Читать онлайн «Мост над океаном». Страница 20

Мы шлепнем печать!"

Менять мировоззрение не стану я,

Чего я в вашей жизни не видал?

Аквариум с трехразовым питанием –

Вот это, понимаю, идеал!

А я себе

На уме –

В аквариуме!

А я в раю,

Не в тюрьме –

В аквариуме!

Свобода – ни работы, ни семьи!

Жирею на копченой колбасе!

Чего смеетесь? Мы же все свои!

У нас один аквариум на всех!

А я себе

На уме –

В аквариуме!

А я в раю,

Не в тюрьме –

В аквариуме!

Средь чисел, событий и дат,

Принцесс, великанов и змеев,

По сказкам кочует солдат,

Своей за душой не имея.

И вновь от утра до утра –

Суровая лямка похода,

Солдаты, солдаты уходят,

Солдатам пора.

Победой закончился бой,

И званые нынче обеды –

Солдаты уносят с собой

Жестокую горечь победы.

И вновь от утра до утра –

Суровая лямка похода,

Солдаты, солдаты уходят,

Солдатам пора.

Пусть стерты его сапоги,

Дорога пусть кажется долгой –

Даруя свободу другим,

Солдат не свободен от долга.

И вновь от утра до утра –

Суровая лямка похода,

Солдаты, солдаты уходят,

Солдатам пора.

В три десять на Юму –

Таинственный поезд,

Там в окнах мелькают

Летящие тени

В кромешной ночной пустоте –

Застреленных вместе,

Повешенных порознь,

Не знавших при жизни,

Не знавших посмертно

Не знавших законов и стен.

В три десять на Юму

Отправится поезд,

И тени усопших,

И тени убитых,

И тени плюют на закон.

В три десять на Юму,

Пока нам не поздно

Забыть все, что было,

Забыть, что мы – быдло,

Забыться и прыгнуть в вагон.

Почетным конвоем

Несутся ковбои,

Кого убивали,

Шутя убивали,

И кто, не стыдясь, убивал.

Прислушайся, парень! –

Услышишь гитару,

Глухую гитару,

Ночную гитару,

Гитару и песни слова.

Мотивчик нестоек,

Он глохнет в тумане,

Но струны гитары,

Упрямой гитары,

Но струны звенят и звенят,

Что деньги – пустое,

Что друг не обманет,

А пуля шерифа,

А пуля шерифа,

А пуля быстрее коня.

Садись в этот поезд,

Садись без билета,

Садись наудачу,

Без долгих прощаний,

Садись и судьбу попроси:

"Пусть дикая помесь

Январского лета

Сожжет и остудит,

Даст путь и стоянку,

Убьет и потом воскресит!"

В три десять на Юму…

Небо становится ближе,

Осень кутит, как всегда,

Листья летят над притихшим Парижем,

Листья летят, господа.

Красные, белые, – карты

В клочья. Игра не моя.

Красный закат над Монмартром,

Белые ночи над Летним стоят.

Красные, белые, – тонет

Прошлое. Спать не могу.

Красный фонарь над парижским притоном,

Белые сани на невском снегу.

Красные, белые, – в вере

Первый не я. Я – второй.

Выстрел смертельно беззвучен в отеле.

Белый поручик и красная кровь.

"Быть иль не быть? – конечно, сильно,

Мудрец был Гамлет.

За что его и выносили

Вперед ногами.

Стою за планками столетий,

Как за забором,

Раздел шестой, параграф третий,

Пора быть богом.

Будуаров немытых дам

Проза.

Мне отмщенье и аз воздам –

Поздно.

Очень многие хотели б

Родиться позже,

Очень многие хотели б

Родиться раньше,

Но немногие хотели б

Не рождаться вовсе,

А немногие – ведь это

До смешного мало…

Очень многие хотели б –

За что, о Боже?!

Очень многие хотели б –

За что, я спрашиваю?!

