Читать онлайн «Еврейская диетология, или Расшифрованный кашрут». Страница 13

Из всего сказанного выше становится понятным, какое важное положение занимал знающий свое дело резник в любом еврейском местечке и каким почетом пользовалась у евреев эта профессия. Считалось, что, помимо блестящего владения своим ремеслом и знания всех законов «шхиты», резник должен был обладать глубокими познаниями в Писании и уступать в этой области разве что раввину местечка. И, само собой, он должен быть необычайно благочестив и скрупулезно соблюдать все заповеди Торы (Пятикнижия) – ведь если он нарушает какие-либо из них, то вполне может нарушить и какую-то заповедь во время выполнения «шхиты». Во многих местечках резник был еще и моэлем, то есть человеком, совершавшим обрезание[12] новорожденных мальчиков, проводил уроки по Торе и т. д.

Столь значительная роль, которую резник играл в жизни общины, нередко приводила к тому, что в еврейских местечках шла скрытая, но крайне ожесточенная борьба за лидерство между раввином и резником. У раввина при этом был только один способ отстранить такого резника от должности – доказать, что он утратил свой профессионализм или специально выдает «трефное» мясо за кошерное, невольно принуждая евреев местечка таким образом есть «трефное» и навлекая на их головы гнев Всевышнего.

Но даже если отношения резника с раввином и жителями местечка, были самые что ни на есть теплые, за резником все равно продолжали пристально следить. Особенно если резник не только резал чужой скот, получая за это либо оговоренную плату, либо какую-то (и немалую) часть туши забитого им животного, но и был основным торговцем мясом в округе. В этом случае резник сам закупал скот у крестьян в соседних деревнях, затем производил его «шхиту» и самолично либо вместе с раввином проверял его кошерность. Понятно, что такой резник был крайне заинтересован в том, чтобы объявить свою убоину кошерной, даже если после вскрытия туши, как будет рассказано чуть ниже, в ней были найдены дефекты, делающие мясо «трефным»: ведь корова во все времена стоила, да и сегодня стоит немалые деньги, и признание ее мяса «трефным» означает для такого резника колоссальные убытки.

И если тот или иной резник был пойман на подобном мошенничестве, его вместе с семьей могли безжалостно выгнать из местечка, и уж точно он не мог больше заниматься своим столь доходным ремеслом среди евреев. Чтобы не допустить подобных ситуаций, обычно при резнике всегда работал «бедэк» – человек, следящий за процессом «шхиты» и затем проверяющий мясо забитого животного на кошерность. Лишь в том случае, когда резник пользовался особым авторитетом и уважением, за ним закреплялось звание «шохет у-бедэк» – «забивающий и проверяющий». Аббревиатура этих слов и породила известную еврейскую фамилию Шуб и ее русскую производную Шубин. К шубе, как и вообще к шкуре какого-либо животного, эта фамилия, как видите, никакого отношения не имеет.

Российские евреи всегда знали, что фамилию Шубин с равной вероятностью может носить как русский, так и еврей, и потому обычно особенно пристально приглядывались к ее носителям.

Ну, а о том, какое значение имела «шхита» и все, что с ней связано, в жизни евреев во все периоды истории, можно судить хотя бы по обилию еврейских фамилий, связанных с кашрутом и обработкой мяса. Помимо банальных Шойхета и русифицированных вариантов этой фамилии вроде Резник, Резников, Резниковский, Резницкий и т. д., в эту категорию входят такие хорошо знакомые многим фамилии, как Менакер (так называется специалист по удалению из тела зарезанного животного запрещенных по еврейскому закону жил), Бодек и Бейдек (проверяющие мясо на кошерность), Спектор (эта фамилия представляет перевод ивритского слова «машгиах» – так называется еврей, наблюдающий за процессом убоя и удостоверяющий его кошерность), Шор (бык), а также всевозможные «мясники» в их идишских, немецких и прочих вариациях – Флейшер, Фляйшман, Флейшгаккер, Мецгер, Шехтер, Шехтель и т. д. – всех просто не перечислишь.

Конечно, родственниками друг другу они не приходятся. Но вот то, что их деды и прадеды владели одним и тем же ремеслом еврейского резника, – это абсолютно точно. И не исключено, что два брата, имевшие каждый по мясной лавке, могли носить разные фамилии: один был просто Резник, а другой – целый Шуб или даже Шубин! Но работа и у того, и у другого была совсем непростая.

И так, как же должен производиться кошерный забой животного в соответствии со всеми требованиями еврейской традиции?

