Читать онлайн «100 великих авантюристов». Страница 40

30 июня к Туле подступил с большим войском (около 100 тысяч человек) и сам царь Василий Шуйский. Началась осада Тулы, продолжавшаяся немногим более трех месяцев. Ни атаки осаждавших, ни истощение продовольственных припасов не ослабили энергии и твердости Болотникова и его воинов. И неизвестно, сколько бы еще времени продолжалась эта осада и чем бы она окончилась, особенно после того, как между царскими полководцами возникли разногласия, если бы не явился к Шуйскому «большой хитроделец» Мешок Кравков, запрудою Упы затопивший Тулу.

По одной версии Болотникова и Лжепетра выдали Шуйскому сами туляки. Другая же версия такова.

Осажденных стал мучить голод. Многие мятежники переходили с повинной к Шуйскому, но предводители продолжали отчаянно сопротивляться и соглашались сдаться только при условии, если им будет даровано прощение. «А если нет, — говорили они, — будем держаться, хотя бы нам пришлось друг друга съесть». Царь обещал им милость, и 10 октября 1607 года боярин Колычев занял Тулу.

Болотников явился перед Шуйским во всем вооружении, снял с себя саблю, положил перед царем, ударил ему челом до земли и произнес свое клятвенное обещание служить царю верно до гроба, если тот, согласно своему целованию, не прикажет его умертвить. 18 октября царь прибыл в Москву. Сюда же привезли и Болотникова и других предводителей мятежа. После допроса их отправили в тюрьму в Каргополь, где Болотникову выкололи глаза, а затем утопили.

Тимошка Анкудинов родился в Вологде в 1617 году. Отец его Дементий Анкудинов был мелким торговцем-холостяником. Он скупал холсты и полотно по деревням и потом в Вологде перепродавал их московским купцам.

Тимошка с самого раннего детства поражал всех своею смышленостью, и отец его отдал в школу при местном Пафнутьевском монастыре. Там Тимошка обучался чтению, письму, цифири и церковному пению. На шестнадцатом году жизни про его способности узнал вологодский архиерей, отец Нектарий, и взял его к себе в келейники.

Тимошка так понравился старцу, что стал для него просто необходимым. У этого архиерея была любимая внучка, Авдотья Васильевна, и отец Нектарий, чтобы прочнее привязать к себе смышленого, красивого и веселого Тимошку, женил его на своей внучке, дав в приданое за ней три деревни с большим рыбным озером.

Сразу Тимошка обратился в Тимофея Дементьевича и стал важным человеком. Дом — полная чаша, жена — красавица и любит без ума, сам архиерей ничего без Тимошки не делает, и со временем дела вологодской епархии перешли фактически в его руки. Тимошка уже и тогда умел пользоваться положением, и щедрая мзда более руководила его решениями, чем правда и совесть. Тимошка проявил наглость во время болезни отца Нектария, ставя на бумагах подпись «Тимофей Анкудинов, наместник архиерея вологодского и великопермского».

Отец Нектарий корил его, но потакал многим слабостям своего любимца.

Так благодушествовал Тимошка до 1636 года; когда престарелый архиепископ умер, на его место назначили другого, и тот устранил от себя и Анкудинова, и других близких покойному лиц. В числе них был дьяк Патрикеев, который дружил с Анкудиновым. Этот Патрикеев уехал в Москву и там скоро пристроился к одному из приказчиков. Остался Тимошка один и затосковал. Вероятно, он принадлежал к порочным от природы натурам, и только доброе влияние старика архиерея сдерживало его, потому что не прошло и года с его смерти, как Тимошка развернулся вовсю и пустился в разгул.

В кабаках, с разгульными женщинами, скоморохами, голью кабацкою, за игрою в зернь Тимошка проводил все свое время и быстро растратил женино приданое.

Отец его умер, прокляв его, мать ушла в монастырь, постригшись под именем Соломониды, жена изводилась в слезах и горе.

Тимошка в два года пропил все свое состояние и тогда опомнился. На время вновь он принял человеческий образ, решился взяться за ум, примирился с женою и поехал в Москву, думая о своем приятеле Патрикееве. Патрикеев в то время был уже дьяконом при воеводе князе Черкасском в приказе Новой Чети. Тимошка прямо направился к нему, разжалобил его, и Патрикеев тотчас устроил Тимошку у себя в приказе писцом. Здесь у него товарищами оказались Василий Григорьевич Шпилькин и Сергей Песков.

Тимошка образумился и ретиво взялся за дело. Несомненно, он был незаурядным человеком, потому что в короткое время стал считаться в приказе самым деятельным и нужным человеком. Приказ Новой Чети ведал всеми царскими кабаками и кружальными дворами. Всем им надо было вести строгую запись и собирать с них деньги за водку.

