Читать онлайн «Энциклопедический словарь (Г-Д)». Страница 98

С. Ф. Глинка.

Граница – черта, разделяющая два смежных владения. Границами смежных государств определяются пределы территориального верховенства каждого из них; поэтому они должны быть точно определены, в видах предупреждения столкновений и недоразумений. Различают границы физические (моря, реки, горные хребты) и договорные или условные. Одного только существования физических границ еще недостаточно: они должны быть признаны таковыми. В громадном большинстве случаев Г. определяются договорами, устанавливающими известные пограничные знаки (traites de limi tes, демаркационные акты, трактаты); при отсутствии договора вопрос решается фактическим состоянием незапамятного владения. Пограничные договоры имеют своим предметом не только разграничено территорий договаривающихся государств, но и другие пограничные отношения (прогон скота, судоходство и рыболовство в пограничных реках и т. п.). Если Г. служит река, то, при отсутствии специальных договоров, за Г. принимается русло реки (фарватер – на судоходных реках), или математическая линия, проводимая на равном расстоянии от берегов; к судоходству по таким рекам применяются начала, действующие по отношению к международным рекам. В случае сомнения о принадлежности пограничного участка тому или другому государству, он обыкновенно делится пополам. До выяснения вопроса пограничная область может быть признана нейтральной. Для урегулирования Г. назначаются пограничные комиссии из представителей (комиссаров) смежных государств. В новейшее время в такие комиссии неоднократно входили представители третьих держав, особенно при установлении Г. для государств, выделенных из Турции. По Берлинскому трактату Г. вновь образованных государств установлены европейской комиссией из представителей держав, участвовавших в Берлинском конгрессе. К этому же средству прибегли Германия, Австрия, Франция, Англия, Греция, Италия, Россия и Турция в своем соглашении от 27/15 ноября 1881 г. об установлении греко-турецкой Г. По Парижскому трактату 1856 г. определение Г. между Россией и Турцией предоставлено было смешанной комиссии, в состав которой входили по два представителя от России и Турции и по одному представителю от Франции и Англии. Так как установленные Г., под влиянием естественных причин, могут подвергнуться изменениям, то государства иногда договариваются о периодической поверке своей границы. Так, в силу декларации, заключенной между Швецией, Норвегией и Россией в С.-Петербурге 20 мая (1 июня) 1847 г., через каждые 25 лет Г. России с Норвегией имеет быть поверяема, причем должны быть произведены демаркационные работы, каких потребуют обстоятельства. Под дипломатическим термином ректификации Г. скрывается иногда изменение территории (ректификация русской Г. в Бесарабии по Парижскому трактату 1856 г.). Различные вопросы, относящиеся к Г., регулируются в законодательством данного государства – у нас, напр., законодательством таможенными и паспортным; последнее имеет в виду облегчить передвижения пограничных жителей и тех поземельных собственников, владения которых пересекаются Г. Пограничные договоры, заключенные Россией, напечатаны в 3-м томе «Сборника действующих трактатов, конвенций и соглашений, заключенных Россией с другими государствами, изд. по распоряжению министра иностранных дел» (СПб., 1891).

В эпоху Венского конгресса Бональд выставил теорию естественных границ государства, которая нашла защитников и в дипломатии, и в науке, особенно во Франции и Италии. По этой теории государство, достигшее своих естественных Г. (напр., Франция – Рейна), теряет всякий интерес к завоеваниям. Поэтому, теория эта рекомендовалась, как наиболее разумная и умиротворяющая система разграничения государств. Но на самом деле естественные Г. – понятие условное, исторически изменяющееся: одни государства идут к расширению Г., другие – к съуживанию их. Понятие о естественных Г. отличается и крайней субъективностью: писатели одной эпохи и одного и того же народа различно понимали «естественные» Г., а писатели различных народов взаимно вторгались своими «естественными» Г. в чужие территории; французы и в частности Наполеон III естественной Г. Франции считали Рейн, немцы выдвигали Г. Германии за Рейн, к Вогезам (der Rhein – Deutschlands Strom, nicht Deutsch lands Grenze).

