Читать онлайн «Социокультурный словарь». Страница 58

ПАТОЛОГИЯ СОЦИАЛЬНАЯ — социальные отношения, значимо снижающие способность сообщества (малой группы, племени, предприятия, клуба, общества в целом и т. д.) воспроизводить себя своими собственными функциями, предотвращать рост социальной энтропии, преодолевать социокультурные противоречия. Зачатки П. с., ее элементы могут существовать в любом обществе, где она играет роль фактора, стимулирующего борьбу с этим явлением. Однако она может нарастать, опережая рост творческих рефлективных способностей социального субъекта. Раскол является важнейшей причиной неспособности обеспечить взаимопроникновение частей и целого, отставания способности людей решать свои проблемы. П. с. — результат нарушения органического развития, например формирования хозяйства большого общества на основе доэкономических отношений, осложненных утилитаризмом, стремлением к модернизации. Это неизбежно привело к углублению нарушения закона соотношения хозяйственных отраслей, к деформации хозяйства, формированию псевдооэкономики, опирающейся на принудительную циркуляцию ресурсов, включая рабочую силу, к формированию псевдоурбанизации и т. д. Все это влечет за собой бесчисленные последствия, пронизывающие все общество элементами патологии, включая формирование социальной структуры, адаптирующейся к этой системе, и, следовательно, заинтересованной в ее сохранении. Это система манипулирует человеком для обеспечения функционирования патологических структур в условиях прописки и лагерей принудительного труда. Патологические процессы охватывают нравственность, культуру, науку и т. д. Проблема преодоления П. с., ее реформирования представляет собой задачу исключительной сложности, к которой общество оказалось недостаточно подготовленным.

ПЕРВОЕ ЛИЦО — лицо, возглавляющее высшую власть в обществе: князь, царь, вождь, генеральный секретарь и т. д. В культуре традиционной цивилизации П. л. может рассматриваться как тотем, как его потомок, как источник и воплощение высшей Правды, единственный субъект позитивных новшеств. Тем самым он рассматривается как единственный субъект, причина, объяснительный принцип событий, изменений в обществе. Партиципация к П. л. только и дает возможность обществу, локальному сообществу, личности существовать в мире, наполненном кознями кривды, мирового зла. Отпадение от П. л. — потеря источника жизни, смерть, неизбежная победа кривды, так как человек без тотема не может не ошибаться. Например, Сталин «выступал для нас в роли спасителя от ошибок» (Симонов К. Знамя. 1988. № 3. С. 34). П. л. в традиционной культуре играет роль главного социального интегратора. П. л. может успешно выполнять свои функции, если уловит направленность инверсионной волны, сможет стать ее реальным живым воплощением и тем самым — реальным харизматическим вождем. При этом он должен использовать инверсионную волну посредством эффекта парусника для интеграции общества. От способности вписаться в нравственный идеал, несомый инверсией, зависят оценки П. л. историей. Например, Сталин мог стать гением всех времен и народов, так как он был рупором древнего архаического идеала в соединении с идеей абсолютной власти, языческого деспота (Б. Пастернак). Притом деспот всегда «отец». При всей, казалось, абсолютности своей власти над обществом он взлетел вверх на волне энтузиазма народа, реализующего себя в инверсии в ее крайних формах. Тайна победы Сталина заключается в том, что он воплощал цинизм и беспринципность утилитаризма в масштабах, на которые не были способны его противники, превращал любой принцип, прежде всего принцип Антона Петрова, в средство для единственной цели — укрепления абсолютной власти, синкретически неотделимой от личности Сталина, власти, обещавшей победу мирового добра над мировым злом. Он утвердился потому, что в полном соответствии с псевдосинкретизмом, не имея своих собственных идей, утилитарно комбинировал чужие в соответствии с единственным утилитарным критерием, т. е. ростом своей способности вписаться в манихейские волны массового сознания, требующего в ответ на рост дискомфортного состояния постоянного истребления носителей зла, что вызывало, в свою очередь, необходимость в тотеме, способном их распознавать и карать. Господство тотемических представлений о П. л. опасно для большого общества. Реальная деятельность П. л. в расколотом обществе рано или поздно неизбежно разойдется с утопическим мифом, что вызовет инверсионный отлив от тотема, замену его другим. Например, Николай 11 оказался антитотемом, так как перестал «всех равнять», пошел по пути отказа от традиционализма, повернул к либерализму. Трагедия П. л. заключается в том, что оно, сжившись со своей исторической ролью, оказывается не в состоянии осознать ее относительный и преходящий характер. Оно может пережить апогей вознесшей его инверсии и сопротивляться переменам, что может привести к насильственному устранению, гибели П. л. Ленин был единственным П. л. в истории страны, который сумел в той или иной форме управлять на протяжении трех этапов, т. е. достиг пока высшего результата в интерпретации имеющих место во время его жизни массовых инверсий, соответствующих нравственных идеалов. Инверсионный характер развития общества включает в каждую новую версию господствующего нравственного идеала критику, доходящую до отрицания предшествующего нравственного идеала, предшествующего П. л. При этом П. л. прошлого этапа может инверсионным образом превратиться в антитотем, отпавший от основополагающих абсолютных ценностей. Еще Борис Годунов оказался «неприродным» царем. Неспособность отличить «природную» суть царя от его социальной функции, характерная для синкретизма, тотемизма, была основой для традиционного убийства свергнутых царей в стране. Критика Сталина как П. л. имеет многоплановый смысл. Она протекает в рамках тотемизма как попытка превратить его в антитотем и расчистить дорогу для нового тотема, как акт, утверждающий всеобщую безответственность за происшедшее со страной, возложения всей ответственности за имевшие место бедствия и злодеяния на оборотня. Вместе с тем эта критика перерастает, в отрицание самого принципа тотемизма и переходит в попытку найти новое на либеральной основе основание для интеграции общества. Аналогичная ситуация имела место в первом глобальном периоде, когда критика каждого предшествующего П. л. (массовым сознанием как антихриста) переросла в критику самого принципа самодержавия, его идеологических основ. Подобные процессы можно рассматривать как важнейший элемент перехода к новому глобальному периоду. Представление о Сталине как о тотеме приобретало различные модернизированные формы, в частности, о нем как имеющем медиумический характер (Даниил Андреев). В этой точке зрения можно видеть определенное отражение способности Сталина подсасывать жизненные силы из древних архаических пластов культуры. Сложность положения П. л. в современных условиях заключается в неоднозначности его основ, где смешан тотемизм, утилитаризм, либерализм, в его объективной опоре на разные, возможно исключающие друг друга субкультуры; в ослаблении покрова тайны П. л. средствами массовой информации. Важнейшая проблема, которую вызывает тотемизм, заключается в том, что все жалобы, все факты недовольства обращаются не столько к местным властям, сколько направлены в сакральный центр, прежде всего непосредственно П. л. Рост такого нажима, который подчас поддерживается и местными властями, может перейти критическую точку. Здесь существенное отличие от Запада, где с забастовками имеет дело множество «линий обороны», прежде чем возникает необходимость вмешательства П. л. Для этого нажима на П. л. используются либеральные институты. Это движение приобретает форму особого соборно-либерального идеала. При этом тотемизм может инверсионным образом выдвинуть «коллективное руководство», которое должно нивелировать власть П. л. Тем самым, однако, не снимается опасность тотемизма для большого общества, так как может иметь место инверсия авторитарного варианта в соборный. Развитие утилитаризма, а тем более влияние либерализма формируют новое культурное основание для П. л., т. е. как полезный и необходимый для существования общества институт, который, однако, может подвергаться критике с точки зрения его эффективности.

