Читать онлайн «Откуда приходят названия. Петербургские улицы, набережные, площади от аннинских указов до постановлений губернатора Полтавченко». Страница 17

Особняком стоит Мартыновская улица, названная в 1990 году в память о деревне Мартыновке. Деревня была не в том месте, где сейчас улица, а несколькими километрами восточнее, в районе пересечения Репищевой и Новосельковской улиц. Там проходила своя Мартыновская улица, но ее еще в 1940 году переименовали в Эстонскую. Точно так же Клочков переулок у станции метро «Проспект Большевиков» наименован в 1993 году в память о стоявшей на берегу Невы немецкой колонии с колоритным названием Клочки.

А вот появившийся в 2012-м переулок Рублевики действительно расположен на месте одноименной деревни и к тому же рядом с бывшей железнодорожной станцией «Рублевики». Теперь она называется «Полюстрово», но это неточно – селение Полюстрово находилось западнее Пискаревского проспекта. И хотя переулок проходит рядом с хранилищем Госбанка, имя деревни с деньгами ничего общего не имело – она возникла на нарезанных («нарубленных») земельных участках.

Раньше небольшие улицы часто называли по именам или фамилиям землевладельцев и домовладельцев. Особенно если дом был заметным, угловым или просто это – первый поселенец. Вот поселился в 1912 году в Пискаревке профессор Повивальногинекологического института (ныне – Институт акушерства и гинекологии имени Отта) Андрей Иванович Замшин. Уважаемый человек, все в округе его знали. «Где живешь?» – «Да около Замшина». Так и возникла Замшина улица.

Надо иметь в виду – имена таких улиц пишутся и произносятся не так, как названия улиц «в честь». Здесь используется не родительный падеж (улица Некрасова), а старая русская форма краткого притяжательного прилагательного. Замшина улица, а не улица Замшина, Апраксин переулок, а не переулок Апраксина. Они и склоняются по-другому – про ЗамшинУ улицу, на ЗамшинОЙ улице. Как сказала одному из авторов сотрудница из Геодезической службы, когда мы обсуждали в 1998 году формулировки топонимов для Реестра названий городской среды: «Это человек, а не герой». Гениальная формулировка!

Замшина улица

Это тем более важно, поскольку иные подобные названия происходят вообще не от фамилий. Карташихину улицу в Гавани никак нельзя именовать улицей Карташихина, ибо человека по фамилии Карташихин вообще не было! Была Ирина Михайловна Карташева по прозвищу Карташиха, и от этого уличного прозвища и пошло название улицы.

В принципе, примеров того, как фамилия мужа становится прозвищем его жены, немало. В начале 1990-х годов один из авторов этой книги купил домик в деревне Калинино Островского района Псковской области. Там ему довелось познакомиться с несколькими колоритными персонами когда-то большой, а в ту пору совершенно умирающей деревни. Среди них была КатушИха. Так звали жену Николая Катушкина. Самое интересное, что его настоящей фамилии никто не помнил, кажется, он был Орловым. Практически с детских лет он слыл Катушкиным, поскольку из игрушек в избе были только катушки от ниток. В них маленький Коля и играл, отчего и получил прозвище Катушкин, напрочь вытеснившее его настоящую фамилию. Но вернемся в Петербург.

Имя Ольгиной улицы на Крестовском острове ведется от имени Ольга, а не от фамилии Ольгин; трех Калинкиных мостов и Калинкина переулка – от Калинкиной деревни, а это переделка финского названия Кальюла, произведенного от имени ее жителя Калью (почти так же звали героя эстонского эпоса Калева); Репищевой улицы в Коломягах – и вовсе от слова «репище», то есть поле, засеянное репой. Упоминавшийся выше Клочков переулок назван по немецкой колонии Клочки, Агатов переулок – по фирме «Агат»… О Рюхиной улице на том же Крестовском и о Большой, Малой и Глухой Зелениных на Петроградской стороне мы расскажем отдельно.

Но вернемся же к домовладельцам. «Фамильным» названиям вообще не везло – если в округе людей с такой фамилией не оставалось, улицу могли и переименовать, в XIX веке такие примеры известны. В советское же время подобные названия и вовсе объявили устаревшими. Специально их не уничтожали, но под разного рода кампании по переименованию они попадали одними из первых. Когда в 1980 году решили назвать в память героя Великой Отечественной войны снайпера Алии Молдагуловой Конторскую улицу на Охте (там стоял детский дом, где она воспитывалась, сама же улица известна еще с 1775 года и получила свое имя по находившейся на ней Конторе Охтинского правления), то Музей истории города ее отстоял, зато в жертву была принесена соседняя Гурдина улица. Дескать, кто такой Гурдин? Человек, не герой.