Грановский (Тимофей Николаевич) – знаменитый профессор, род. в Орле 9 марта 1813 г., в помещичьей семье среднего достатка. Выдвинулась эта семья благодаря деду Г., который пришел в Орел неизвестно откуда с пятнадцатью копейками в кармане и нажил состояние, как искусный поверенный по делам. Мать Г., происходившая из богатой малороссийской семьи, имела благотворное влияние на сына. Домашнее воспитание Г. было направлено, главным образом, к изучению языков (французского и английского). В связи с этим стояло беспорядочное чтение путешествий, романов, исторических книг. 13 лет Г. был отдан в московский пансион Кистера, но пробыл там всего два года, а затем до 18 лет оставался дома, без всякого правильного руководства и дела. В это время он подружился с. воспитательницей своих сестер, француженкой Герито, которая много содействовала развитию в юноше вкуса к литературным занятиям и желания быть полезным. В 1831 г. Г. поступил на службу в Петербурге, в департамент министерства иностранных дел. Чиновничья работа имела для него мало привлекательного, и он в несколько месяцев приготовился к поступлению в университет. Поступил Г. на юридически факультет) потому что недостаточно знал древние языки, чтобы пойти на словесный. В сущности он продолжал заниматься самостоятельно, притом не юридическими предметами, а литературой, историей, отчасти философией. В это время одним из любимых писателей его стал Пушкин; стихотворные переводы с французского и английского и собственные попытки в стихотворстве содействовали выработке русского слога, которым впоследствии был так известен Г. В течение всего университетского курса Г. бедствовал в материальном отношении, благодаря, главным образом, беспечности отца, который по целым месяцам не высылал ему обещанного содержания. В 1835 г. Г. окончил курс и поступил на службу секретарем гидрографического департамента морского министерства. Уже в университете литературное дарование Г. обратило на него внимание знатоков (между прочим Плетнева). По окончании курса он стал понемногу втягиваться в журнальную работу. В. К. Ржевский, служивший при графе С. Г. Строгонове, сделался посредником между своим начальником и Г. Благодаря этому знакомству, последний получил предложение отправиться за границу для приготовления к профессуре по всеобщей истории.

Большую часть двухлетней командировки (с 1837 г.) Г. пробыл в Берлине и только на короткое время ездил в Дрезден, Прагу и Вену. Первый год прошел в усердном посещении лекций и практических занятий и в связанных с ними работах. Наибольшее значение для начинающего историка имели лекции Ранке, Раттера, Савиньи и Вердера. У Ранке он знакомился с исторической критикой, удивлялся мастерству характеристик, верному пониманию событий. Риттер положил начало изучению географических определений в истории, которые с тех пор всегда оставались для Г. одним из важнейших факторов в развитии человечества. Влияние школы Савиньи сказалось на занятиях первой половиной средних веков, которой Г. часто посвящал впоследствии свои курсы: могучая сила исторической преемственности и органическое развитие учреждений были признаны Г., хотя он научился у французов противополагать им сознательное стремление к улучшению. Вердер излагал и объяснял философию Гегеля. Более, впрочем, чем какие либо университетские лекции содействовало ознакомлению Г. с философией общение с Н. В. Станкевичем, который стал другом его еще в России, а в 1837 г. провел с ним часть зимы в Берлине. Выше всех специальных знаний стала для него идея общей философской связи явлений. При живом понимании отдельных эпох, лиц и событий это философское объединение не могло выродиться в отвлеченную схему, наложенную на явления со стороны и потому искажающую их смысл. Изучение Гегеля во всяком случае много содействовало постоянному стремлению Г. рассматривать культурную историю, как целое, и намечать в ней прогрессивное развитие.

Осенью 1839 г. Г. приехал в Москву и начал читать лекции филологам и юристам. В это время составлена им для «Библ. для чтения» статья: «Судьбы еврейского народа» (сочин. 1, 149).