Для начала животное должно быть доставлено на место «шхиты». Это может быть и просто двор резника, или, скажем, специально приспособленное для этого место на рынке.

Резник, предварительно совершивший омовение в микве[13] для того, чтобы очиститься от ритуальной нечистоты, должен сначала тщательно осмотреть каждое предназначенное для забоя животное и убедиться, что оно живо, так как, понятное дело, дохлое животное по определению является падалью и делать «шхиту» ему нельзя.

Однако резник должен также убедиться и в том, что речь не идет об умирающем, находящемся в состоянии агонии животном, способном испустить дух в любой момент, в том числе и в тот момент, когда он поднесет нож к его горлу – то есть будет непонятно, успел ли он совершить «шхиту» или животное сдохло мгновением раньше. Если животное испражняется, двигается и подает голос, резник делает вывод, что оно живо и пригодно для «шхиты». В то же время он может отменить «шхиту», если животное только лежит, а его движения носят несколько странный характер. К примеру, если животное конвульсивно сгибает ногу и долго не распрямляет ее или наоборот – такие движения могут быть признаками агонии.

Наконец резник умывает руки, произносит благословение, берет в руки нож и… наступает самый решающий момент «шхиты».

С того момента, когда он поднес нож к горлу животного, резник не имеет права ни на мгновение останавливаться или отвлекаться на что-либо – если он прервал «шхиту» хотя бы на мгновение, она будет признана некошерной.

У животного, которому сделали «шхиты», подгибаются ноги, и оно опускается на песок или усыпанную измельченным битым кирпичом землю. Теперь касаться животного запрещено до того момента, пока не прекратятся какие бы то ни было, пусть и уже не связанные с жизнедеятельностью, чисто конвульсивные движения.

Иудаизм категорически запрещает в этот, да и во все последующие моменты собирать вытекающую из животного кровь в какой-либо сосуд или сливать ее в яму с водой, отводить в реку, пруд и т. д. – во-первых, потому, что евреям категорически запрещено использовать чью-либо кровь в пищу или для каких-либо других целей, а во-вторых, чтобы не уподобляться в этом смысле язычникам, часто использовавшим кровь животных в своих религиозных ритуалах. Нет, кровь должна «уйти в прах», то есть в тот же песок, битый кирпич или другую хорошо впитывающую ее субстанцию, которая может быть потом легко захоронена, то есть прикрыта землей.

И уже после того, как смерть животного не вызывает сомнений, начинается следующий ответственный момент «шхиты»: теперь ему или наблюдающему за «шхитой» раввину необходимо удостовериться в том, что его мясо не является «трефой», то есть оно кошерно и разрешено в пищу.

Само слово «трефа» в буквальном переводе означает «растерзанное», однако нередко евреи обозначают им все некошерное, запрещенное в пищу. В прямом смысле слова под «трефой» понимается животное, которое умерло не своей смертью, а было задрано хищным зверем или птицей. Впрочем, даже если в момент нападения зверя или птицу удалось отогнать, но животному при этом были причинены такие серьезные повреждения, что у него не осталось никаких шансов выжить, оно также становится «трефой».

При этом, подчеркивает Талмуд, речь не обязательно идет о крупных хищниках. Например, кошка не способна задрать барана, и даже если она нанесет ему какие-либо раны своими когтями, они чаще всего для взрослого животного не смертельны и не опасны. Но вот нанести смертельные ранения новорожденному ягненку здоровая, сильная кошка вполне в состоянии. А крыса, к примеру, указывает Талмуд, может нанести взрослому барану куда больший вред, чем лиса, так как, по мнению еврейских мудрецов, в когтях крысы содержится некий особый яд, превращающий мясо животных, в которых она их вонзила, в «трефу».

В то же время на неевреев запрет есть «трефное» не распространяется, и они вполне могут не обращать внимания на эти законы иудаизма.

Что касается мяса только что забитого животного, то оно объявляется «трефой» только в том случае, если при первичной разделке туши в теле животного были обнаружены некоторые повреждения, делавшие его нежизнеспособным, то есть если бы его не забили, оно в течение года сдохло бы своей смертью.

Талмуд приводит и тщательно рассматривает 18 (в деталях – 70) случаев повреждений органов, в результате которых мясо кошерно убитого животного объявляется «трефой» и становится запрещено для употребления в пищу. К числу таких повреждений относятся сломанный позвоночник, разорванный или пробитый желудок, пробитое легкое, разорванная печень, пробитый желчный пузырь и т. д. Таким образом, любое подозрение, что зарезанное животное было больно и нежизнеспособно, делает его мясо некошерным.