Читать онлайн «За чертой». Страница 17

Рене Герра. Вместо послесловия

Русское Зарубежье знает, ценит и помнит Сергея Милича Рафальского прежде всего по его острым и талантливым статьям, которые регулярно появлялись с 1958 года в нью-йоркской газете «Новое Русское Слово», а с 1967 года в «Русской Мысли» в Париже. Рафальский обладал удивительным даром публициста и сатирика — отклики на его статьи бывали либо неистовыми и бурными, либо восторженными.

Рафальский не стремился к объективности, но объективность мы ценим у литературоведов, а не у поэтов и даже не у публицистов. Все у Рафальского было глубоко субъективно, нельзя не упомянуть здесь и о том, что, начиная с 1924 года и так почти до конца, его статьи часто печатались в дискуссионном порядке. Редакции журналов, будь то пражского «Студенческие Годы» или парижского «Континента», подчас не разделяли некоторых положений его полемических статей. Но зато эти статьи часто бывали началом не всегда конструктивной, но ожесточенной дискуссии и полемики. Из его многочисленных часто спорных, противоречивых, но всегда интересных статей вырисовывается живой облик Рафальского. Поэтому хочется пожелать и поверить, что в недалеком будущем появится сборник его избранных статей.

«Он у нас оригинален, ибо мыслит», — писал Пушкин о Баратынском — эти слова невольно вспоминаются при чтении стихов Рафальского. Поэзия его, как и статьи, заставляет задуматься над вопросом о будущем России. Оторванный от родины с болью, «с мясом», он продолжает ее любить, любить по-своему, и читая его стихи — чувствуешь, как все русское, родное бередит у Рафальского эту незажившую рану разлуки с Россией.

В этой посмертной книге стихов мы знакомимся не только с поэтическим творчеством Рафальского, с творчеством искусного поэта, по определению Э. М. Райса, но и с его миропониманием и отчасти с его жизнью в изгнании «за чертой родной страны» с неизбежной ностальгией и вечными эмигрантскими думами и спорами о судьбах России, названной у него «горькой Русью».

Рафальский, прожив долгую жизнь в эмиграции, сберег облик русского человека со свойственной ему всегдашней незлой, но едкой иронией. Рафальский был подлинным гуманистом. Именно поэтому он отталкивался от таких политических персонажей, как Ленин, Сталин, Гитлер и, по его словам, от «марксистского мракобесия». Будучи непримиримым ко всякому насилию, ко всякой диктатуре над человеком, Рафальский считал себя демократом и социалистом западноевропейского толка. Рафальский ценил жизнь во всех ее проявлениях и был чужд всякому доктринерству. В своих стихах он славит и природу и женское тело, выражая свою страстную любовь к жизни и показывая, что ничто человеческое ему не чуждо — «Homo sum — humani nihil a me alienum puto». Свободное время он посвящал живописи и рисовал пейзажи, но его любимой темой были обнаженные толстые, грудастые русские деревенские девки — в этих картинах как бы выражалось его своеобразное понимание плоти.

Жизненный путь Рафальского сложен и нелегок. Это трудный путь учащейся молодежи его времени. Сергей Милич родился 19 августа (2 сентября) 1896 в семье священника в селе Холоневе Волынской губернии. Учился в гимназии в городе Луцке, а потом переехал в город Острог, где и окончил Острожскую гимназию в июне 1914 года. В том же году он поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, успел пробыть шесть семестров, а весной 1917 перевелся в Киевский университет Св. Владимира, в котором пробыл один семестр. Летом 1917 он вступил в партию «Народной свободы». Ы гражданской войне принимал участие в рядах недолговечной и неудавшейся 3-ей русской армии генерала Врангеля (ген. Пермыкина), до того имел некоторое отношение к крестьянским восстаниям. Был интернирован в Польшу, бежал из лагери и, вернувшись домой, работал учителем в Остроге.

