Читать онлайн «Сверхбогачи». Страница 4

Гейне не склонился перед золотым тельцом. Однажды Джеймс Ротшильд устраивал званый ужин для нескольких своих приятелей, тоже банкиров. После ужина он пригласил на кофе и коньяк и Гейне — наверняка для того, чтобы тот блеском своего остроумия развлекал банкиров. Но поэт вернул приглашение с такой припиской: «Милый господин барон, я имею обыкновение пить кофе после ужина там, где я поужинал...»

Ну, а Вена была, разумеется, особым случаем, учитывая, что здесь Ротшильды сталкивались с более строгими антиеврейскими законами и распоряжениями, чем в Англии или Франции. Евреям в Австрии не разрешалось иметь земельных владений, занимать государственные должности или выполнять политические поручения.

Засилье австрийской полиции было настолько сильным, что Ротшильды во избежание возможных неприятностей даже не пытались направить своего представителя на знаменитый Венский конгресс, созванный союзниками для обсуждения вопросов, связанных с победой над Наполеоном. В Лондоне и в Париже они уже были «королями», а в Вене еще не смели даже приблизиться к простому министру.

И все же и венские Ротшильды тоже пробились через сети бюрократических рогаток австрийской монархии, нашли путь к всесильному Меттерниху и к украшенному короной и орлами баронскому гербу.

По поручению братьев Ротшильдов Соломон Ротшильд приехал в 1819 году в Вену. Ввиду «ограничительного закона» он не мог владеть здесь собственным домом и потому для начала снял комнату в гостинице «Римский император». Первым делом он организовал для австрийского правительства государственный заем в 50 млн. флоринов. Заем этот с Ротшильдом в качестве гаранта имел колоссальный успех, сам его инициатор заработал на нем 6 млн. Несколько миллионов заработал и венский двор. После этого государственного займа Соломон Ротшильд стал арендовать в «Римском императоре» уже целый этаж, затем — через несколько месяцев — еще один и так далее, пока наконец к нему не перешла в аренду вся гостиница. Хотя юридически быть домовладельцем он по-прежнему не имел права.

За успехом государственного займа последовало ловкое управление субсидиями, которые давали Вене английские банкиры. И наконец Ротшильд «провертывает» еще одно довольно деликатное «фамильное дело». Героиней этой истории явилась Мария-Луиза, дочь австрийского императора, отвергнутая жена Наполеона I. Венский конгресс признал Марию-Луизу «жертвой Наполеона» и подарил покинутой мужем австрийской принцессе Пармское герцогство, а Меттерних — аристократического возлюбленного в лице придворного фон Нейпперга. Вскоре принцесса сочеталась тайным браком с Нейппергом, настолько тайным, что детей от этого брака долгое время даже не регистрировали. Тем не менее дети были все же внуками австрийского императора, и потому Меттерних поручил Соломону Ротшильду потихоньку продать часть Пармского герцогства, а затем во что-нибудь повыгоднее вложить деньги, чтобы у внебрачных внуков понемногу образовалось хорошенькое наследство.

Ротшильд выполнил и это поручение, и с этого дня он уже совместно с Меттернихом, на правах его союзника, управлял Австрией. Ну, а отсюда оставался всего лишь один шаг до вышеупомянутого золотого займа в 900 тыс. флоринов и до украшенного короной, орлом и львом баронского герба.

В 1835 году умер император Франц, и Меттерних, боясь, как бы паника на бирже не потрясла самые основы австрийской экономики и его личные позиции, снова обратился за помощью к Соломону Ротшильду. И тот вместе со своим парижским братцем Джеймсом Ротшильдом сделал во всеуслышание официальное предложение: если кто-то хотел бы продать облигации австрийского государственного займа, банкирские дома венских и парижских Ротшильдов готовы за любую, самую высокую цену их приобрести. Европейские биржи успокоились. Ротшильд еще раз оказал помощь переживавшему временные трудности Меттерниху. (Вот несколько строк из письма австрийского посла в Париже Меттерниху: «Должен признаться Вам, господин Канцлер, что в результате потрясающе сильного влияния банкирского дома Ротшильда была задушена в зародыше финансовая паника, которая уже начала было овладевать некоторыми нервными вкладчиками».) Вместе, плечом к плечу, Меттерних и Ротшильд стояли и в революционной буре 1848 года. (Меттерних писал тогда Соломону Ротшильду: «Если меня заберет черт, он утащит с собой и Вас».)