ПЕРСОНИФИКАЦИЯ — форма фетишизма, стремление интерпретировать, объяснять любое социальное явление, изменение как проявление личной воли конкретного лица или группы: явной, например, бюрократии, или скрытой, участников тайного сговора. П. идет от древних форм антропологизма, рассматривающего весь мир как некоторое скопище реальных субъектов. Реальные процессы протекают не как результат чистой воли, потребностей субъекта и не как результат слепых обстоятельств, но как диалектический переход их друг в друга, который подлежит познанию, объяснению, пониманию. Человеческие действия могут быть вовсе не результатом каприза или рационально продуманной цели, но сложной системой действий, окутанных мифологическими и идеологическими мотивациями. Всегда существует конкретно-исторический уровень способности личности овладевать и управлять стихийными процессами. П. создает основу для переоценки возможности административного давления на личность с целью заставить ее совершить те или иные действия, например, лучше работать. П. лежит в основе сведения проблемы преступности к личности преступника, упадка хозяйства — к личности экономистов, «культа личности» — к личности Сталина и т. д. П. противоположна и одновременно дополняется фетишистским отношением к среде как фактору, определяющему поведение личности. Мировой исторический процесс носит стихийный характер, хотя люди и пытаются постоянно эту стихийность преодолеть и не всегда безуспешно. Тем не менее абсолютизация этих успехов искажает реальную сложность жизни общества. Чем более значимый характер носят социально-исторические явления, тем большее количество людей оно должно охватывать. П. является важнейшим приемом идеологии, позволяющим иллюзорно рассматривать любое массовое движение как результат козней «кучки экстремистов». При этом игнорируется, что суть проблемы заключается в том, почему массовое движение идет именно за этой группой или лидером, игнорируя других агитаторов и лидеров, если эта группа действительно существует. П. позволяет иллюзорно возложить ответственность на отсутствие прогресса, например в экономической реформе, на первое лицо. При этом игнорируется главное, т. е., что миллионы людей не рассматривают реформу как свое личное дело.