Не всякий день такое чудо!
И рада до смерти чета
Кормить апостолов Христа.
Но вот (чтоб не тянуть нам дале)
Обед закончен, гости встали,
Молитва «Gracias»212 прошла,
И снята скатерть со стола.
Тут бог сказал: «Теперь ко мне ты
Неси на стол свои монеты!
За то, что ты нас угостил,
Чтоб ты меня и впредь любил,
Сейчас мое благословенье
Утроит их в одно мгновенье».
Тут мельник быстро приволок
Тяжелый кожаный мешок,
Который был червонцев полон,
И перед господом на стол он
Три сотни гульденов кладет
И превращенья денег ждет
С тупою радостью на роже.
Спросил бог мельничиху тоже,
Не хочет ли она свои
Умножить деньги раза в три?
Старушка в радости великой
Сказала богу: «Погоди-ка!»
И, выскочивши из дверей,
Она за мельницу живей
Торопится, бежит вприпрыжку
И наконец несет кубышку.
Те деньги скоплены с трудом
От мужа старого тайком.
Старушкин клад на стол принес им
Златых монет десятков восемь.
Бог сразу встал из-за стола,
И тут вся братия сочла,
Что время — в путь. Благословенье
Над деньгами одно мгновенье
Господь прочесть было хотел,
Но Петр вдруг нагло подлетел,
Свой плащ раскинул воровато,
И бог туда смахнул деньжата.
Затем пустились все бежать —
И бог и вся святая рать.
В светлице, разом опустевшей,
Остался мельник помертвевший,
Как музыкант, что пляски круг
Своей игрой расстроил вдруг.
Тут он с женою закричали:
«Куда ж вы деньги наши взяли?»
Но бог в ответ ему: «Не трусь,
Постой, пока я возвращусь!
Я денежки твои утрою!»
И вот стоят в смятенье двое,
Не зная, что им предпринять…
Уж плуты скрылись, не догнать,
А все еще стоят в испуге
Оторопевшие супруги.
Над этою четой потом
Трунили долго всем селом:
Мол, мельник и жена считали,
Что бога в доме принимали,
А это бес их обошел.
Кто эту басенку прочел,
Пускай тот рот не разевает,
Пусть незнакомца проверяет
И верит лишь своим глазам,
Иначе нищим станет сам.
Давненько в мире так ведется:
Кто прост, тот к гибели несется!
А кто не прост — пускай скорей
Прогонит от своих дверей
Тех, чья душа черна, как вакса,
Учтя советы Ганса Сакса.
213
Чудесный слушайте рассказ:
Господь тогда еще средь нас
Ходил с апостолом Петром…
Вот как-то раз брели вдвоем
И вдруг увидели они:
Под грушею лежит в тени
Лентяй-батрак, разинув рот,
Зевает да баклуши бьет!
Дороги далее не зная,
Господь тогда спросил лентяя:
«Как нам пройти в Иерихон?»214
Не встал батрак, лишь поднял он
Одну из ног, и то с трудом,
И ею указал на дом,
Едва видневшийся вдали…
И путники туда пошли.
Лентяй же снова развалился,
Зеленой веткою прикрылся
И захрапел, как мерин сивый…
Батрак был страсть какой ленивый!
Они же вскоре убедились,
Что дальше снова заблудились.
Вдруг на лугу перед селом,
Глядят, крестьяночка серпом
Так жала резво и умело,
Что все в руках у ней горело,
Пот в три ручья с лица стекал…
Господь приветливо сказал:
«Дитя, по этому пути
К Иерихону как пройти?»
А девушка в ответ тогда:
«Да вы попали не туда!»
Свой серп на землю положила,
Их за собою поманила,
Пошла вперед, да понемногу
И вывела их на дорогу.
Затем вернулась — и за дело!
И вновь работа закипела.
А Петр сказал: «Владыко мой!
Молю о милости такой:
Девицу ревностную ту
Вознагради за доброту
Супругом дельным, работящим,
Ну, словом, мужем настоящим!»
Господь Петру и говорит:
«Тот олух, что под грушей спит
И с места сдвинуться ленится,
Мной предназначен той девице.
Пусть коротают век, любя!»
«Да боже упаси тебя! —
Воскликнул Петр. — Не поспешай!
Ей за добро добром воздай,
Хорошего ей мужа надо!»
А господа взяла досада:
«Молчи-ка лучше, куманек!
Тебе все это невдомек!
Она должна кормить лентяя,
Его ко благу приобщая,
Иначе быть ему в петле
За прегрешенья на земле.
А мужем праведным девица,
Пожалуй, может возгордиться.
Вот ей лентяй и дан в мужья:
Творю обоим благо я!»