Прошло всего три года, и Тимошка Анкудинов стал заниматься сбором денег и хранить казну в приказе. Снова он жил в почете и довольстве, снова звался Тимофеем Дементьевичем, на него не без зависти смотрели его приятель Патрикеев и любовно — сам князь Черкасский. У Тимошки снова был дом — полная чаша, жена на него не могла налюбоваться; и ко всему у него родился сын Сергей, которого крестили его сослуживцы — писец Песков и дьяк Шпилькин. Но натура Тимошки не выдержала строгой жизни, и он снова предался разгулу и игре в зернь. Москва не Вологда, и здесь денег понадобилось еще больше. Тимошка, не стесняясь, пользовался царскою казною и скоро опустошил ее. Измученная его поведением жена стала, вместо слез и упреков, грозить ему. Дела Тимошки запутывались все больше, жена стала для него страшилищем, и ко всему боярин Морозов стал производить ревизию по всем приказам, а в то время за казнокрадство у вора рубили руку.

Все было худо, а хуже всего, что денег на разгул не хватало. Тут Тимошка совершил первое воровское и наглое дело. Он пришел к куму своему Шпилькину и выпросил у него дорогие уборы и украшения для своей жены.

«Приехали ко мне вологодские купцы. Хочется жену в богатстве показать. Так не откажи. Сделай милость!»

Шпилькин с радостью сделал одолжение куму и отдал Анкудинову все уборы своей жены, серьги, запястья, ожерелья, которые тот тотчас пропил. Спустя время Шпилькин спросил их у Анкудинова, а тот с наглостью отказался и даже обиделся. Шпилькин пошел жаловаться князю Черкасскому, но Тимошка так азартно стал ругать и поносить Шпилькина, что князь махнул рукой и сказал: «Делайтесь промеж себя сами!»

Анкудинов в лице бывшего своего друга и кума приобрел злейшего врага, который потом сторицею заплатил ему за свою доверчивость. Тимошка продолжал куролесить.

Он редко стал являться в приказ, пьянствовал без просыпу, бил жену смертным боем, и, когда приблизился день ревизии, он решился на страшное дело.

За время своих скитаний по кружалам и кабакам он сдружился с одним потерянным человеком, Константином Конюховским, польским шляхтичем, которого совершенно подчинил себе. С ним вместе он и выполнил свое страшное дело.

Ребенка он передал своему куму Пескову, сказав, что с женой идет на богомолье, ульстил жену, которая еще раз поверила в его исправление, и ночью, когда она заснула, запер ее в горнице, взял все, что было в доме ценного, и поджег дом, после чего с другом своим Конюховским убежал из Москвы.

От дома Анкудинова выгорела почти вся улица. На Москве решили, что и Тимошка, и жена его сгорели, а тем временем он со своим приятелем быстро двигался к польской границе.

Подходя к Витебску, они остановились на дороге в корчме, где встретили торговавшего в России немецкого купца Миклафа.

Тимошка подпоил его, ловко увлек беседою, а тем временем его друг и помощник вывел из конюшни большого, сильного брабантского коня Миклафа, вместе с седлом и тороками, в которых было 2000 талеров.

Едва стемнело, Тимошка тоже выбрался из корчмы и скоро присоединился к приятелю, с которым направился к Можайску.

Миклаф, протрезвев, спохватился коня и денег и понял, что был нагло ограблен. В Москве он поднял шум. По описанным приметам дьяки подумали на Анкудинова, и тогда же явилось подозрение, что он не сгорел, а сбежал, к тому же в казне приказа осталось всего несколько рублей.

А Тимошка со своим другом, которого он обратил в слугу, доехал уже до польской границы и, назвав себя сыном умершего Василия Шуйского, властно приказал вести себя в Варшаву, к королю.

Смутное время, когда с такой жадностью поляки разоряли Русь, было еще недавним прошлым. Король Владислав пылал ненавистью к русским, которые не оправдали его надежд на престол. Самозванцы из Руси находили полную поддержку у поляков, и король Владислав милостиво принял Тимошку Анкудинова, обещал ему помочь, поручил его своему окружению, назначив от себя дом в Варшаве для пребывания, 4 пары коней, 2 крытых возка для пользования, 10 жолнеров для стражи, 6 пахолков для услуг и 3000 злотых в месяц на содержание, не считая стола, который тоже был от короля. Тимошка Анкудинов обратился в Иоанна Шуйского, и польская знать окружила его вниманием и почетом. Простодушный Конюховский только диву давался.