Читать онлайн «Заблуждения капитализма или пагубная самонадеянность профессора Хайека». Страница 45

Надо заметить, что в прошлом понятие природы человека толковали не только в биологическом смысле, но включали в него и некоторые «моральные» характеристики, например: «Человек рождается чистым и добрым, а все дурные черты в нем развиваются окружающим обществом», или: «Человек рождается с наклонностью к злу, а общество пытается ограничить эту наклонность». Все религии подчеркивают ту или другую сторону «образа человека», но чаще всего – доктрину «первородного греха». Так как «моральные свойства» человека очевидным образом зависят не только от его биологических задатков, одинаковых для всех особей нашего вида, но и от общественной среды и традиций, которые весьма разнообразны, мы не будем включать их в понятие природы человека, сохраняя этот термин для тех свойств, которые всегда и неизменно присущи всем людям.

Итак, нас будут интересовать биологические характеристики нашего вида, и в особенности те психические установки, которым можно приписать инстинктивный характер. Под инстинктами понимаются генетически наследуемые стимулы поведения, в том числе те, действие которых требует «запуска» на той или иной стадии детства, о чем еще будет подробнее сказано в дальнейшем.

Как известно, человек – очень особенный вид, даже в отношении самых древних, универсальных животных инстинктов. Мы не можем удовлетворительно объяснить его исключительные черты, выделяющие его из всех животных, – то есть не умеем вывести их происхождение из общепринятого в наше время определения человека. Человек определяется как животное, способное к понятийному мышлению и связанному с ним употреблению символического (словесного) языка. Перечисляемые дальше особые свойства человека должны были, по-видимому, возникнуть под действием этого основного свойства или одновременно и в причинной связи с ним, но мы не умеем сказать об этом что-либо объективно доказуемое [Конечно, любое «определение» человека, в том числе и это новейшее, напоминает Аристотелеву «сущность», и упорные попытки антропологов дать такое определение подвержены той же критике, что и «сущности» средневековых схоластов. В этом месте мы хотим лишь сказать, что некоторое отличие человека от других животных, которое кажется решающим, не позволяет нам объяснить другие отличия.] .

Во-первых, человек потребляет на килограмм веса в пять раз больше энергии, чем любое другое высшее животное. Можно сказать, что он «гиперэнергетичен». Может быть (это всего лишь предположение), такая способность поглощать энергию связана с особыми преимуществами в добыВыражение «природа человека» обычно употребляется для описания тех свойств, которые присущи че мясной пищи, которые доставляет человеку его мозг. Чем объясняется потребность в таком количестве энергии, трудно сказать. Мозг сам по себе потребляет очень мало энергии, но человек, несомненно, деятельнее всех других крупных хищников, которые затрачивают много энергии лишь во время охоты, тогда как человек регулярно «работает» целыми днями.

Во-вторых, человек «гиперсексуален»: он проявляет половую активность круглый год, тогда как другие высшие животные стимулируются к ней лишь в определенные периоды. Кажется, до сих пор эта особенность человека не получила никакого объяснения; но очень вероятно, что она оказала влияние на следующее его свойство, о котором мы знаем несколько больше.

В-третьих, человек «гиперагрессивен». Инстинкт внутривидовой агрессии, общий всем хищникам, у человека также ограничен «корректирующими» инстинктами, требующими лишь изгнания конкурента с охотничьего участка, но не его убийства, и охраняющими самок в период размножения, вместе с подрастающим потомством. На ранней, еще дочеловеческой стадии развития наших предков-гоминид они были разделены на стада численностью в несколько десятков особей, подобно нынешним человекообразным обезьянам. Но, в отличие от шимпанзе и горилл, у которых столкновения между стадами редки и относительно безобидны, стада наших предков вступили в ожесточенную конкуренцию между собой, причины которой оставляют широкое место для предположений. Возможно, в периоды оледенений некоторые популяции гоминид оказались изолированными в областях с крайне скудными ресурсами и нашли выход в истреблении конкурирующих групп. Во всяком случае, стада гоминид превратились в более крупные сообщества – племена, – которые вели между собой непрерывные войны. Очевидным признаком этого является каннибализм, также совершенно исключительное явление среди высших животных. Даже у низших млекопитающих единственным исключением являются крысы, у которых также происходят «войны» между популяциями и наблюдается каннибализм. На стойбищах доисторического человека обычно находят расколотые кости и пробитые черепа людей – очевидно, убитых «врагов»; особенно ценился в качестве лакомства человеческий мозг. По-видимому, на стадии бродячих охотничьих сообществ непрерывные войны и каннибализм были присущи всем без исключения племенам наших предков. Эти явления отмечены этнографами у многих примитивных племен, но и до сих пор более крупные сообщества людей – государства – ведут между собой уже давно бессмысленные войны.