13 марта вечером черт явился «забирать» Меттерниха: революционная толпа публично жгла его портреты на венских улицах. Двадцатью часами позже Меттерних спасся бегством во Франкфурт. Здесь он положил в карман тысячу золотых флоринов, которые ему презентовал австрийский Ротшильд с помощью чека, выписанного на банкирский дом Ротшильдов во Франкфурте. А через несколько месяцев и в апартаменты Ротшильда в гостинице «Римский император» тоже вломилась разъяренная толпа, и Ротшильд также — по крайней мере на время — сбежал во Франкфурт.

Он был «абсолютным банкиром абсолютного канцлера», символом гнета династии Габсбургов. Ну, а такие связи исключительно прочны. Ныне живущий потомок легендарного канцлера Меттерниха князь Меттерних каждый год посылает в Париж барону Эли Ротшильду ящик рейнского вина, а тот, в свою очередь, отвечает ему ящиком «Шато Лаффит» из погребов известных всему миру виноградников. И путешествует не только вино. Западные журналы в рубрике «Общественная хроника» каждый год отмечают, что члены семей Ротшильда и Меттерниха посещают друг друга в их семейных замках.

В Риме в 1832 году появился даже едкий памфлет, который распространяли на улицах города. Текст его гласил: «Ротшильд только что поцеловал руку папы, а, прощаясь, самым утонченным образом выразил удовлетворение деяниями наместника Святого Петра на земле. Не башмак Святейшего отца получил Ротшильд для поцелуя, а целый мизинец на руке, чтобы толстосуму не нужно было слишком низко склоняться в поклоне».

Злому памфлету предшествовало такое событие: четвертый (итальянский) из братьев Ротшильдов, Карл, в то время был еще владельцем крупнейшего банкирского дома в Неаполе. Через своих братьев Карл убедил Меттерниха, что австрийцы должны вывести свои войска из Неаполитанского королевства. Карл Ротшильд дал деньги тосканскому герцогу, чтобы осушить гигантские болота. Он же предоставил папе римскому заем для модернизации сельского хозяйства в его владениях. А папа Георгий XVI, приняв заем, не только дал возможность Ротшильду избежать слишком глубокого поклона, но и пожаловал итальянскому Ротшильду Большой крест ордена Святого Георгия.

В Германии, между тем, главой династии считали пятого из братьев — Амшеля Ротшильда. Он был глашатаем всего клана и обращался к правителям европейских стран за орденами и должностями консулов. Франкфуртский дом согласовывал всю международную стратегию династии. Не было ни одного капиталовложения на землях между Рейном и Дунаем, к которому не приложил бы руку Амшель. Сотни немецких заводов, железных дорог и шоссе в проектах родились сначала в комнатах франкфуртского дома Ротшильдов. А в саду этого дома уже давно был частым избранным гостем молодой пруссак, которому впоследствии суждено было стать канцлером Германской империи, — Отто фон Бисмарк. В 1851 году, когда Пруссия послала Бисмарка своим представителем на всегерманскую конференцию, Амшель стал казначеем «федерации германских государств», и это (как пишет один из его биографов Маркус Эли Раваж в книге «Пять человек из Франкфурта») означало в известном, смысле, что он стал министром финансов позднее родившейся из «федерации» Германской империи.

Из Франкфурта направлялась и династическая «политика браков» клана Ротшильдов. Согласно «конституции клана», сыновья из дома Ротшильдов должны были жениться на девицах из отдаленных ветвей Ротшильдов же, а девушки из дома Ротшильдов должны были по возможности выходить замуж за аристократов. В Лондоне дочь Натана Ротшильда стала женой лорда Саутгемптона. Одна его племянница, тоже из дома французских Ротшильдов, — супругой графа Розбери. Позднее ее муж стал премьер-министром Британской империи. Девушка из дома неаполитанских Ротшильдов вышла замуж за герцога де Грамона, а ее сестра — за герцога Ваграмского.

Третий брачный закон дома Ротшильдов предписывал: все свадьбы должны были играться во франкфуртском доме. И аристократы, бравшие в жены девиц из дома Ротшильдов, вынуждены были подчиняться этим неудобным правилам. Роскошные кареты, как правило, не умещались на узких улочках еврейского гетто, и гости пешком плелись по булыжным улицам, а шлейфы дам мели пыльную мостовую. Этот закон оставался в силе вплоть до того самого времени, когда Амшель Ротшильд умер в возрасте 80 лет.

В том, что история дома Ротшильдов так переплелась с историей Европы в ее важнейших поворотах, огромную роль играло умение Ротшильдов быстро собирать информацию. А если надо — и распространять дезинформацию. Лучше всего это демонстрирует пример с курьером, сообщившим об исходе битвы при Ватерлоо.