После рижского мира, проживая в отошедшей к Польше местности, состоял в «Союзе Защиты Родины и Свободы» Б. Савинкова. В 1922 году Рафальский уехал в Чехословакию, в Прагу, и был зачислен на Русский юридический факультет, который окончил в декабре 1924 года. Приехав в Прагу, он сразу же занялся активной общественной деятельностью. По инициативе Рафальского и его поэтических друзей Николая Болесдиса (Дзевановского) и Евгения Олешко, возник «Скит поэтов», как об этом пишет Н. Е. Андреев в своих воспоминаниях о «Русской Праге», опубликованных в «Русском Альманахе” (Париж 1981). Скит в начале назывался «Художественным кружком», а с приездом из Варшавы некоторых участников варшавской «Таверны» кружок переименовался в «Скит поэтов», — руководителем которого стал А. Л. Бем. Рафальский стал членом Русского демократического союза в Чехословацкой республике. С 1922 он начинает печатать свои стихи в журналах «Сполохи», «Своими путями», «Воля России», «Перезвоны», а статьи («Мы», «О левой и правой», «Бабья логика»…) — в пражском журнале объединенных Русских эмигрантских студенческих организаций (О.Р.Э.С.О.) — «Студенческие годы» и в сборнике «За чертой» (Прага, ноябрь 1922), где его статья «Класс творческой мысли» вызвала большой интерес во всей эмигрантской прессе. Вообще это была его любимая тема и всю жизнь его занимал вопрос о роли, которую должна играть творческая интеллигенция. Уже в те годы проблемы современности волновали Рафальского и неслучайно он впал в заблуждение, думая, что НЭП приведет Советскую Россию к какому-то нормальному строю «трудовой демократии», о которой искренне писали публицисты-сменовеховцы Устрялов, Ключников, Лукьянов. Рафальский также выступал с докладами («Отцы и дети», «О признании») в модных тогда дискуссиях.

По окончании университета с 1924 по 1927 Рафальский стал сотрудником Института изучения России, работая в отделе К. Р. Кочаровского. Во главе Института был А. В. Пешехонов, автор нашумевшей книги «Почему я не эмигрировал» (Берлин, изд. «Обелиск», 1923). Во втором томе записок этого Института Рафальский напечатал результаты своих изысканий «Сельскохозяйственные коллективы в Советской России». В 1925 году Рафальский женился на Татьяне Николаевне Унгерман, верной спутнице его долгой нелегкой жизни за границей.

В 1927 году он уехал с женой в Польшу в город Острог к отцу, где и прожил два года на самой границе. С началом НЭПа поверив в «российский Термидор», он хотел вернуться в Союз и отошел от эмиграции. Получив отказ и к тому же убедившись, что возвращаться собственно некуда, он с женой переехал через Прагу во Францию, в Париж, где в мае 1929 года Марк Слоним его устроил декоратором в мастерскую поэта Довида Кнута.

Трудности эмигрантской жизни не помешали Рафальскому заняться любимым делом — публицистикой и литературой. С появлением «невозвращенцев» он вошел в их группу и стал сотрудником журнала «Борьба», выходившего в Париже под редакцией Г.В. Беседовского. В этот период Рафальский подписывал статьи разными псевдонимами: Рафаил, Сергей Раганов. Из-за разногласий с редактором он вскоре вышел из «Борьбы».

После Второй мировой войны у Рафальских в их гостеприимной квартире на 6, rue Fourcade в XV аррондисмане собирались по субботам поэты, писатели и художники А. Гингер, А. Присманова, Вл. Корвин-Пиотровский, А. Туринцев, С. Шаршун, М. Андреенко, К. Померанцев… Рафальский возвращается в русскую прессу, печатая статьи сначала в «Посеве», стихи и ряд поэм в «Гранях». В 1956 году в «Возрождении» (59 тетрадь) публикует повесть «Искушение отца Афанасия», которая, по словам автора, «не прошла незамеченной». Его статьи в «Новом Русском Слове» и в „Русской Мысли» появлялись также под разными псевдонимами, вначале Волынский, а потом …Ский (так он подписывал в «Р. М.» свои «Современные басни») и под конец свои критические обзоры русской зарубежной периодики подписывал М. Сергеев.

С. М. Рафальский скончался в Париже 13 ноября 1981 года. Он шел предназначенной ему личной, тяжелой, самостоятельной дорогой. Определять его творчество и наклеивать на него тот или иной ярлык не так просто. У него свое лицо, свой голос, свой собственный мир мыслей и чувств, своя философия жизни.

У него осталась до конца страстная любовь к стране, которой принадлежали его лучшие чувства, о которой он никогда не переставал думать, к которой он никогда не переставал стремиться.

Рафальский, всем своим нутром русский человек, со своими определенными идеями и политическими убеждениями был одним из характерных представителей так называемой «первой волны» — его заблуждения, искания, колебания, порывы характерны для его поколения.

Р. Герра. Январь 83