Читать онлайн «Преступники и преступления. С древности до наших дней. Заговорщики. Террористы». Страница 12

Героаиан. История императорской власти после Марка. — СПб.: Алетейя,1995.

При дворе Августа Констанция[42] совершалось много позорных дел под предлогом охраны императорского величества. Стоило кому-либо обратиться с вопросом к знатоку по поводу свиста полевой мыши, встречи с лаской или подобного знамения, стоило прибегнуть для облегчения болезни к старушечьим заговорам, — способ лечения, который допускает даже медицинская наука, — тотчас следовал с той стороны, откуда нельзя было и ждать этого, суд и смертная казнь. В это время, жена некоего Дана, рассчитывая только попугать своего мужа, пожаловалась на него за какие-то мелкие проступки… Против этого ни в чем не повинного человека злоумышлял Руфин, состоявший и тогда за свое подобострастие старшим в канцелярии префекта претория. Ранее по доносу Руфина, воспользовавшегося какими-то сведениями, полученными от имперского агента[43] Гауденция, был казнен тогдашний консуляр[44] Панноний[45] Африкан вместе со своими сотрапезниками. Как сам Руфин с хвастовством рассказывал, он соблазнил легкомысленную жену Дана и вовлек ее в опасное мошенничество: он убедил ее разной ложью обвинить своего невинного мужа в оскорблении величества и сочинить, что Дан украл с гробницы Диоклетиана[46] пурпурное покрывало и скрывал его вместе с несколькими лицами. Подготовив таким образом погибель многим и надеясь этим возвыситься, Руфин помчался на главную квартиру, чтобы, как обычно, пустить там в ход свою клевету. Когда он сделал доклад, Маворций, состоявший тогда префектом претория, человек неукоснительно твердый, получил приказ произвести строжайшее расследование этого преступления, а товарищи к нему для допроса был назначен Урсул, комит[47] финансов, отличавшийся также строгостью. Дело значительно разрасталось по духу того времени. Многие былиподвергнуты пыткам, но дело нимало не продвигалось, судьи оказывались в полном недоумении. Наконец выяснилась долго скрываемая истина, и та женщина созналась, что Руфин был виновником всей этой интриги, не скрыла и позора своего прелюбодеяния. Тотчас сообразно с действующими на сей предмет законоположениями оба были осуждены на смертную казнь, как того требовали порядок и справедливость. Известие об этом привело Констанция в ярость, и, скорбя о гибели Руфина, являвшегося как бы охранителем его благополучия, он послал верховных курьеров с грозным приказом Урсулу вернуться ко двору и явиться к ответу. Но тот, не обращая внимания на преграждавших ему доступ к императору, бесстрашно проник к нему и, войдя в консисторий, смело и правдиво разъяснил дело. Эта отвага заткнула рты льстецам, и Урсул спас от страшных опасностей как префекта, так и себя самого.

Тогда случилось в Аквитании[48] событие, наделавшее много шума. Какой-то негодяй был приглашен на богатый и роскошный пир, которые нередко даются в тех местах. Там он увидел два покрывала на обеденных ложах с такими широкими пурпурными полосами, что при искусной драпировке они казались пурпурной тканью, такими же скатертями был покрыт и стол. Оттянув снизу обеими руками переднюю часть своего плаща, он драпировался так, что оказался словно облеченным в императорское одеяние. Этот случай погубил богатое состояние. Такой же коварный поступок совершил один императорский агент в Испании, будучи также приглашен на пир. Когда он услышал обычный возглас слуг, вносивших вечерние светильники: «Да будет наша победа!»[49] злостно истолковал эти слова и погубил знатное семейство.

Римский император Констанций,[50] со своей чрезмерной подозрительностью, постоянно грезил покушениями на жизнь. Он уподобился в этом знаменитому сицилийскому тирану Дионисию, который из-за этой своей слабости научил своих дочерей парикмахерскому искусству, чтобы не поручать бритье своего лица кому-либо чужому. Тот же Дионисий окружил маленький домик, который служил ему обычно местом ночного отдыха глубоким рвом, через который был перекинут разборный мостик; отходя ко сну, он уносил с собою разобранные балки и доски этого моста, а утром опять водворял их на место, чтобы иметь возможность выйти. Раздували пламя общественных бедствий также и влиятельные при дворе лица с тем, чтобы присоединить к своему имуществу добро осужденных и иметь возможность расширять свои земельные владения, включая в них соседние участки. На основании совершенно ясных свидетельств можно утверждать, что впервые Константин[51] дал открыть пасть своим приближенным, а Констанций кормил их до отвала самым мозгом провинций. При нем первые люди всех рангов пылали ненасытной жаждой обогащения без всякого стеснения перед правдой и справедливостью. Среди гражданских лиц выделялся в этом отношении префект претория Руфин, а среди военных — магистр конницы[52] Арбецион, прелозит царской опочивальни[53] квестор,[54] а в Риме — Аниций, которые, следуя примеру предков, никогда не могли насытиться, хотя состояние их непрерывно возрастало.

