Читать онлайн «Пытки и наказания». Страница 51

В 1826 г. собрание приняло закон о наказании штрафом в 10 фунтов стерлингов тех торговцев рабами, которые карали рабов более чем 10 ударами плети за одну провинность, и тех рабовладельцев, назначавших более 39 ударов за один проступок или преступление.

Шариковая плеть представляла собой бечеву с нанизанными на нее металлическими шариками или пулями и покрытую кожей.

 Шариковая плеть.

К длинной деревянной ручке крепятся несколько цепей, состоящих из плоских звеньев с острыми краями. Говорят, что в руке сильного человека такая плеть становилась грозным инструментом наказания, поскольку несколькими ударами он мог снять кожу со спины жертвы.

Эта плеть предназначалась для самозащиты тюремных надзирателей, состоящих в тюрьмах, где содержались самые отпетые преступники. В руке жестокого тюремщика такая плеть могла стать даже орудием смертоубийства. По форме тюремная плеть напоминала средневековую булаву (mace and chain) и состояла из деревянной ручки и цепи с железной гирей на конце.

Всегда требовалось каким-то образом привязывать наказуемого перед поркой. Обычно для этой цели использовали столб. Однако этого показалось недостаточно, и были сконструированы особые приспособления, которые полностью лишали жертву подвижности, тем самым усугубляя ужас и беспомощность его положения. Одна такая скамья — родом из Германии и описывается следующим образом: «Это — крепко сделанная деревянная конструкция с ремнями, при помощи которых к скамье крепятся голова, ноги и руки жертвы, лежащей вниз лицом. Палач мог доставить наказуемому страшные мучения, потому что тот был не в состоянии даже корчиться и извиваться.

А вот еще один продукт немецкой изобретательности, прозванный в народе Страшная Элиза (Schlim-me Liesel). У подножия скамьи находятся два крепких железных кольца, в которые помещаются ноги жертвы. Ее руки привязываются к треугольной деревянной раме, которая поднимается к потолку с помощью шкива и веревки до тех пор, пока это возможно. Растянутого таким образом человека секут, и мучения его еще более непереносимы, чем при обычной порке.

До сравнительно недавнего времени порка была повседневным явлением для тюрем и колоний несовершеннолетних Англии; взрослых заключенных секли «кошками», а молодых — березовыми розгами и, как правило, на скамье для порки. В своей книге «Наказание в былые годы» Петтифер дает иллюстрацию такой скамьи.

 Скамья для порки.

С роспуском монастырей во время правления Генриха VIII английские законники столкнулись со значительной проблемой, когда множество бездомных бродяг заполонили дороги королевства. По закону от 1530 г. всех, кто занимался бродяжничеством, надлежало сечь. В том же году вышел специальный закон о порке, по которому бродяг предписывалось раздевать донага, привязывать к хвосту телеги и, прогоняя через город, подвергать порке, «пока он не изойдет кровью». Немного позже, из соображений сохранения общественной нравственности, закон немного подправили, предписав раздевать жертву только до пояса. В то же время большинство городов и деревень обзавелись по призыву властей постоянными столбами для порки, таким образом основательно подготовившись к нежелательному наплыву бродячего люда. Привязывание к телеге распространялась не только на бродяжничество, но и на другие преступления, причем длина маршрута и, соответственно, количество ударов варьировались в зависимости от тяжести совершенного преступления.

Одним из самых печально знаменитых наказаний такого рода была порка, к которой судья Джеффри (см. Джеффри) приговорил Тита Оутса в 1658 г.

Оутс, английский церковник, успевший к тому времени провести в качестве шпиона несколько лет в иезуитских колледжах Европы, передал поборникам протестантской веры в Англии список преступлений, состоявший из 43 пунктов, которые паписты[82] замышляли совершить против короля.

 Тит Оутс Д. Д.

