Читать онлайн «Русская Доктрина». Страница 38

Выдающийся татарский писатель, ученейший мусульманин мулла Каюм Насери (его именем в Казани названа улица) сказал: “Мусульманину всегда было легче жить с русским. Русский лучше всех знает, что нужно мусульманину”. Можно приводить весьма сильные аргументы из прошлого, рассеивающие все сомнения относительно возможности мирного сосуществования христиан и мусульман. Так, спасителями России в XVII в. были многие представители ислама. Любопытно, что, по одной из наиболее убедительных версий, инициатор всенародного движения по освобождению Москвы земский староста Кузьма Минин – это крещеный татарин Кириша Минибаев. Вместе с князем Пожарским он стал символом Русской земли. В ту же эпоху под руководством митрополита Казанского Исайи мусульмане с русскими и язычниками-черемисами (марийцами) поехали освобождать Русскую землю от польских оккупантов и всевозможного сброда, вызванного из небытия Смутным временем. И это произошло спустя всего полвека после взятия Казани Иоанном Грозным! Значит, коренные народы и вероисповедания уже тогда неплохо уживались.

В последние годы в прессе встречается немало спекуляций вокруг численности исламского населения в России. Многие политизированные публицисты прогнозировали бурный рост исламской уммы и заверяли, что уже очень скоро число мусульман в России сравняется с числом православных. Однако эти заявления нельзя признать основательными.

По данным переписи населения 2002 года, общая численность этнических мусульман в России не превышает 14,5 млн человек. Большинство мусульманских лидеров настаивают на цифре в 20 млн, которая была оглашена Президентом России в августе 2003 года, многие ученые-исламоведы утверждают, что реальных приверженцев ислама в России не более 8–10 млн. Давая оценку приведенным мнениям, можно заметить, что каждый их автор по-своему прав. Правы те, кто соотносит численность мусульман с суммой представителей мусульманских народов. Правы и те, кто определяет численность мусульман в 8–10 млн по данным социологических опросов. Авторитет Президента России не позволяет сомневаться и в его оценках. Единственным способом сгладить существующие противоречия является предположение, что в России единовременно находится до 17–19 млн человек (что при округлении дает 20 млн), принадлежащих к мусульманским народам. Несмотря на заверения руководителей Госкомстата, перепись населения действительно могла не охватить всех этих людей, однако очевидно, что многие из них являются не гражданами России, а временно приехавшими на заработки жителями Средней Азии и Закавказья.

При оценках численности российского мусульманского сообщества также не надо забывать, что среди этнических мусульман немало неверующих и приверженцев других религий. Есть веские основания полагать, что до 10–15% этнических мусульман в России реально исповедуют не ислам, а христианство. Эта цифра косвенно подтверждается данными социологических опросов и выборочными исследованиями этнического состава православных и протестантских общин. Сами мусульманские лидеры также не отрицают, что тысячи татар, башкир, казахов, адыгов и кабардинцев переходят в христианство. Христианизация этнических мусульман происходит не столько вследствие какой-то целенаправленной миссионерской деятельности, которую среди них ведут только протестанты, сколько под влиянием русской культуры, имеющей ярко выраженные христианские корни. Суммарно от 20 до 30 процентов людей мусульманской культуры в действительности себя мусульманами не считают, что необходимо учитывать при оценке размеров исламского сообщества нашей страны.

В XIX веке в русском обществе бурно обсуждались взаимоотношения православных и мусульман в связи с русско-турецкими войнами. Многие авторы из демократического лагеря заявляли о необходимости объявить о “внеконфессиональном” содержании войны, дабы не провоцировать русских мусульман на беспорядки. Эти тогдашние заявления очень напоминают выступления современных либералов, которые по любому удобному поводу пугают нас межрелигиозной рознью (в частности, на этом основании они препятствуют религиозному образованию в школе).