При этом печальном положении дел поднялась новая буря бедствий, не менее горестная для провинций, и все оказалось на краю гибели; но благодетельная властительница людских судеб Фортуна положила скорый конец в высшей степени грозному бунту. Когда Галлия[55] из-за продолжительного попустительства власти, подвергалась жестоким убийствам, грабежам и пожарам со стороны свободно бродивших по ней варварам, и никто не приходил ей на помощь, отправился туда по приказу императора магистр пехоты Сильван, человек, которого считали способным поправить положение дел. Всячески старался ускорить его отъезд Арбеционг чтобы устранить соперника.

Некий Динамий, актуарий императорских вьючных лошадей, попросил у него (Сильвана) рекомендательные письма к друзьям, чтобы представить себя его близким приятелем. Получив письма от Сильвана, который по простоте душевной ничего не подозревал, Динамий спрятал их, чтобы совершить со временем нечто гибельное. А Сильван проходил походами по Галлии, сообразуя их с потребностями времени, и разгонял варваров, которые сбавили в своейнаглости и стали чувствовать страх. Между тем Динамий, человек хитрый и поднаторевший в обманах, придумал безбожное коварство, причем помощником и соучастником ему был, по темным слухам, префект претория Лампидий, а также Евсевий, бывший комит государственных имуществ, и Эдесий, бывший магистр императорской канцелярии рескриптов и прошений, — им обоим префект устроил приглашение на торжество вступления консулов в должность как своим близким друзьям. Смыв кисточкой текст писем Сильвана и оставив только подпись, они написали на них совершенно отличный от прежнего текст, как будто Сильван в двусмысленных выражениях просил и убеждал своих друзей, состоявших при дворе, и частных лиц — в числе их Туск Альбин и многие другие, — помочь в затеваемом им государственном перевороте и посягательстве на верховную власть в скором времени… Этот пакет вымышленных писем, сочиненных с целью погубить невиновного, Динамий передал префекту для представления императору, жадному до расследования подобных дел. Улучив подходящее время, префект, надеясь показать себя бдительным стражем жизни императора, испросил аудиенцию с глазу на глаз и прочитал ему эти хитро сочиненные письма. Немедленно отдан был приказ взять под стражу трибунов[56] и доставить из провинции частных лиц, имена которых значились в письмах.

Командир гентилов[57] Маларих, негодуя на эту гнусную интригу, немедленно созвал своих коллег, страшно возмущался и кричал, что преданных империи людей безбожно обходят партийными интригами и обманом. Он просил разрешения немедленно отправиться и привезти Сильвана, который никогда не замышлял того, что приписывают ему его злые враги, причем он предлагал взять в заложники за себя свою семью и представлял поручительство трибуна арматур[58] Маллобавда в том, что он вернется, или же предлагал на таких же условиях позволить отправиться Маллобавду, который выполнит то, что он сам брался сделать. Заявлял он также с полной уверенностью, что если не пошлют к Сильвану его соплеменника, то тот, вследствие склонности проявлять опасливость даже в случаях, когда нет ничего угрожающего, может вызвать восстание.

Хотя совет этот и был полезен и целесообразен, но речь его была выброшена на ветер. По совету Арбециона послан был вызвать Сильвана с письменным приказом Аподемий, давний и жестокий враг всех хороших людей. Прибыв в Галлию, Аподемий отступил от данных ему при отъезде предписаний, не повидался с Сильваном, не передал ему письменного приказа возвратиться ко двору, но, пригласив к себе начальника денежной части, стал преследовать клиентов и рабов магистра пехоты (Сильвана) с таким враждебным высокомерием, как будто тот был уже проскрибирован[59] и приговорен к смерти. Пока ждали скорого прибытия Сильвана, а Аподемий производил смуту в Галлии, Линамий, желая подкрепить свою подлую интригу надежными аргументами, переслал от имени Сильвана и Малариха трибуну кремонской оружейной фабрики сочиненное им самим письмо, близкое к тем, которые он доставил императору через префекта. Письмо содержало предписание трибуну как соучастнику тайны поспешить с подготовкой дела. Прочитав это письмо, трибун долго недоумевал, чтобы это значило, так как не мог вспомнить, чтобы авторы письма когда-либо беседовали с ним на подобную тему. И вот он через того же посланца, который принес письмо, приставив к нему одного солдата, отослал письмо к Малариху, с настойчивой просьбой объяснить открыто и без загадок, чего он хочет. Он заявлял, что, как человек простой и необразованный, не понимает речей намеками.