Читать онлайн «Английская классическая эпиграмма». Страница 6

Семь спорят городов о дедушке Гомере:
В них милостыню он просил у каждой двери!

Августу бессмертье даровал Марон,
Век Елизаветы Спенсером продлен,
Подвиги Георга Сиббером воспеты.
Каковы монархи, таковы поэты.

Тот, кто кричит на рынке: «Репа! Репа!»,
Но не кричит, когда умрет отец, –
Ведет себя преступно и нелепо.
Он с головы до пяток – продавец.
Ему дороже репа, чем отец!

Узнав, что будет Соут знаменитый
О нравственности проповедь читать,
Сам Карл Второй явился с пышной свитой.
Однако легкомысленная знать
Речам благочестивым не внимала.
Узрел священник, уязвлен немало,
Что паства перед ним сидит дремля,
И молвил Соут королевской свите:
«Милорды, Лодердейла в бок толкните:
Вельможный храп разбудит короля».

Джеймс проклинает все вероучения,
Лишь к собственному полн благоговения.
Торжественности он алтарь воздвиг.
«А Гаррик, – говорит он, – еретик.
Раскол грозит нам, губит он вселенную,
Так встанем же за веру неизменную!»
Уймись, непогрешимый человек!
Твоим умишком мыслит старый век.
То новое, что признает вся нация,
Не ересь, не раскол, а реформация.

Крадется вор
На графский двор, –
Я очень громко лаю.
Крадется друг через забор, –
Я хвостиком виляю.

Вот почему графиня, граф
И друг их самый верный
За мой для всех удобный нрав
Зовут меня примерной.

Издателей кляня, поденщик Нэд
Гол как сокол оставил этот свет.
Жизнь так его трепала, что навряд
Когда-либо вернется он назад.

К богатой и красивой деве Лиле
Посватались дурак и негодяй,
Но дурака ее глаза пленили,
А негодяю деньги подавай.
Я, ничего о деве сей не зная,
Одно могу сказать наверняка:
Коль дура, то пойдет за негодяя,
Коль негодяйка – то за дурака.

Моля о свиданье опять и опять,
Не тронул я сердца прелестницы…
Хоть женщинам свойственно чувства скрывать,
К чему меня сбрасывать с лестницы?

Небритый человек, неряшливо одетый,
Актера Гаррика случайно встретил где-то
И подошел к нему с протянутой рукой.
– Здорово! – говорит.
– Но кто же вы такой?
Знакомым с вами быть я не имею чести…
– Ах, братец, память у тебя плоха.
На сцене столько раз мы выступали вместе:
Ты – в роли Гамлета, я – в роли петуха!

О'Киф, говорят,
Твой труд – плагиат,
Чужих откровений вместилище.
И все же навряд
Твой труд – плагиат:
Так скверно никто не творил еще.

В Писании сказано: мужа с женой
Считать полагается плотью одной.

Но Дугласа с тощей его половиной
Считают не плотью, а костью единой.

Коль хочешь стать политиком, то впредь,
Куда б тебя судьба ни заносила,
Будь глух и слеп, а слушать и смотреть
Предоставляй стоящим у кормила.

Со дней Адама все напасти
Проистекают от жены.
Та, у кого ты был во власти,
Была во власти сатаны.

Себя, как плевел, вырвал тот,
Кого посеял дьявол.
Самоубийством от хлопот
Он господа избавил.

Здесь Джон покоится в тиши.
Конечно, только тело…
Но, говорят, оно души
И прежде не имело!

Джеймс Грив Богхед надеялся всегда
Прощенным быть в день Страшного суда.
Но если он на небо взят,
То пусть меня отправят в ад.

Чего ты краснеешь, встречаясь со мной?
Я знаю: ты глуп и рогат.
Но в этих достоинствах кто-то иной,
А вовсе не ты виноват!

Склонясь у гробового входа,
– О смерть! – воскликнула Природа, –
Когда удастся мне опять
Такого олуха создать!..

О ты, кого поэзия изгнала,
Кто в нашей прозе места не нашел, –
Ты слышишь крик поэта Марциала:
«Разбой! Грабеж! Меня он перевел!..»

Ты женщина, или мужчина,
Или ребенок – все едино:
Днем или ночью, в час любой, –
Закрой ворота за собой!

Нет, у него не лживый взгляд,
Его глаза не лгут.
Они правдиво говорят,
Что их владелец – плут.

Как твоя госпожа, ты трещишь, дребезжа,
Обгоняя возки, таратайки,
Но слетишь под откос, если оси колес
Ненадежны, как сердце хозяйки.

Рыдайте, добрые мужья,
На этой скорбной тризне.
Сосед покойный, слышал я,
Вам помогал при жизни.

Пусть школьников шумливый рой
Могилы не тревожит…
Тот, кто лежит в земле сырой,
Был им отцом, быть может!

В году семьсот сорок девятом
(Точнее я не помню даты)
Лепить свинью задумал черт,
Но вдруг в последнее мгновенье
Он изменил свое решенье,
И вас он вылепил, милорд!

Прошел Джон Бушби честный путь.
Он жил с моралью в дружбе…
Попробуй, дьявол, обмануть
Такого Джона Бушби!

В кромешный ад сегодня взят
Тот, кто учил детей.
Он может там из чертенят
Воспитывать чертей.

Нет злее ветра этих дней,
Нет церкви – этой холодней.
Не церковь, а какой-то ледник,
А в ней холодный проповедник.

Пусть он согреется в аду,
Пока я вновь сюда приду!

Малюсенький доктор по имени Джуит
Малюсеньким клумбам малюсенько рад.
С малюсеньким вкусом преобразует
Малюсенький Джуит малюсенький сад.

Нет от убийцы Времени защиты,
Но, убивая Время, с ним мы квиты.

Прохожий, спит здесь Фред,
Кой жил и коего уж нет.
Умри его отец,
Мы прошептали б: «Наконец!»
Сойди в могилу Фредов брат,
Легко вздохнул бы стар и млад.
Скончайся Фредова сестра,
Воскликнули бы мы: «Пора!»
А пресекись весь Фредов род,
Уж как бы ликовал народ!
Но коль преставился лишь Фред,
То никому и дела нет.

Том Дику молвил: «Что за бред:
Принц может становиться
Монархом в восемнадцать лет,
Лишь в двадцать пять – жениться.

Уж коль он в силах сесть на трон,
Чтоб управлять державой,
Так неужель не в силах он
Жениться, боже правый?!»

Дик отвечал: «Ты дуралей.
Клянусь душой и телом:
Женою управлять трудней,
Чем королевством целым».