Войны между племенами сопровождались значительным ослаблением инстинктов, корректирующих инстинкт внутривидовой агрессии: без этого были бы невозможны убийства своих собратьев по виду, совершенно исключенные в нормальных случаях у всех высших млекопитающих. В этих условиях особое значение приобретала внутривидовая сплоченность, инстинктивные основы которой были унаследованы от обезьяньего стада и усилены групповым отбором. В борьбе между племенами происходил, несомненно, отбор наиболее приспособленных групп, аналогичный отбору наиболее приспособленных индивидов, описанному Дарвином. Значение группового отбора в ходе эволюции животных еще мало изучено, но уже нет сомнений в его реальности, и есть достаточное число его убедительных примеров. Племена, в которых сплоченность не была традицией (и даже, как это описано в некоторых патологических случаях, проявлялся внутренний антагонизм), имели мало шансов на выживание в состязании со сплоченными, эффективно организованными племенами. Несомненно, общие черты поведения, наблюдаемые во всех жизнеспособных, «нормальных» племенах, свидетельствуют об инстинктивно закрепленных механизмах, обеспечивающих ненападение и сотрудничество между членами племени. В более развитых сообществах на этой основе выработались нормы поведения, о которых уже была речь при обсуждении единообразия правовых систем [Одним из первых авторов, говоривших об инстинктивных механизмах «сотрудничества» между людьми, был П.А. Кропоткин, противопоставлявший их дарвиновым механизмам «конкуренции». В то время такие взгляды казались фантастическими.].

В сплоченности племени важную роль играл процесс, который Конрад Лоренц называет «устранением асоциальных паразитов». Одним из видов сотрудничества между животными, по-видимому, выработанным групповым отбором, является коллективная защита от хищника, известная под названием mobbing (от англ. mob – толпа), или, на языке немецких охотников, Hassen (ненависть). Птицы, по отдельности слабые и лишенные эффективных защитных средств, нападают на хищную птицу все вместе, окружая ее со всех сторон, нанося ей раны клювами и когтями, а главное, мешая ей ориентироваться и выбрать себе жертву. У более сильных животных, таких, как буйволы или павианы, взрослые самцы образуют линию обороны вокруг стада, помещая внутрь этого «фронта» самок и молодых животных. Коллективные механизмы защиты стада носят, несомненно, инстинктивный характер. Точно так же коллективно выполняются различные строительные работы, начиная с муравьев, термитов и пчел, до бобров с их плотинами и подводными жилищами, и все эти действия также инстинктивны, то есть генетически запрограммированы. Как и все инстинкты, эти инстинкты сотрудничества и взаимопомощи могут у отдельных индивидов выпадать; такие индивиды пользуются усилиями своих собратьев по виду, но не прин /p/pимают участия в этих усилиях. Лоренц замечает, что подобное поведение доставляет таким «асоциальным паразитам» очевидные преимущества, и ставит вопрос, почему это не приводит к их умножению: в самом деле, каждое преимущество производит селекционное давление в пользу фактора, который его вызывает, и трудно понять, чтó мешало бы «паразитам» составить большинство в популяции, подрывая все формы внутривидового сотрудничества. Активное «устранение асоциальных паразитов», по выражению Лоренца, наблюдается лишь на крайних ступенях биологической эволюции: в сообществе клеток и в сообществе людей. Рост и метаболизм клетки подчиняются ее функциям в составе ткани, которой она принадлежит. Но ненормальная, раковая клетка начинает неограниченно делиться, производя паразитическую популяцию, вредную для организма; для искоренения таких мутаций служит иммунная система. Аналогичную роль, – говорит Лоренц, – играет в человеческом обществе устранение преступников, нарушающих интересы сообщества в целом. Трудно себе представить подобные санкции по отношению к птице, не участвующей в «травле» хищника; но, вероятно, появление «асоциальных паразитов» предотвращается групповым отбором, устраняющим «недостаточно сплоченные» группы.