Если сыты твои волки

И целы овцы,

Лишь для этого тебя

Родила твоя мама?!

Девять месяцев плод

Непорочно зачатого

Носила под сердцем

Божья лань,

Ну а если б она

Дожила до распятия,

А до воскресения

Не дожила?

Аве Мария!

Сколько крестов и костров воздвигалось во имя?

Между двоими, чужих нарекая своими,

Сына печать и на мать наложилась незримо –

Аве Мария!

Девочка из Назарета причислена к лику,

Трудно всеобщей заступнице в сонме великих,

Равно горят мусульманин, еврей и ариец –

Аве Мария!

Шли под удары клинков на ристалищах Рима,

Бились в агонии с криками: "Аве, Мария!",

Встали с ристалищ, теперь у судьбы в фаворитах –

Аве Мария!

"…дети мои! Никогда никого не корила…"

Тринадцать апостолов – один Иуда.

Сто тридцать апостолов – Иуд десяток.

Тыща триста апостолов – Иуд сотня.

Такая статистика –

Как Страшный Суд.

В стране с населением

Миллионов в несколько

Обязательно наберется

миллион Иуд.

Ой, ходка новая,

А масть бубновая,

А жисть хреновая,

Дешевый фарт!

И с ночи до зари

Шестерки-козыри,

Шестерки-козырки

Крапленых карт!

…А кому маруха,

Кому смерть-старуха,

Кому мать-кутузка,

Прокурорский суд,

А меня, жигана,

Шлепнут из нагана

И вперед ногами

На погост снесут…

Я встретил королеву фей,

С ней был ученый котофей,

На пышно убранной софе

Красотка возлежала,

И огнь пылающей любви

Пронзил мне душу – се ля ви! –

Как острие кинжала.

Сказала дева: "Славный бард,

Пусть флиртовал ты с сотней баб,

Пусть воровал и нес в ломбард

Преступную добычу,

Но знает королева фей,

Что крепок в Томаса строфе

Талант, как фаллос бычий!"

Я спел: "Владычица моя!

Пуская ты норовом змея,

Душа чернее воронья,

Слова – порока сети,

Душой ты пара сатане,

Но губ бутон и персей снег

Прекрасней всех на свете!"

В ответ она: "Ты пьянь и дрянь,

Клещами рваная ноздря,

В беспутстве жизнь провел не зря –

Но свеж твой юный гений!

Пусть легких ты искал путей,

Бил вдов, насиловал детей, –

Поэт вне подозрений!"

А я: "Таясь в ночной тиши,

Бегут людские малыши

К тебе – кради их, бей, души,

Растли невинных деток!

Тебя отвергли небеса,

Но тела дивная краса –

Услада для поэта!"

Она: "Ты грязен и речист,

В грехах, как в саже трубочист,

Крадешься, аки тать в ночи,

Течёшь гнилой истомой,

Убийца, блудодей и грязь, –

Ты царь словес и ритма князь,

Мой бард, мой добрый Томас!"

А я пою: "Беда и тварь!

Твои уста как киноварь,

Коли, дери, увечь, ударь –

Стерплю от милой крали!

Хотя, конечно, ночь и тьма,

Недодав сердца и ума,

Красотку обокрали!"

Так пели мы наедине,

Вздыхая об ушедшем дне –

Будь он длинней вдвойне, втройне,

Из тысячи моментов

Составлен будь он, день проказ,

Сказали б больше в тыщу раз

Друг другу комплиментов!

Под ветром гнется,

Шуршит осока,

Над темным морем

Луна высоко.

О ты, что душу

Мне излечила –

Санта-Лючия!

Санта-Лючия!

Ах, что ж ты медлишь,

Моя красотка!

Недвижны волны,

Надежна лодка.

Тебе от сердца

Отдам ключи я…

Санта-Лючия!

Санта-Лючия!

А если спросят: