Читать онлайн «Том 12. Статьи, заметки, стенограммы выступлений». Страница 84

И «душа» представляет собою, в сущности, лирические переживания, и буржуазные критики и поэты сильно скорбят о ее потере.

Должны ли поэты Советской России стать на сторону этой таинственной «душонки», к которой мещанство и буржуазия всех капиталистических стран (и особенно Америки) относится так нежно?

Нет! — отвечает Маяковский. Советские поэты стоят твердо, обеими ногами, на земле.

Но мещанство и буржуазия боятся реализма. Их мелкая покупательская психология не переносит реализма, машинного грохота жизни и пытается затушевать его лирическими «душевными» излияниями, мягкой музыкой, «мягким светом свечек».

В Советской России не должно и не может быть места мещанской лирике. Там идет борьба с мещанским укладом жизни.

Из этого не следует, что революция исключает лирику.

Но лирика революции и лирика мещанства — два борющихся мотива. Они по своему существу — прямо противоположны друг другу.

Каждое искусство создается классом во время его подъема. Потом оно становится ретроградной силой.

Как на иллюстрацию этого т. Маяковский сослался на Сергея Городецкого* и других поэтов царской России, «тонкая поэзия» которых часто скрывала наглые помыслы империалистических захватчиков.

Вопрос об отделении искусства от жизни — вздорный вопрос. Искусство выражает интересы того или иного класса.

Советские поэты вполне это сознают и в этом видят новые возможности. Им чужда кружковщина русского эмигрантства, их не обольщает отвлеченная лирика, внешность.

Они знают, что каждое стихотворение — «оружие не для отдыха, а для борьбы». Революционные советские поэты, освободившись от буржуазных пут, отвечают презрением на предложения о соглашательстве. Их не поймаешь на «молочных реках и кисельных берегах свободного искусства».

Они знают, что единственное место, где гордый, уважающий себя художник не подвергается необходимости продавать свои достижения, это «голодная Советская Россия», страна «железной диктатуры пролетариата».

Какой представляет себе Америку русский народ, представители русского искусства вообще и футуристы в частности? Какой представлял себе ее сам В. Маяковский?

На этот интересный вопрос он ответил в своей лекции в воскресенье, передав вкратце содержание своей поэмы «150 миллионов». Представление об Америке у русского вообще, у русского художника и футуриста, выражаясь в различных образах, сводится, в сущности, к одному: к представлению о грандиозности. В воображении крестьянина — она рисуется в виде безграничных, тучных полей, на которых пасутся огромные стада сытого скота.

Перед футуристами она встает в форме «многосаженного, многоверстного чудища Вудроу Вильсона — символа американской буржуазии».

Чикаго — чудовище город «с 14 000 улиц, а от каждой улицы — по сотне переулков, и весь он залит морем электрического света, в сравнении с которым свет солнца — «не ярче грошовой свечи»; а у каждого жителя «не меньше — генеральский чин».

Это, конечно, сатирическое, преднамеренное преувеличение, поэтическая «работа красок» в отличие от сухой «работы слова» в путеводителе. Однако же во всем этом скрывается идеализация усовершенствованной «бесконечной техники» Америки, представление ее в «головокружительном, карусельном масштабе».

Соответствует ли это представление действительности? Далеко нет.

Америка — не единое целое совершенство техники, «не один винт, а много», — «капиталистический хаос»; она — «общий неорганизованный ансамбль», беспорядочно сбитые в кучу осколки технических совершенств и удобств при отсутствии удобств в большом масштабе.

Эстетические законы в Америке не соблюдаются. Ее города — сплошная скученность. Шум американских городов — это неорганизованный, случайный шум, нагромождение шумов, рев, а не организованный мотив. Основная черта жизни американских городов — максимальная быстрота при минимальном соблюдении удобств.

Но в этом хаосе нагромождения т. Маяковский подмечает здесь и там отдельные эстетические продукты технического созидания. Один Бруклинский мост чего стоит с его стальными канатами!

В Америке, конечно, есть много интересного, удивительного.

«Мы приезжаем сюда, — говорит Маяковский, — не учить, а учиться, но учиться тому, что нужно и так, как нужно для России». Но Америка в целом непригодна для Советского Союза как образец. Америка для СССР — лозунг устройства советской индустрии, но американизм — уклад жизни — для Советского Союза неприемлем.

