авторам возможности получать доход от своих работ. Практически все деньги доставались издателям и распространителям, а не создателям произведений (практически как сейчас).

Один француз по имени Виктор Гюго попытался исправить этот перекос и изменить правила игры в пользу авторов, путём включения французской традиции droit d’auteur (право автора) в законы о копирайте. Кроме того, он добивался интернационализации монополии копирайта. До этого монополия была ограничена пределами государств. Французский писатель мог продать свои монопольные права французскому издателю, и они действовали во Франции, но не в Германии или Великобритании. Гюго хотел изменить это.

Как ни странно, когда в середине XIX века по всей Европе принимались законы, защищающие свободный рынок и конкуренцию, о копирайтной и патентной монополиях забыли. В патентном праве введение монополии мотивировалось «предотвращением нелояльной конкуренции» — пережиток цеховой системы, когда цеха и гильдии жёстко диктовали условия и цены; если сегодня кто-нибудь пытается практиковать «лояльную конкуренцию», то это часто заканчивается маски-шоу и судом. Монополия копирайта — такой же пережиток времён Лондонской гильдии печатников.

Виктор Гюго хотел уравновесить огромные права издателей, расширив права авторов, тем самым, к сожалению, ещё сильнее ухудшив положение читателей (важно помнить, что в конфликте интересов вокруг копирайта участвуют три стороны — авторы, издатели и публика, и, по иронии судьбы, только интересы последней, как мы знаем, являются легитимным основанием для копирайта).

Виктор Гюго не дожил до воплощения своих усилий во что-то реальное, Бернская конвенция была подписана в 1886 году. В ней говорилось, что каждая страна должна уважать авторские права граждан других стран, и была создана международная организация по надзору за её соблюдением, которая росла и видоизменялась, дожив до наших дней под именем Всемирной организации интеллектуальной собственности (ВОИС). Сама Конвенция тоже росла, видоизменялась и дважды подвергалась «рейдерским захватам» (об этом — в следующих частях).

Итак, благодаря Бернской конвенции закрепились четыре аспекта копирайтной монополии, между которыми больше отличий, чем сходства:

1. Коммерческая монополия на авторские произведения. Это изначальная форма копирайта, данная Лондонским книготорговцам в обмен на подчинение цензуре.

2. Коммерческая монополия на исполнение произведений. Правообладатель может потребовать денег за любое коммерческое публичное исполнение его произведения.

3. Неимущественное право на авторство. Право автора или художника считаться создателем произведения. Это право защищает от плагиата и подделок.

4. Неимущественное право автора на защиту репутации, которое позволяет ему запрещать любое исполнение его произведений, которое, по его мнению, искажает их или наносит ущерб его доброму имени.

Неимущественные права очень сильно отличаются от имущественных коммерческих монополий, так как их нельзя продать или передать. Они стоят особняком от тех прав авторов на владение своим произведением, которые использовались для обоснования восстановления копирайта в 1709 году.

Примечательно, насколько часто эти четыре права намеренно перемешивают, чтобы оправдать самую спорную и вредную монополию на копирование экземпляров произведения. От защитников копирайта часто приходится слышать что-то вроде «Разве вы хотите, чтобы кто-то присвоил себе ваш труд и назвался его автором?» Этот аргумент относится лишь к третьему, вполне адекватному и не вызывающему возражений аспекту авторского права, и не может использоваться для защиты первых двух.

Кстати, США не понравилось понятие неимущественных прав, и они не подписывали Бернскую конвенцию до тех пор, пока не решили воспользоваться ею для давления на корпорацию Toyota сотней лет позже.

На протяжении большей части XX века шла война за влияние между музыкантами и звукозаписывающими компаниями. Большую часть столетия именно музыканты играли ведущую роль как в текстах законов, так и в общественном мнении. А лейблы хотели сделать музыку лишь придатком своего бизнеса. Активное вмешательство фашистского режима в Италии склонило чашу весов в их пользу.