Но, несмотря на это, таких названий сохранилось немало. На той же Охте имена давали по фамилиям уличных старост, и там поныне существуют Панфилова, Миронова, Гусева, Тарасова улицы. Выходцы из костромских плотников Тарасовы потом стали известными предпринимателями, одной из богатейших фамилий Петербурга. Рядом с Карташихиной улицей в Гавани существуют Остоумова (не Остроумова!) и Опочинина. В центре города помимо Апраксина можно вспомнить Кокушкин, Климов, Замятин, Мошков, Басков и Щербаков переулки.

Своеобразный фамильный «куст» возник на Петроградской стороне – Полозова, Подрезова, Бармалеева, Плуталова улицы. Последняя в точном соответствии с названием и идет в противоположную сторону по сравнению со всеми остальными – от Чкаловского проспекта к Большому. Так получилось, потому что вплоть до 1891 года улица до Большого не доходила и упиралась в тупик. Удивительно хорошо сюда вписалась улица Подковырова (бывшая Покровская), вообще-то названная в честь революционера. Видимо, человек, готовивший решение о переименовании, обладал здоровым топонимическим чувством юмора. Поставить между Подрезовым и Полозовым, с его точки зрения, можно было только Подковырова. Согласитесь, и память увековечена, и получилось остроумно.

Практически ничего нельзя сказать ни о Полозове, ни о Подрезове, ни о Плуталове, помимо того, что последний был генералом. Долгие годы велись споры относительно Бармалеева и только его. Почему? Наверно, понятно.

Вряд ли человек, взявший в руки эту книгу, не читал сказку Корнея Чуковского о злом разбойнике Бармалее.

Действительно, первое, с чем ассоциируется название этой улицы, – это разбойник Бармалей. Самое удивительное то, что образ антигероя этой сказки родился именно здесь. Однажды, в начале 1920-х годов, по Бармалеевой улице прогуливались Корней Чуковский и художник Мстислав Добужинский. Задумались над непонятной фамилией. Чуковский пытался объяснить оригинальное название тем, что в XVIII веке на ней жил некий англичанин Бромлей, фамилия которого со временем исказилась, и ее переделали в Бармалееву. Эта известная версия долго будоражила умы краеведов. Так вот, художник остался недоволен таким прозаическим объяснением. Творческое воображение быстро подсказало ему образ злого дядьки, которым можно пугать непослушных детей. Огромный, усатый, с кривым ножом и пистолетом за поясом, в общем, «кровожадный, беспощадный, злой разбойник Бармалей».

Впрочем, сказка в стихах написана чуть позже, в 1923-м. Но с тех пор люди, приезжавшие в город на Невских берегах, увидев Бармалееву улицу, спрашивают, не на ней ли жил Бармалей?

Именно на ней. Там, где ныне стоит дом № 5, построенный в начале ХХ столетия по проекту Германа Давидовича Гримма (однофамильца сказочников), в конце XVIII века находился другой дом, принадлежавший Ведомству учреждений императрицы Марии Федоровны. В нем-то он и жил. Но не Бармалей, а Бармалеев Андрей Иванович. Главный полиции прапорщик. Жил он тут в своем доме вместе с супругою Агриппиной Ивановной и детьми Василием, Иваном и Анисьей, которых за непослушание наверняка пугали если не прогулками по Африке, то чем-нибудь подобным.

Откуда же взялась столь необычная фамилия? В Толковом словаре живого великорусского языка Владимира Ивановича Даля есть глагол «бармолить», т. е. «бормотать, картавить, шепелявить, говорить невнятно». Человек с невнятной дикцией вполне мог получить прозвище «Бармолей», а в силу того, что в XVIII столетии безударная «о» часто превращалась в «а», то и фамилия его могла писаться Бармалеев.

Бармалеевы жили на Петербургском острове еще в начале XIX века. Потом, когда уехали отсюда, их фамилия забылась, а в ХХ веке Корней Чуковский прославил фамилию Бармалеевых кличкой знаменитого разбойника Бармалея.

Кстати самый знаменитый образ Бармалея создал не Добужинский, придумавший разбойника, а Владимир Конашевич.

Часть подобных топонимов имеет окончание «-ский» (Гагаринская, Ивановская, Варфоломеевская…). Для названий, производных от имен (а не от фамилий), это вообще норма. Надо заметить, что в XVIII и XIX веках эти две формы были равноправными (Ольгина – Ольгинская, Апраксин – Апраксинский), и какая из них в итоге закрепилась – дело случая и местной традиции.