Из этой басни вывод главный:
Бог часто брак творит неравный.
Пусть облегчают крест нести
Друг другу муж с женой в пути.
Вдвоем свершая жизни труд,
Пусть оба счастливо живут.
Ведь старики-то говорят:
Бывает брак на разный лад,
Но, будь хорош он или плох,
Все к лучшему свершает бог.
Пусть воля божья зиждет брак!
Ганс Сакс об этом мыслит так.
215
Вчера я под вечер гулял
По площади и размышлял,
Стихи слагал я в эту пору.
Вдруг девушка предстала взору,
Какой, наверно, и во сне
Не доводилось видеть мне.
Была та девушка красива
Лицом и сложена на диво,
Как римская Лукреция.216
Желая насмотреться, я,
Как вкопанный, остановился,
И, глядя на нее, дивился,
И молча думал: кто она?
Но тут, спокойна и нежна,
Она пошла ко мне навстречу
И, обратясь с учтивой речью,
Спросила, что я здесь стою.
Я отвечал: «За жизнь свою
Не видывал я женщин краше.
Взирая на красоты ваши,
Я сам не в силах глаз отвесть.
Семь прелестей, какие есть,
Все в вас природа совместила».
«Кто вам сказал, — она спросила, —
Что прелестей у женщин семь,
А больше нет у нас совсем?»
Я отвечал ей: «Повсеместно
Семь женских прелестей известны».
Она ж мне: «Ведомо давно
Ученым людям, что должно
Число всех прелестей равняться
Шесть на три, то есть восемнадцать.
Три маленьких, во-первых, есть,
Три длинных надо к ним причесть,
И, в-третьих, мягких три и нежных,
И три, в-четвертых, белоснежных,
И, в-пятых, алых три нужны,
И три, в-шестых, как смоль черны».
Я ей сказал: «Просить я смею,
Чтоб рассказали вы яснее,
А то не понял я, увы!»
Она мне: «Коль хотите вы,
Все прелести могу назвать я,
Лишь сделаю одно изъятье;
Увидите, что я права.
Три маленьких идут сперва:
Две ножки малые — красотки
И подбородочек короткий.
Затем в трех длинных скрыты чары:
Два — это бедер длинных пара
И третья — длинная коса.
В трех мягких тоже есть краса:
Тут, кроме ручек нежных двух,
Животик мягкий, точно пух.
Три белых отгадать — не шутки;
Так знайте: то две белых грудки
И шейка белая одна.
Три алых я назвать должна:
То алых щечки две сначала,
А третьим будет ротик алый.
Три черных кончат мой рассказ:
Два — это пара черных глаз,
Но вам сказать о черной третьей
Я не могу; в моем ответе
Семнадцать прелестей даны,
Одну вы отгадать должны,
И я венком вас увенчаю».
Спросил я: «Как же я узнаю,
Что там за прелесть есть одна?»
Она сказала: «Ночь длинна;
Подумайте, и завтра вместе
Мы встретимся на этом месте».
И тут же удалилась прочь.
Хоть глаз я не смыкал всю ночь,
Не смог задачи одолеть я:
Какая ж это прелесть третья
Черна как смоль! И вот сейчас
Прошу, чтобы хоть кто из вас
Мне оказал благодеянье,
Открыв той прелести названье.
Он Гансу Саксу бы помог
Желанный получить венок.
217
На землю вздумал черт явиться,
Жить по-людски и ожениться.
Богачку старую взял замуж,
Ну а с лица не взыщешь там уж!
И лишь они вступили в брак,
В дому поднялся кавардак.
Жена сварливой оказалась
И с мужем день-деньской ругалась,
А ночью — прямо хоть пляши —
Терзали их клопы да вши.
И черт решил: ну нет, отныне
Уж лучше буду жить в пустыне,
Сбегу-ка я куда-нибудь
От свар семейных отдохнуть.
И вот пошел он в темный лес
И там на дерево залез.
Сидел, смотрел, забыв тревоги.
Вдруг видит — едет по дороге
Бродячий лекарь. Черт к нему,
Как будто к другу своему:
«Нас двое мудрых лекарей!
Давай лечить людей скорей.
Доход немалый будет нам,
А деньги чтобы пополам!»
«Да кто ты?» — лекарь возразил,
А черт ему и объяснил,
Что он-де черт, что он женился
И за женитьбу поплатился,
Мол, злая старая жена
И черту самому страшна,
Мол, видеть он не мог старуху,
И убежал он что есть духу.
«Меня в помощники возьми,
Себя покажем пред людьми.
Нам это дело принесет
И состоянье и почет!»
Врачу стал дьявол толковать,
Как им работу начинать:
«Пойду я в город, где живет
Богатый бюргер-живоглот,