Совсем чуть слышный голосок.
Так, так…
Недолго будет он ее любить.
Ее? Любить? Да это невозможно!
И я так думаю. Он отвернется
От этой безголосой коротышки. —
А поступь как? Величие в ней есть? —
Она едва передвигает ноги,
Не отличишь — стоит или идет.
Нет жизни в ней. Не женщина она,
А изваяние.
Да полно, так ли?
Приметлив я.
Приметливей он втрое
Любого египтянина.
Да, вижу,
Он наблюдателен. Ну что в ней есть?
Он здраво рассуждает.
Очень здраво.
Что скажешь ты о возрасте ее?
Она уже успела овдоветь.
Что? Овдоветь? — Ты слышишь, Хармиана?
Я думаю, что лет под тридцать ей.
Лицо продолговато иль округло?
Ее лицо округло до уродства.
Такие большей частью неумны.
А волосы какие? Цвет какой?
Цвет темный. Безобразно низкий лоб.
Вот золото, возьми. Не обижайся,
Что так сурова я была к тебе.
Тебя отправлю я в обратный путь,
Ты человек толковый. Собирайся.
Я приготовлю письма.
Гонец уходит.
Честный малый.
Да, ты права. Мне жаль, что я была
К нему несправедлива. Вижу я,
Что эта женщина мне не опасна.
Ничуть.
Гонец способен отличить
Величье истинное от подделки.
Еще бы! Он на службе у тебя
Не первый год!
Послушай, Хармиана,
Я кое-что еще узнать хотела…
Ну хорошо, пришли его потом.
Все, может быть, уладится.
Ручаюсь.
Уходят.
СЦЕНА 4
Афины. Покой в доме Антония.
Входят Антоний и Октавия.
Нет, нет, Октавия, не возражай.
И это все, и многое другое
Охотно б я простил. Но начал он
Опять войну с Помпеем. Он составил
И огласил публично завещанье,
Где обо мне едва упомянул;
А там, где обойти моих заслуг
Никак не мог, был более чем краток
И скуп на похвалу. В своих речах
Меня он мерит самой низкой меркой
И о славнейших подвигах моих
Едва сквозь зубы цедит.
Мой дорогой супруг! Верь не всему,
А если веришь — не на все сердись.
Ведь если между вами вспыхнет ссора,
Несчастнейшей из женщин буду я,
Молясь за двух врагов.
Лишь насмешу богов я милосердных,
К ним вознося смиренную мольбу:
«Благословите моего супруга!»
И, ей в опровержение, молясь:
«Благословите брата моего!»
Кто бы из вас ни победил — мне горе.
Меж этих крайностей средины нет.
Моя Октавия, свою любовь
Отдай тому, кому она дороже.
Честь потеряв, себя я потеряю.
Уж лучше б мне совсем не быть твоим,
Чем, будучи твоим, утратить честь.
Но если ты нас помирить желаешь,
Попробуй. А тем временем я буду
Готовиться к войне, позор которой
Падет на брата твоего. Спеши.
Пускай исполнится твое желанье.
Спасибо. Пусть Юпитер всемогущий
Мне, слабой, мне, бессильной, силы даст,
Чтоб я могла склонить вас к примиренью.
Война меж вами — трещина в земле;
Ее заполнят только горы трупов.
Ты на того, кто был причиной ссоры,
Свое негодованье обрати.
Едва ли так равно мы виноваты,
Чтоб поровну делить твою любовь.
Готовься. Отбери людей для свиты
И не отказывай себе ни в чем.
Уходят.
СЦЕНА 5
Там же. Другой покой.
Входят с разных сторон Энобарб и Эрос.
Ну, что нового, друг Эрос?
Новости удивительные.
Какие же?
Цезарь и Лепид возобновили войну с Помпеем.
Это старая новость. И кто кого победил?
Цезарь одолел Помпея с помощью Лепида, но теперь не признает его равным себе и не желает делиться с ним славой. Да еще обвиняет Лепида в сношениях с врагом на основании давних его писем к Помпею. Так что сейчас бедняга триумвир находится в заточении и будет там, пока его не освободит смерть.
Теперь у мира две звериных пасти.
И сколько ты им пищи ни бросай,
Одна из них другую загрызет. —
А где сейчас Антоний?
Он в саду.
Сухие ветки яростно топча,
«Дурак Лепид!» — кричит он и грозится
Распять того, кто умертвил Помпея.
Готов к отплытью наш огромный флот…
В Италию, на Цезаря. Послушай,
Антоний за тобой меня послал.
О новостях сказать я мог и позже.
Да тут уж все равно. Эх, будь что будет.
Веди меня к Антонию.
Идем.
Уходят.
СЦЕНА 6
Рим. Покой в доме Цезаря.
Входят Цезарь, Агриппа и Меценат.
Он просто издевается над Римом.
В Александрии, сообщают мне,
На серебром обитом возвышенье
Антоний с Клеопатрой сели рядом
На тронах золотых; и у подножья —
Цезарион25 (сын якобы того,
Кто мне названым был отцом), а также
Весь выводок приблудных их детей.
И власть самодержавную он дал ей
Не только над Египтом, но еще
Над Палестиной, Лидией и Кипром.
И это объявил он всенародно?
Публично, на арене для ристалищ.
А два их отпрыска — цари царей:
Над царствами армян, парфян, мидян
Владыкой он поставил Александра
И Птолемею отдал под начало
Сирийцев, киликийцев, финикиян.
А Клеопатра в этот день была
В священном одеянии Изиды,
В котором появлялась уж не раз.
Оповестить об этом надо римлян.
И отвернется от него народ,
Давно его гордыней раздраженный.
Народ уже осведомлен. Антоний
Прислал сенату список обвинений.
Кого же обвиняет он?
Меня.
Сицилию забрав, мол, у Помпея,
Антонию не предоставил я
Его законной доли; не вернул
Тех кораблей, что дал он мне взаймы.
И, наконец, винит нас, что Лепида
Мы отстранили от триумвирата,
Конфисковав имущество его.
На это все ответить надо, Цезарь.
Ответ написан, и гонец в пути.
Я там пишу, что стал Лепид жесток,
Что злоупотреблял высокой властью
И поделом смещен; что я отдам
Антонию условленную часть
Того, что я завоевал, но пусть
В Армении и прочих государствах,
Им завоеванных, он даст мне долю.
Такой уступки от него не жди.
Так пусть и он не ждет от нас уступок.
Входит Октавия со свитой.
Привет тебе, мой брат и господин!
Как, это ты? Отвергнутая мужем?
Причины нет так называть меня.
Зачем же ты неслышно к нам подкралась?
Сестре ли Цезаря являться так?
Супруге ль триумвира? Ей пристало
Пожаловать в сопровожденье войска,
Чтоб возвещало ржание коней
Еще задолго о ее прибытье;
Должны были под тяжестью зевак
Деревья гнуться; пыль должна была
От поезда ее вздыматься к небу.
Но ты явилась как простолюдинка,
Ты воспрепятствовала изъявленьям
Любви народной; а когда любовь
Нельзя излить, легко ей и зачахнуть.
Тебя встречать на море и на суше