И в восторженном восхвалении Америки футуризмом проявляется его коренная ошибка — восхваление техники, как таковой, техники ради техники.

Футуризм имел свое место и увековечил себя в истории литературы, но в Советской России он уже сыграл свою роль.

Стремление и работа Советского Союза находят себе отражение не в футуризме, а в Лефе, воспевающем не голую хаотическую технику, а разумную организованность. Футуризм и советское строительство, — заявляет Маяковский, — не могут идти рядом. «Отныне, — говорит он, — я против футуризма; отныне я буду бороться с ним».

Два года тому назад т. Маяковский* делился с рабкорами опытом, как следует писать для газеты, как надо беречь часто корявую, но колоритную рабкоровскую речь, как следует остерегаться литературных штампов, шаблонов. За эти два года рабкоры выросли в могучую рабселькоровскую организацию, за нашим примером разворачивается рабкоровское движение и за кордоном, и т. Маяковский больше не учит рабкоров, как нужно писать, а знакомит их с состоянием и характером буржуазной прессы, особенно американской.

В одном только Нью-Йорке выходит 1500 разных газет и журналов. Большинство, на 90% — это буржуазная пресса реакционного направления. Американский репортер — подобие «ростовского жулика».

В Нью-Йорке довольно много коммунистических газет, которые выходят на разных языках. Только одна еврейская газета «Фрейгайт» имеет тираж 30 000.

Состояние американской коммунистической прессы напоминает нам состояние нашей прессы в дореволюционное время; как у них так и у нас рабочие поддерживают свою прессу. Центральный орган американской компартии «Дейли Уоркер» едва существует, однако 40 000 долларов, которые рабочие собрали между собой, поставили газету на твердую почву.

Нью-йоркские газеты выходят на различных языках, ибо такой состав нью-йоркского населения. Из 150 000 фордовских рабочих 80% чужеземцев, которые говорят на 54 языках. Со всеми коммунистическими газетами упорную борьбу ведет, кроме буржуазной, и социал-демократическая пресса. Большое влияние имеет еврейская газета «Форвертс» с тиражом 300 000 экземпляров. Газета «Русский голос» имеет тираж в 30 000 экземпляров и твердо стоит за признание советской власти, однако иногда во время выборов кандидатов в парламент за деньги помещает объявление кандидата вражеской партии. Три белогвардейские газеты только и делают что распространяют про нас пугающие слухи.

Что до американской буржуазной прессы, то она живет сенсациями, убийствами, насилиями и т. п. Убийства случаются там каждый день, но если б их не было, то это уже было б убийство для американских репортеров.

Газеты там очень большие, особенно недельные, что две такие газеты едва вместились в чемодан т. Маяковского. Чтоб прочитать такую газету требуется потратить целый день. Такая газета стоит в пять раз дороже, чем ее продают, но выручают объявления. Лучшие поэты и журналисты Америки пишут объявления для разных фирм.

Американские журналисты, правда, не так продажны, как французские, но это оттого, что американские газеты запродаются гуртом, вместе с их хозяевами, раз и навсегда. Про Маяковского там тоже распространяли разные небылицы, например, когда он спросил репортера, почему тот еще не написал, что будто Маяковский убил свою тетку, тот задумался и сказал: «И правда, почему не написал?»

Рядом с этим там рабочие домогаются выпуска стенных газет, в которых говорят о своей действительной жизни.

Говоря вообще о зачитанных стихах, Маяковский указал, что рапповцам не стоит бросаться к мировым темам, но следует писать больше о том, что хорошо им известно и не вошло в литературу: о Ростове и Нахичевани, в быту которых скрыто много сокровищ для поэзии (например, самое слово «Нахичевань» — великолепное слово, еще никем не использованное в поэзии); не стоит начинающим писать непременно гладкие, чистенькие стихи, можно и нужно делать их по возможности «корявее», — это будет задерживать внимание читателя на каждой строчке; слова надо давать в таком сочетании, в такой переработке, чтобы они возрождались, являлись перед читателем в новом свете; стоит помнить, что ни один поэт не должен быть похож на другого, но каждый должен иметь свое лицо и голос; поэтому не стоит торопиться печататься…