Читать онлайн «Сказание о годах Хогэн». Страница 1

Жанр гунки (воинских повествований) чаще всего определяют как самурайский эпос. Корректность этого определения не абсолютна, хотя оно и имеет под собой некоторые основания. Распространённые у нас жанровые определения выработаны на материале европейских литератур и не всегда в точности подходят к литературам других традиций. В средневековой японской литературе нередко весьма расплывчатыми оказываются границы самого понятия художественной прозы.

Что касается жанра гунки, история которого открывается «Сказанием о годах Хогэн», в нём можно отметить несколько особенностей, резко отличающих его от эпических сказаний многих народов. Почти все герои этих произведений — реально жившие люди, события, описанные в них, — реальные исторические события, происходившие именно в тех местах, которые названы в тексте памятника, и именно в те дни, которые в нём указаны.

Середина XII в. в политическом отношении была очень беспокойной. В 1086 г. император Сиракава (1053–1129, на престоле с 1073 г.) отрёкся от престола в пользу своего девятилетнего сына, принца Тарухито (на престоле находился в 1086–1107 гг. под именем Хорикава), оставив за собой реальную политическую власть. В Японии начался период правления экс-императоров (инсэй). Фактически власть в стране и раньше не принадлежала императорам, занимавшим престол. От их имени страною управляли регенты (кампаку) из рода Фудзивара, которые приходились малолетним Сынам Неба (иногда на престол возводили трёх-четырехлетних мальчиков) дедами по материнской линии.

Экс-император Тоба (1103–1156, на престоле — в 1107–1123 гг.), старший сын Хорикава, жёсткий и бескомпромиссный правитель, после смерти своего деда стал продолжать его политику. Сначала он управлял страной от имени своего старшего сына Сутоку (1119–1164, на престоле— в 1123–1141 гг.; в тексте памятника описан как Новый экс- император), а после отречения Сутоку от престола — от имени его преемника, своего 9-го сына, императора Коноэ (на престоле— в 1141–1156 гг.).

В 1156 г. ситуация в высших кругах власти Японии сильно осложнилась. Экс-император Тоба умер. Незадолго до него умер император Коноэ. Три крупных феодальных дома (Фудзивара, Тайра и Минамото) столкнулись между собою в борьбе за верховную власть. Четвёртой стороной борьбы были крупные буддийские монастыри. Все участники располагали собственными воинскими формированиями (самурайские дружины у феодальных домов, отряды монахов-воинов у монастырей) и разделились на два враждующих лагеря. Один из этих лагерей в качестве претендента на престол выдвигал экс-императора Сутоку (при этом допускалась возможность сделать Сутоку фактическим правителем при его сыне Сигэхито, который стал бы марионеточным императором), другой — его брата Госиракава (принца Масахито, 4-го сына Тоба от другой супруги).

Основу нравственного воспитания средневековых японцев составляли книги конфуцианского канона, т. н. Пятикнижие. В одной из них, «Книге установлений» («Ли цзи»), содержится такое положение: «Отец должен проявлять родительские чувства, а сын почтительность; старший брат — доброту, а младший — дружелюбие, муж — справедливость, а жена — послушание, старшие — милосердие, а младшие — покорность, государь — человеколюбие, а подданные — преданность. Эти десять качеств и именуются человеческим долгом»[1].

Между тем, по разные стороны баррикад в междоусобных войнах здесь часто оказывались даже близкие родственники — отцы и сыновья, старшие и младшие братья, дяди и племянники. Экс-императора поддерживал Левый министр Фудзивара-но Ёринага, а его противника — брат Левого министра, канцлер Фудзивара-но Тадамити; глава Сыскного ведомства Минамото-но Тамэёси был одним из активных сторонников Сутоку, а его сын Ёситомо стал правой рукой Тайра-но Киёмори, военного лидера противников экс-императора. Тадамаса, дядя Киёмори, был в числе его противников.