Скоро он приобрел внимание и симпатии студентов; с каждой лекцией его успех возрастал и упрочивался. У него, как лектора, были некоторые недостатки – тихий голос, пришепётывание; но эти недоборы с избытком уравновешивались поэтической силой и сердечной теплотой изложения; говорил он свободно и его импровизация увлекала непосредственным и полным соответствием между содержанием и формой. Слушатели находились под обаянием благородной, изящной личности мыслителя и художника. Можно смело сказать, что ни один русский профессор не производил на аудиторию такого неотразимого и глубокого впечатления. В самом содержали его лекций особенно привлекала способность лектора к художественному синтезу явлений: наблюдения над различными сторонами исторической жизни складывались у него всегда в единую картину, передававшую характер целого. Кроме университетских курсов, Г. прославили публичные лекции, которые собирали все, что было лучшего в тогдашнем московском обществе. Читал он их три раза: в 1843 – 44 г. курс по истории средних веков; в 1845 – 46 г. – сравнительную ист. Англии и Франции; в 1851 – четыре характеристики (Тамерлан, Александр Великий, Людовик IX, Бекон). Последние изданы в «Собрании Сочинений»; кроме того профессор Бабст напеч. в журн. «Время» за 1862 г. несколько лекции из университетских курсов (введение в историю средних веков; характеристики нескольких римских императоров); его текст, однако, не может считаться точным воспроизведением слов Г. Затем сохранились неизданными собственно ручные конспекты средневекового курса (вероятно 1839 г.) и несколько записей слушателей, кот. отличаются обычными в таких случаях пробелами и недоразумениями. Этот материал во всяком случае показывает, что Г. никак нельзя было упрекнуть в заискивании перед аудиторией: он строго держался научных требований, избегал всяких намеков на современные ему порядки, не боялся говорить об отдаленных эпохах и трудных исторических вопросах. Писал он неохотно и уже потому не имел возможности оставить потомству столько же, сколько дал современникам. В 1845 году вышла магистерская его диссертация (Волин, Иомсбург и Винета), в которой автор критикует предание о блестящей столице вендского Поморья – Винете. В 1849 г. исследование об аббате Сугерии осветило с точки зрения, установленной О. Тьерри и Гизо, историю образования государства во Франции; при этом выдвинулась церковь, как сила, наиболее содействовавшая этому образованию. В 1852 г. была произнесена Г. замечательная актовая речь «О современном состоянии и значении всеобщей истории»: она резюмирует взгляды историка на его науку в период полной умственной зрелости. Влияние Гегеля уже значительно ослабело; автор отмечает односторонность и произвольность его построений, указывает на могущественное воздействие со стороны естественных наук и пытается определить, в какой мере история имеет право на самостоятельный метод. В 1865 г. в Архиве Калачева появилась статья «О родовом быте у древних германцев», которая показывала влияние и вырождение германской родовой общины и косвенно содействовала формулированию теории родового быта, выставленной Соловьевым и Кавелиным против Беляева. Помимо этих главных работ, появился ряд статей, вызванных новостями заграничной и русской литературы, за которыми Г. всегда внимательно следил. Наиболее замечательны: начало биографии Нибура, составленное по поводу его переписки; отчеты о лекциях Нибура по древней истории; о книге Нича (Гракхи); о культурном движении времен Римской империи (по поводу сочин. Шмидта); о «Судьбах Италии» Кудрявцева, о «Латинской империи» Медовикова, о «Проклятых племенах» Мишеля. Несоразмерность между тем, что. напечатал Г., и тем, что он мог бы сделать, становится особенно чувствительной, если обратить внимание на разнообразные планы работ, которые он составлял и для которых подготовлялся в течение своей жизни. Еще за границей его занимала мысль написать монографию о городе в древней, средневековой и новой истории. В связи с географическими и этнографическими интересами явился план сочинения о галлах, которое показало бы роль племенного фактора. В последние годы жизни Г. стал с особенной охотой заниматься «переходными» эпохами, отыскивая в них выражение той смены руководящих идей, которая особенно знаменательна в культурной истории. Наконец, помимо чисто ученых работ, он предпринял трудную и капитальную работу по составлению учебника всеобщей истории, но успел составить только первые главы, которые дают прекрасные характеристики и на родов эпох и намечают обще историческую связь развития.