Читать онлайн «Викторианский Лондон». Страница 69

Хогг убедил полицейских, что он не злодей, и решил добавить жаргон-перевертыш кокни к греческому и латыни, усвоенным в Итоне. Он не понаслышке узнал, как живут бедняки, переодевшись чистильщиком сапог и находя ночлег, где удавалось. В 1863 году, когда ему было восемнадцать, он снял комнату в Оф-Эли (отходящей от Вильерс-стрит; существовало несколько улиц, названных в честь предыдущего владельца этого места, Джорджа Вильерса, герцога Бекингемского, из которых Оф-Эли была самой маленькой) и устроил школу для бедных, которой руководила учительница. Он сидел у себя в уютном доме на Карлтон-гарденс, когда из школы в Оф-Эли раздались отчаянные призывы. Когда он пришел туда, то

увидел, что вся школа в волнении, газовая аппаратура выломана и используется мальчиками в качестве дубинок против полисменов, а остальные швыряют в полисменов грифельными досками… Я встревожился судьбой учительницы и двинулся в темную комнату, крикнув мальчикам, чтобы они немедленно прекратили драку и замолчали. К моему изумлению, мятеж тут же прекратился.

С этих пор он сам контролировал школу. Каждый вечер в течение двух уроков, по полтора часа каждый, он обучал одновременно два класса по тридцать мальчиков, сидя на спинке скамьи. Те, кто сидел перед ним, учились читать, другие, когда он поворачивался, учились писать или считать, и он полагал, что ученики внимают его десятиминутным религиозным проповедям в конце каждого урока. Он заручился поддержкой нескольких своих друзей по Итону и коллег по работе. За три года школа разрослась до двух классных комнат и отдельного «ночлежного дома» для бездомных детей.

Систему Хогга можно характеризовать как «практическую». Он поддерживал дисциплину итонскими методами. Собственноручно брил головы вшивых мальчиков и отмывал их с головы до ног. (Он делал больше, чем миссионеры лондонского Сити, которые прогоняли детей, если они «буквально кишели паразитами».[752]) У некоторых мальчиков совсем не было одежды. Пятеро пришли в школу, завернутые лишь в материнские шали. Тем больше их заслуга, каковы бы ни были их мотивы. Какая-то одежда и еда и не нужно оплачивать счета за газ для освещения.

Одна из сестер Хогга взялась вести класс для девочек и женщин. Девочки были такими же необузданными, как и мальчики, — они входили в комнату «колесом», иногда за ними по пятам шла полиция.[753] Леди Фредерик Кавендиш столкнулась с тем же, пытаясь обучать класс девочек в воскресной школе при церковном приходе Сент-Мартин-ин-де-Филдс. «Я была сбита с толку безразличием и болтливостью моих бледненьких девиц-кокни… шум стоял ужасный, меня не было слышно, так что начало можно назвать неудачным». Она совершила еще попытку, и ее «довели до белого каления восемь буйных оборванцев-мальчиков».[754]

Многие учителя были принявшими постриг христианами, работавшими для церковных организаций, таких как Миссия лондонского Сити (основанная в 1835-м). Самая большая школа Миссии была открыта в 1846 году и находилась на площади Кларкенуэлл-Грин. К 1850 году там была бесплатная дневная школа, которую ежедневно посещали 160 человек, вечерняя школа, в которой училось около 100 человек, школа для маленьких детей, где ежедневно присутствовали 60 детей, и воскресная школа, которую посещали около 155 человек.[755] Некоторые школы находились в опасных преступных районах, как, например, школа, в Спитлфилдсе, открытая в 1853-м, ее посещали 350 детей в возрасте от четырех до пятнадцати лет.[756] Некоторые школы превратились в довольно большие учреждения. В одной из школ Вест-Энда насчитывалось до 400 учащихся, каждый из которых ежедневно получал обед[757].

Государство не преследовало иных целей, кроме «производственного обучения», обычно портновскому ремеслу или сапожному делу для мальчиков; с этой целью выделялась небольшая субсидия для нескольких школ. Но всегда ли такое обучение было хорошо? Невозможно было в условиях школы для бедных обучить мальчика до высокого уровня мастера-портного. Если даже он выучивался настолько, что мог кое-как прожить на заработок, ему переходили дорогу лучше выученные подмастерья. Девочек учили шить и вязать, что кажется слишком узкой сферой обучения; возможно, девочек могли научить этому и дома? Нет, это было достижением школы. Невозможно представить себе жизнь на самом дне, там, откуда школа черпала пополнение. Матери этих детей не умели шить и вязать, потому что, в свое время, их никто этому не научил. Поэтому изображения детей, одетых в остатки поношенной, рваной одежды, вовсе не вольность художника. Одежду можно было бы сохранить, если вовремя зашить и заштопать, — но никто этого не делал. Бедняки не умели этого, если только им кто-нибудь не показал.[758]