В условиях гражданской смуты принципы конфуцианских отношений между людьми ставили участников этой смуты перед неразрешимыми проблемами. Когда отец или старший брат воина выступал против его сюзерена, ему приходилось самостоятельно решать, что главнее — чувство верноподданничества или сыновней почтительности и дружелюбия. Впрочем, проблему часто помогали решить политические и экономические соображения: в стране активно укреплялось поместное землевладение. Поместья одно за другим переходили из рук в руки, в том числе в пределах одного феодального клана.

Открытое военное столкновение 1156 г. продолжалось всего несколько часов. Победу одержали сторонники императора Госиракава, возглавлял которых будущий диктатор Японии Тайра-но Киёмори (1118–1181). Многие их противники погибли в бою или были казнены после того, как мятеж был подавлен. В числе казнённых было 12 членов одного только дома Тайра[2].

Столкновение в сознании героя двух категорий, долга и чувства, одна из сюжетообразующих пружин воинских повествований.

Об отдельных эпизодах событий 1156 г. («смута годов правления под девизом Хогэн»[3]) уже через несколько десятков лет после их окончания стали рассказывать перед многими слушателями под аккомпанемент японской лютни бива слепые сказители бива-хоси[4]. Слушатели собирались и в буддийских храмах, и в феодальных поместьях, и при императорском дворе, и среди полей в провинции. Интерес слушателей усугублялся тем, что средневековые японцы верили, будто рассказы о погибших героях способствуют упокоению их душ. Может быть, этим отчасти объясняется тщательное перечисление в повествованиях имён участников событий, точная датировка этих событий, вплоть до месяца и дня, указание мест, где они происходили.

По европейским представлениям такая приверженность к привязке событий во времени и на местности делает воинские повествования похожими на исторические хроники, тем более, что речь в них идёт о реальных событиях. Но она представлена в произведениях разных жанров средневековой японской литературы, содержание которых далеко от описания истории — в поэтических антологиях (вступления к стихотворениям), сборниках легенд и преданий, устных рассказах и сказках.

«Песня Каса Канамура, сложенная зимой второго года Дзинки [725 г.], в десятом месяце, когда император [Сёму] пребывал во дворце Нанива» (антология «Манъёсю», VIII в., пер. А. Е. Глускиной).

«Сложил эту песню по повелению государыни Нидзё, которая в ту пору ещё называлась Госпожой из Опочивальни, когда она пожелала в третий день первой луны, чтобы случившиеся тут приближенные слагали стихи о снегопаде в солнечную пору» (антология «Кокинсю», Хв., пер. А. А. Долина).

«Во времена правления великой государыни [Дзито] жил-был монах из Пэкче по имени Тадзё. Он жил в горном храме Хоки, что в уезде Такэти» («Нихонрёики. Японские легенды о чудесах», IХв., пер. А. Н. Мещерякова).

«Осенью второго года Дзюэй камакурский Хёэ-но сукэ Ёритомо созвал в Камакуру всех воинов восьми провинций» («Гэндзи-обезьяна. Японские рассказы XIV–XVI веков отогидзоси», пер. М. В. Торопыгиной).

Эпические сказания западных народов создавались главным образом в дописьменную эпоху. Ещё Тацит писал, что песни германских племён заменяют им историю. То же можно утверждать и о сказаниях о Манасе, Кёроглы, Давиде Сасунском, Амирани. Отдельные песни об этих героях появились и начинали исполняться ещё до зарождения письменности у соответствующих народов. Правда, былины зародились у письменного народа, но, несмотря на это и на распространение летописной и житийной литературы в России, воспринимались их слушателями как сказания исторические. Во всех случаях исторический и фантастический элементы переплетены здесь тесно. К обоим из них слушатели относились одинаково доверчиво, независимо от их социальной принадлежности. Несомненно, значительную роль в таком отношении слушателей играл сакральный аспект сказаний.

Гунки впервые появились примерно через пятьсот лет после заимствования японцами китайской иероглифической письменности, почти через триста лет после изобретения японского силлабического письма. С начала VIII в. в Японии создавались исторические трактаты, X–XI вв. — эпоха расцвета художественной прозы на японском языке. Мятеж Тайра-но Масакадо 939–940 гг. подробно описан на китайском языке в документальных «Записках о Масакадо» («Сёмонки»), безусловно известных слепым сказителям.