Читать онлайн «Поэты пушкинской поры». Страница 2

Знаменитой стала его элегия «Первый снег», строку из которой – И жить торопится, и чувствовать спешит – Пушкин взял эпиграфом к первой главе «Евгения Онегина». В пятой главе романа, при описании снега, он опять вспомнил Вяземского и отослал читателя романа к его стихам. Отголоски «Первого снега» слышны и в «зимних» пушкинских стихотворениях («Зима. Что делать нам в деревне. Я скучаю…», «Зимнее утро»).

«Первый снег» по своей стилистике занимает срединное место между произведениями Жуковского, Батюшкова и стихотворениями Пушкина. В стилевом отношении Вяземский значительно проще Жуковского и Батюшкова. У него нет ни отвлеченности батюшковских пейзажей, ни утонченной образности описаний природы Жуковского. У Вяземского лирическое чувство спаяно с конкретными деталями русского быта и пейзажа. В элегии возникают контрастные образы нежного баловня полуденной природы, южанина, и сына пасмурных небес полуночной страны. Первый снег становится символом души северянина. С ним связаны радостные впечатления, труд, быт, волнения сердца, чистота помыслов и стремлений. В описании зимы стих Вяземского наполняется энергией, над сложными и перегруженными символикой метафорами в нем начинают преобладать яркие зрительные образы:

Национально-своеобразный дух русского народа неотделим от живописных картин поздней осени и первых дней зимы. Суровая красота зимы рождает особый характер человека – нравственно здорового, презирающего опасность, гнев и угрозы судьбы. Вяземский психологически тонко передает и молодой задор, и горячность, и восторженное приятие жизни. Даже самая грусть осмыслена национальным чувством.

Картины природы у Вяземского органично связаны с описанием любовного чувства:

Восхищение стихийной красотой и силой природы сменяется восторгом и упоением любовными чувствами:

Пушкин назвал слог Вяземского в «Первом снеге» «роскошным». И это была не только похвала. Вяземский – тут его бесспорная заслуга – рисовал реальный, а не идеальный пейзаж, создавал реальную, а не отвлеченную или воображаемую русскую зиму. И все-таки он не мог обойтись без привычных, устойчивых поэтических формул, без выражений, которые обычно называют «поэтизмами». Так, «древний дуб» он называет «Пугалище дриад, приют крикливых вранов». Очень «поэтически» поэт описывает весеннее пробуждение природы:

Для Вяземского реальная зима в деревне недостаточно поэтична, и он считает нужным ее расцветить. Отсюда возникают такие «картинные сравнения», как В душе блеснула радость, // Как искры яркие на снежном хрустале; Воспоминание, как чародей богатый и др.

Если сравнить описания зимы у Вяземского и у Пушкина, то легко заметить, что Пушкин избегает метафор и поэтизмов. Слово у него прямо называет предмет. Вот как Пушкин описывает прогулку в санях:

У Вяземского помещение, откуда он выходит на зимнюю улицу, – «темницы мрачный кров», а конь – «Красивый выходец кипящих табунов». Пушкинская комната озарена утренним янтарным блеском зимнего солнца. Вместо «красивого выходца» у Пушкина сказано «конь» или просто: «кобылка бурая». Эпитеты, употребленные Пушкиным, предметны. Они обозначают время или состояние: утренний снег, поля пустые, леса… густые, конь нетерпеливый.

Главное различие между словоупотреблением Пушкина и Вяземского состоит в том, что поэтическое слово Пушкина приближено к предмету, а поэтическое слово Вяземского удалено от него. Вяземский, как будто стыдясь называть вещи своими именами, прибегает к помощи метафор, устойчивых поэтических символов и выражений. Ему кажется, что сам по себе тот или иной предмет недостаточно поэтичен, что само в себе слово не содержит поэтичности и, следовательно, ее надо в него привнести, надо, например, так описать коня, чтобы он выглядел и поэтичным, и красивым. Стилистика, которую Пушкин назвал «роскошным слогом», оставалась характерной чертой поэзии Вяземского.

Пушкин писал о «роскошном слоге» Вяземского уже тогда, когда был поклонником «нагой простоты», заключавшей в себе и красоту, и поэтичность, и благородство. Пушкинское слово, приближенное к предмету, открывало поэзию в самой действительности, извлекало лирическое, прекрасное из самой обыденной жизни. Вот почему Пушкин не страшится «называть вещи своими именами». Но тем самым он и преображает их: обычные слова становятся поэтичными. Называя предмет, Пушкин как бы «промывает» его, как промывают золотоносную породу, чтобы добыть чистое золото. Поэт, освобождая слово от посторонних наслоений, возвращает ему блеск красоты и благородное величие поэзии.

В отличие от Вяземского, лицейский и послелицейский товарищ Пушкина поэт А.А. Дельвиг облек свой романтизм в классицистические жанры. Он стилизовал античные, древнегреческие и древнеримские стихотворные размеры и воссоздавал в своей лирике условный мир древности, где царствуют гармония и красота. Для своих античных зарисовок Дельвиг избрал жанр идиллий.

Действие идиллий Дельвига развертывается обычно под сенью деревьев, в прохладной тишине, у сверкающего источника. Поэт придает картинам природы яркие краски, пластичность и живописность форм. Состояние природы всегда умиротворенное, и это подчеркивает гармонию вне и внутри человека.

Герои идиллий Дельвига – цельные существа, никогда не изменяющие своим чувствам. В одном из лучших стихотворений поэта – «Идиллии» («Некогда Титир и Зоя под тенью двух юных платанов…») – восхищенно рассказывается о прекрасной любви юноши и девушки, сохраненной ими навеки. В наивной и чистой пластической зарисовке поэт сумел передать благородство и возвышенность нежного и глубокого чувства. И природа, и боги сочувствуют влюбленным, оберегая и после их смерти неугасимое пламя любви. Герои Дельвига не рассуждают о своем чувстве – они отдаются его власти, и это приносит им радость.