В то время Ф.М. Достоевский отвечал им так: “Я вовсе не хочу истреблять мусульманства, а лишь единоверца своего защитить... Помогая славянину, я не только не нападаю на веру татарина, но мне и до мусульманства-то самого турки нет дела: оставайся он мусульманином сколько хочет, лишь бы славян не трогал. (…) Вы вот думаете, что вся беда от единоверия и что если б я скрыл от татарина, что помогаю славянину как единоверцу, а, напротив, выставил бы на вид, что помогаю славянину под какою-нибудь другою рубрикой, ну, например, из-за того, что тот угнетен туркой, лишен свободы – “сего первого блага людей”, – то татарин мне и поверит? (…) Вы написали именно про единоверие, как про разъединяющий мотив, и про русских мусульман – и тут же сейчас это и разъяснили. Вы предлагаете “борьбу за свободу” как лучший и высший предлог или “мотив”, как вы выражаетесь, для русских пожертвований в пользу славян и, по-видимому, совершенно убеждены, что “борьба славян за свободу” очень понравится татарину и в высшей степени его успокоит...”

Мы видим, что уже тогда шла попытка заменить религии “старой формации” новой “верой”, на основании которой можно разрушить духовный мир, складывавшийся в России столетиями.

Сегодня стоит задача – на месте разрушенной советской этики возвести новую этику России XXI века, которая учитывала бы ценности традиционных религий нашей страны. В отличие от христианства ислам допускает и признает кровную месть, и все же почитает отказ от нее и прощение виновных как более высокий нравственный подвиг. На этом примере видно, что выработка всеобщей этики, которая была бы согласна с основами традиционных верований и в то же время приводила их к общему требованию – подчинению законодательству и формированию единого нравственного климата для всей нации – вполне возможна. Выравнивание этики, без ее навязывания в качестве внутреннего канона для религии, не противоречит фундаментальным религиозным принципам, за исключением отдельных конфессий, в которых считается нормой агрессия по отношению к иноверцам как таковым. Такое соединение традиций ради духовного мира не имеет ничего общего с экуменическим смешением вер, но является, по православной формуле, “нераздельным и неслиянным”.

Выработка всеобщей этики, которая была бы согласна с основами традиционных верований, вполне возможна. Такое соединение традиций ради духовного мира не имеет ничего общего с экуменическим смешением вер, но является, по православной формуле, “нераздельным и неслиянным”.

Подавляющее большинство членов Русской Православной Церкви, живущих в зарубежных странах, являются носителями русского национального самосознания, “русской идеи”, противостоят антироссийской гуманитарной политике. Активизация миссионерской деятельности РПЦ на постсоветском пространстве приведет к укреплению позиций России, а в случае скоординированных действий Церкви и конструктивных патриотических сил – и к перелому общественно-политической ситуации в ряде государств СНГ в сторону тяготения к России. Православие может и должно стать мощным консолидирующим фактором для русского и русскоязычного населения этих стран, серьезным и долгосрочным фактором российского присутствия.

Но и помимо стран СНГ международный ресурс православия может оказать Русскому государству значительную поддержку. Достаточно сказать, что, к примеру, в США живет около 1 млн русских, однако там же проживает порядка 7 млн православных (помимо русских это греки, славяне, арабы и представители других диаспор), которые в случае признания у нас православия первенствующей конфессией будут, несомненно, воспринимать Россию наряду с Грецией как свое вероисповедное отечество.

Россия как суверенная цивилизация имеет своим духовным стержнем православную традицию, которая образует фундаментальное измерение всей русской культуры. Православие в настоящем, исконном значении слова не совпадает с понятием “православия как конфессии” (то есть внешне-юридической его стороной). Границы православия не проходят там, где проходят юридические границы Церкви. Православие — это не “конфессия” в новоевропейском смысле слова, а определенный способ социального и надсоциального существования – полная традиция (то есть традиция, чреватая национальной культурой, имперской государственностью и цивилизационной миссией).

Попытки ряда представителей русской интеллигенции обосновать идею интеграции в западный мир тем, что мы все, дескать, принадлежим “христианской цивилизации”, трудно признать адекватными. Исторически эта позиция не выдерживает критики: сближение с западным христианством пагубно для цивилизационной идентичности России. Католичество и протестантизм в отношении к православию являются опытом духовного “провинциализма” – и это несмотря на огромное число последователей западных христианских конфессий.