А замышляли они, по словам Оутса, убить короля, посадить на трон брата Карла герцога Йоркского Якова, исповедовавшего католицизм, и таким образом уничтожить в Англии протестантскую веру. Заговор получил название «папистского». В результате наговора Оутса в период с 1678 по 1680 гг. было казнено множество совершенно невинных католиков. Но, в конце концов, он сам оказался на скамье подсудимых, и судья «Кровавый Джеффри» приговорил его к самому суровому наказанию, даже по жестоким меркам судьи Джеффри. Тит Оутс был приговорен к позорному столбу, привязыванию к телеге и тюремному заключению. Следующее описание наказания Оутса мы находим в книге Томаса Маколи «История Англии» (History of England, Thomas Macaulay):

В день, когда Оутс был выставлен у позорного столба в Пэлис-ярде, толпа забросала его грязью, и не помешай охрана, разорвала бы его на куски. Но в Сити его приверженцы собрались в большой отряд, подняли мятеж и повалили позорный столб. Однако спасти своего вождя они не смогли. На следующее утро Оутс должен был быть подвергнут порке. С самого раннего часа на дороге между Олдгейтом и Олд-Бэйли уже толпились толпы народа. Палач, видимо получив особые инструкции, вкладывал в удары всю свою душу, и по первости Оутс мужественно их сносил и молчал. Но вскоре его дух был сломлен, и окрестности, к восторгу зрителей, огласились отчаянными воплями и стенаниями, а по спине лжесвидетеля потекли ручьи крови. Когда его, в конце концов, отвязали от телеги, он едва стоял на ногах, и казалось, что он вынес более того, на что способна человеческая природа. Он умолял Якова, брата короля, чтобы тот отменил продолжение порки. Ответ того был краток: «Он пройдет через все до конца, пока из него не вышибут дух». Его сторонники обратились с прошением о помиловании к королеве, но та с возмущением отказалась пошевелить даже пальцем ради спасения негодяя. По прошествии 48 часов Оутса выволокли из его камеры. Он не мог стоять, и до Тайберна его везли на салазках. Казалось, он уже ничего не чувствует и не воспринимает. Говорили, что он довел себя до бесчувствия. крепкими напитками. В тот день Оутс получил еще 1.700 ударов.

Посажение на кол в свое время было очень популярно у древних римлян и у некоторых восточных народов. Ассирийцы сажали на кол плененных солдат противника и то же делали относительно недавно (1876 г.) в Болгарии турки. Есть рассказ о смерти турка по имени Солейман Иллепи, обвиненного в убийстве генерала Жана Батиста Клебера в июне 1800 г. Его посадили на кол и, по свидетельствам очевидцев, он был жив в течение двух часов и не издал ни звука.

Посажение на кол в Западной Европе почти незнакомо, однако этого нельзя сказать о германских народах, у которых это наказание применялось к тем, кто совершал сексуальные преступления, такие, например, как супружеская измена. В книге законов города Цвикау (1348) есть иллюстрация, на которой изображены двое любовников, которых привязали друг к другу, положили на землю, и два палача с дьявольскими улыбками на лице забивают молотками один кол сквозь оба тела.

Посажение на кол зачастую применялось вместе с погребением заживо, когда кол загоняли в могилу так, что он пробивал жертву. Считалось, что в этом случае злой дух не сможет покинуть тело преступника. (По этой же причине кол загоняли в сердце ведьмам, вампирам и самоубийцам). Иногда на могилу наваливали ветки ежевики, таким образом еще больше затрудняя возвращение злого духа. Посажение на кол считают самым подходящим наказанием за изнасилование, а в некоторых местах жертва изнасилования имела право первой сделать три удара молотком, забивая кол в тело своего обидчика. Я видел наивную карзащку из Фрайбурга в Швейцарии, датируемую 1574 г., на которой изображена погребенная заживо женщина с колом в сердце. Однако ни одно из этих наказаний ни порознь, ни вместе не дожило хотя бы до начала нового времени.

Неизбежно, что отдельные факты изуверской жестокости все же имели место, в частности во время войн. Серия гравюр Франциско де Гойи под названием «Бедствия войны» является замечательным документом времен в 1808 г. На одной из гравюр как раз изображено насаживание на кол плененного французами испанского партизана.

Одним из самых знаменитых истязателей всех времен, чье имя знает каждый, кто знаком с готической мистикой, был Влад Дракула, правитель Валахии XV века. После того, как его убили, его жизнь и смерть описывались множество раз; упоминания о нем есть в венгерском, турецком, генуэзском и французском фольклоре. Даже по жестоким стандартам того времени и тех мест, Влад, без сомнения, был палачом из палачей и с одинаковой страстью предавался созерцанию ослепления, четвертования, сожжения на костре или насаживания на кол. Его не особенно беспокоило, кого он подвергал пыткам: венгра или болгарина, румына или турка. Его не интересовало вероисповедание, и с одинаковым успехом он мог посадить на кол представителя любой конфессии.