Читать онлайн «Мир приключений 1974». Страница 40

Забегу вперед, если сообщу, что я все же попытался рассказать Доуни, когда передавал ему трубку. Что из этого получилось, вы уже знаете: я едва ускользнул от психиатрического надзора.

— И все же я оптимист, — закончил Вэл. — Это высший разум, допускаю. Но не разум-завоеватель, а разум-разведчик.

— С какими целями?

— События не заставят себя долго ждать.

Вэл оказался пророком.

По древнему сказанию, на пиру вавилонского царя Валтасара, этак лет за пятьсот с лишним до нашей эры, чудесно возникшая кисть руки начертала на стене три непонятных слова: «мене, текел, фарес». Как были расшифрованы эти слова, я же не помню, но чувство страха, потрясшее очевидцев, я испытал тоже почти в аналогичной ситуации. Правда, ни на шумном «пиру» у ректора по поводу окончания экзаменационной сессии, а в тихом уединении меблированных комнат Розалии Соммерфилд, когда сессия еще не кончилась. Но уверяю вас, страх был не менее леденящим.

Со времени моего последнего разговора с Вэлом и Сузи прошло несколько дней — сессионные дела разлучили нас, да и мы с Доуни задерживались на кафедре дольше обычного, так что я возвращался домой, даже не заглянув в «паб» за очередной кружкой пива: его доставляла мне на дом Розалия. Несмотря на прогноз Вэла, «события» все еще ждали. Орля пли покинул мой тихий очаг, или затаился для новых фокусов. Ничто не нарушало нормальной жизни: вещи не исчезали, часы шли, как полагается, книги не срывались с полок и никто не заставлял меня заглядывать в словари.

Но когда я однажды, вернувшись домой усталый и умиротворенный, устроил себе импровизированный пир из подогретой грудники, чая и рюмки бренди с куском восточной тянучки из магазина «Персидские сладости», включил телевизор на середине какого-то «вестерна» и уже приготовился наслаждаться, небесное предупреждение не заставило себя долго ждать. Только вместо письма на стене застучала открытая пишущая машинка с бумажным рулоном, какие в ходу на телетайпах и какие вообще удобнее: не нужно то и дело вставлять и вынимать лист бумаги для перепечатки. Я не случайно упомянул о телетайпе. Машинка задвигалась и застучала именно как управляемый извне механизм — рычаги букв щелкали, подымаясь и опускаясь, лепта ползла, накручиваясь и раскручиваясь в катушках, каретка судорожно металась взад и вперед, методически выталкивая наверх оттиснутые строки. На моих глазах происходило новое «удольфское чудо», настолько поразительное, что у меня не возникло даже любопытства прочитать эти строки. Я замер от ужаса, как мопассановский герой, заставший «невидимку» врасплох, и пребывал в столбняке до тех пор, пока стук не прекратился и над остановившимся валиком не появился отпечатанный текст. Он был написан грамматически правильно, без единой помарки, с прописными буквами и знаками препинания, как продиктованный машинистке самого высокого класса.

«Мы впервые пробуем ваш язык как средство коммуникации — средство, конечно, примитивное, но другие для тебя не годятся. Телепатический обмен мыслями привел бы к торможению твоих церебральных процессов, так как, включая пашу мысль, мы бы выключали твою. Отвечать можешь устно или мысленно — нам безразлично. Хотя ты и скрываешь иногда свои мысли, не рассчитывай, что обманешь нас, — мы читаем их, как принято называть у вас такой способ накопления информации. Наши сигналы связи вызывают у тебя незнакомые нам помехи, самая устойчивая из которых — страх. Мы проследили его эффект, но объяснить не можем — мы внеэмоциональны. Не смущайся (кстати, тоже непонятный нам, но характерный для тебя импульс), объем твоей информации нам известен, и за пределы его мы не выйдем. Цель нашего общения — прояснить жизнь, с которой мы столкнулись впервые и понять которую до сих пор не можем».

Растерянность моя проходила но мере того, как я читал этот текст, и с последней строчкой я даже оказался способным оценить комизм ситуации. Пишущая машинка в качестве голоса запредельного мира и машинистка-невидимка в роли его разведчика. И это величавое «мы»! «Мы, ее величество, повелеваем…» — внутренне усмехнулся я.

«Что значит „ее величество“?» — выстукала машинка.

Смешно, подумал я. Как школьнику, надо объяснять, что «ее величество» — это обращение к королеве, а во множественном числе от первого лица короли всегда обращались к народу. Я еще ничего не сказал, как машинка уже ответила:

«Что такое „смешно“, мы не знаем: у нас нет чувства юмора. Но объяснение понятно. И в дальнейшем продолжай на школьном уровне».

— Но почему же все-таки «мы»? — вслух спросил я. — Разве ты не один?

«Нас много. Как много, объяснить не сумеем. Речь может идти о множествах лишь в приблизительном математическом исчислении».

— Кто же вы?

«Не люди. Даже не биологические организмы с невидимой глазу структурой, как ты подумал. Просто мыслящие энергоблоки на уровне элементарных частиц. Вы еще мало знаете ваш микромир и не открыли кирпичиков, из которых сложено его здание. А мы еще меньше этих кирпичиков, но с более высокой, чем ваша, организацией мышления».

— С кем же я общаюсь сейчас? — совсем уже недоуменно пробормотал я.

«С полем, подобным любому энергетическому полю, обладающему определенными свойствами и заключенному в некое окружающее тебя пространство. Комната? Нет, конечно. Для нас нет стабильных материальных границ. И не одно это поле окружает тебя. Мы можем создавать их в любой точке пространства по всей территории планеты. Создавать и изменять в зависимости от их предполагаемых функций. Ты опять мысленно спрашиваешь: сколько же нас в этом поле? А ты можешь сосчитать, скажем, число нейтрино в этой комнате? И в том и в другом случае едва ли возможен абсолютный ответ».

Я уже успокоился и даже попытался сгруппировать в уме целую систему вопросов к невидимой и неведомой силе, неизвестно как и зачем возникшей, но мой телетайп опять застучал:

«Не умножай вопросов о происхождении, облике и функциях нашего мира. Речь об этом, возможно, пойдет на дальнейших, по вашей терминологии, сеансах связи. Продолжительность такого сеанса понижает нервную активность твоего мозга, поэтому мы вынуждены ограничивать время связи».

— А как вы ухитряетесь его отсчитывать?

«Мы живем в иной ритмике времени, не одинаковой в различных зонах космоса. Но мы уже приспособились к земному ритму, смене темноты и света, сухости и влажности воздуха, появлению утренней росы на траве и вечерним закатам. Мы научились мысленно предвосхищать этот ритм».

— Ну, а мы просто фиксируем его часовым механизмом.