Многие дети высоко ценили возможность посещать школу для бедных, не меньше, чем мы ценим выигрыш в лотерею. Одна девочка начала зарабатывать себе на жизнь с десяти лет в качестве няни для ребенка, ей платили 1 шиллинг 6 пенсов в неделю «со своим чаем», она работала по двенадцать часов в день — но дважды в неделю она уходила на час раньше и шла в школу для бедных.[759] Мальчик, который зарабатывал на жизнь тем, что продавал птичьи гнезда, говорил Мейхью: «Я хожу в школу для бедных три раза в неделю, если удается… Я хотел бы научиться читать».[760] Жизнь детей не была сплошь мрачной. Ипполит Тэн встретил пастора, «который имел обыкновение брать группы детей из школ для бедных на целый день за город. Однажды он взял с собой 2000 детей… эта прогулка обошлась примерно в 100 фунтов, собранных добровольно по подписке».[761] Бывший ученик вспоминает, что «большинство мальчиков было ворами… после того, как мы в девять вечера уходили из школы, некоторые из дурных мальчиков шли воровать… учитель был очень добр к нам. Нам устраивали чаепития, показывали волшебный фонарь, чтобы мы сидели тихо…».[762] Иногда бывали уроки пения и рисования и «истории о путешествиях».[763]

В 1844 году девятнадцать школ для бедных объединились в Союз школ для бедных, президентом которого стал лорд Шафтсбери. Это придало движению больший вес и привлекло общественность и фонды. В первый год существования Союз создал список детей, которыми собирался заниматься:

1. Дети осужденных, сосланных на каторгу.

2. Дети осужденных, сидящих в тюрьме в Англии.

3. Дети воров, не находящиеся под опекой.

4. Дети попрошаек и бродяг.

5. Дети никчемных и пьющих родителей.

6. Пасынки и падчерицы, которые из-за пренебрежения и жестокого отношения зачастую начинают бродяжничать.

7. Дети тех, кто подходит для работного дома, но живет полукриминальной жизнью.

8. Дети достойных родителей, слишком бедных, чтобы платить за школу или одежду детей, что делает невозможным посещение обычной школы.

9. Сироты, одинокие дети и сбежавшие из дома, живущие за счет подаяния и воровства.

10. Подростки из работного дома, оставившие его и ставшие бродягами.

11. Подростки, занимающиеся уличной торговлей, помощники конюхов и чернорабочих, у которых нет другой возможности выучиться.

12. Девочки-лоточницы, работающие на жестоких и никчемных родителей.

13. Дети бедных католиков, которые не возражают, чтобы их дети читали Библию.

Список похож на какие-то конкурсные требования; но, скорее всего, на практике любого ребенка, попадавшего в школу для бедных и имевшего желание учиться, встречали радушно. К 1861 году существовало 150 дневных школ, включенных в Союз, где училось около 20 000 детей и бесплатно преподавали 2000 учителей,[764] а также 207 воскресных школ, где обучалось еще 25 000 детей. Почти в каждой школе, начиная с 1849 года, существовал «пенни-сейвинг-банк», сберкасса для мелких вкладов — еще одно нововведение.[765] К 1869 году в Союзе было 195 школ. Это был расцвет движения, которое распалось после Образовательного акта 1870 года, учреждавшего финансируемые государством пансионы. Один из современников говорит: «в Англии было бесплатное школьное обучение для всех, кто этого хотел».[766] Религиозное обучение, лежавшее в основе образования в школе для бедных, могло бы само послужить образцом единения ряда вероисповеданий; англикане и диссентеры объединились, чтобы последовать «великому стремлению в груди каждого человека, давнему желанию доброты от нашего ближнего и радости обнаружить его».[767] Немногим из этих детей доводилось часто сталкиваться с добротой.

Действительным достижением этого движения за тридцать лет было не обучение кое-как читать, не религиозные знания и не производственное обучение. Это было превращение немогущих работать юных дикарей в благонравных молодых людей с элементарными социальными навыками, самоуважением и возможностью покинуть единственный мир, который был им знаком, мир преступления и бедности.

В работных домах давали какое-то образование несчастным детям, которым не удалось ускользнуть от бидлов. «Если учитель не живет в работном доме и не получает там довольствия, попечители должны платить учителю 15 фунтов… [Учитель, живущий в работном доме] должен иметь соответствующие прилично обставленные комнаты [и] довольствие, такое же… каким снабжают надзирателя работного дома». Если инспектор обнаруживает, что в школе работного дома нет «необходимых книг и оборудования, попечители должны его предоставить».[768] Это звучит как совет, который невозможно выполнить; некоторые школы в работных домах никогда не достигали стандартов, которых требовал Мэттью Арнольд в качестве одного из инспекторов школ Ее Величества. Некоторые работные дома отдавали детей школьного возраста в Школу центрального района Лондона для бедных детей в Хануэлле, известную как «Гигантская школа» из-за своих размеров — там была 1000 приходящих учеников. Тем, у кого были «усердие, умение, навыки и добрый нрав», могли там учиться пять лет в качестве практикантов.[769]