Читать онлайн «Сарасина никки. Одинокая луна в Сарасина». Страница 1

«С утра, лишь только рассветёт, и до поздней ночи, пока не одолеет дремота, я только и делала, что читала, придвинув поближе светильник. Очень скоро само собою вышло, что я знала прочитанное наизусть, и оно так и всплывало у меня перед глазами, что очень мне нравилось… Надо сказать, что в то время собою я была нехороша, но думала, что повзрослею и расцвету небывалой красотой, и у меня непременно будут длинные-длинные волосы..»

Это написала о себе одна японская дама без малого тысячу лет тому назад, а кажется — какой знакомый сюжет!

Дочь аристократа и сановника Сугавара-но Такасуэ вошла в историю просто как Дочь Такасуэ, собственное имя её неизвестно. В её коротком дневнике «Сарасина никки» уместилось почти сорок лет жизни — привязанности и утраты, замужество и дети, придворная служба и паломничество в отдалённые храмы. Можно было бы сказать, что вся её жизнь проходит перед нами в этих мемуарах, но мы не знаем, когда умерла Дочь Такасуэ. Возможно, после окончания дневника (ей уже было за пятьдесят) она удалилась в тихую горную обитель и там окончила дни в молитве, уповая на милость будды Амиды, который на склоне лет явился ей в видении. А может быть, Дочь Такасуэ нашла утешение в своих любимых повестях и романах, только теперь уже как автор, а не как читательница. Ведь традиция приписывает Дочери Такасуэ четыре повести — две утеряны, а две дошли до нас, хоть и в неполном виде. Действительно ли Дочь Такасуэ написала их, остаётся предметом спора учёных.

Весьма вероятно, что молва сохранила память об этой даме, как об авторе множества романов, не без влияния её дневника. Дневник «Сарасина никки» рисует образ робкой и нелюдимой мечтательницы, которая «влюблялась в обманы», представляла себя героиней романа, нередко грезила наяву, а сны хранила в памяти не менее бережно, чем впечатления реальной жизни. К счастью, этот одинокий голос не угас в веках, не затерялся в хоре, и по сей день звучит печально, искренне и чисто.

Япония XI века, в которой жила Дочь Такасуэ, была в некотором смысле уникальным местом на земле. Здесь существовали уже и романы, и восторженные их читательницы, и традиция поверять душу дневнику. По большей части и читательницы, и писательницы были женщины. Такой редкий факт в истории мировой культуры не раз становился предметом анализа, поэтому здесь мы не будем останавливаться на нём подробно. Заметим лишь, что литература на родном, японском языке, существовала параллельно с литературой на китайском, которая и считалась долгое время истинно ценной, а посему достойной внимания мужчин. Если стихи на японском языке уже к началу X в. утвердили своё место в общественном сознании, то первое из известных нам произведений дневникового жанра на японском языке, хоть и было написано мужчиной, но от лица женщины. Это был «Дневник путешествия из Тоса в столицу» («Тоса никки», X в.) поэта и учёного Ки-но Цураю-ки. Созданная в IX в. японская слоговая азбука, позволявшая без знания китайских иероглифов писать на родном языке письма, записывать стихи, интересные истории, считалась «женскими письменами», но она-то и дала развитие блестящей поэзии и прозе.

Конечно, литература была привилегией немногих, и при ближайшем рассмотрении оказывается, что авторы дошедших до нас знаменитых романов и дневников нередко были связаны близкими родственными узами. Культура и цивилизация сосредоточены были в одном-единственном городе, он назывался Хэйан-кё (Столица Мира и Покоя), и потому целая эпоха японской истории (X–XII вв.) получила имя «хэйанской» или «эпохи Хэйан». Оправдав своё название, эпоха действительно была мирной, войны в стране не велись.

От столицы, некогда располагавшейся на месте нынешнего города Киото, мало что сохранилось до наших дней, но хэйанская культура оказалась столь плодотворной и адекватной национальному миропониманию, что в претворённом виде она усвоена была и поколениями, жившими в эпоху феодальных войн, уничтоживших город Хэйан, и теми самураями и горожанами, что населяли «закрытую» от внешнего мира Японию при сегунах Токугава (XVII–XIX вв.), да и сегодняшние японцы осознают себя её наследниками.

Город Хэйан, насчитывавший в XI в. около ста тысяч жителей, был прежде всего столицей японских императоров, считавших себя потомками солнечной богини Аматэрасу. От императорского дворца, расположенного в северной части города и представлявшего собой комплекс обнесённых стеной деревянных одноэтажных строений, тянулся к югу широкий проспект, который вместе с параллельными более узкими улицами и перпендикулярными «линиями» (их было девять) организовывал пространство города строго регулярно и по плану — сказывалось влияние китайской градостроительной традиции.

Усадьбы самых знатных семей располагались в непосредственной близости от дворца. Представители этих семейств, как правило старинных родов, состояли на государственной службе, причем сложная иерархия рангов регламентировала общественный вес той или иной должности. За службу жаловали земли, драгоценности и ткани, а также новые чины.

Разумеется, издавна между крупными и могущественными родами шла борьба за близость к императору, но уже начиная с середины IX в. власть оказалась в руках семьи Фудзивара. Этот род поставлял императорам жён и наложниц и вершил государственную политику через систему регентства над малолетними правителями. Когда умер самый могущественный из рода Фудзивара, Фудзивара-но Митинага (966-1017), автор дневника «Сарасина никки» была ребёнком. Став взрослой, Дочь Такасуэ служила придворной дамой во дворце, принадлежавшем сыну Митинага, государственному канцлеру Фудзивара-но Ёримити, унаследовавшему от отца власть. Система централизованного управления страной одним влиятельным кланом просуществовала до середины XII в. Можно сказать, что описанные в дневнике события одной частной жизни проходили в то время, когда эта система, достигнув пика, незаметно повернула под уклон. В конце концов разрушили её те политические силы, которые уже при жизни Дочери Такасуэ заявили о себе в провинциях, столь хорошо ей знакомых. Но об этом мы ничего не узнаем из её дневника, женщины далеки были от политики, да и многие аристократы-мужчины тоже.

В XI в., когда написан был дневник «Сарасина никки», хэйанцы уже два столетия исповедовали эстетический принцип «моно-но аварэ» — «очарование всего сущего». С одной стороны, этот культ красоты обуславливал умение наслаждаться созерцанием гор и моря, луны и цветка, осенних листьев и первого снега. С другой стороны, он требовал от каждого чувствительного человека быть не только созерцателем, но и творцом прекрасного — поэтом, художником, музыкантом. Природа, любовь и искусство были главными ценностями хэйанцев.

Девушек из благородных семей, какой была Дочь Такасуэ, обучали расписывать веера, подбирать расцветки тканей для многослойных одежд, сочинять стихи, музицировать. Антологию японской поэзии «Кокинвакасю» («Собрание древних и новых японских песен»), составленную почти за сто лет до рождения Дочери Такасуэ, многие заучивали наизусть, и в «Сарасина никки» тоже много цитат из неё. А ещё женщины любили повести-«моногатари». Часто эти повести были в картинах: одна из дам разворачивала красочный свиток и вела рассказ, опираясь на иллюстрации и краткие пояснения, другие слушали. Но и повести в нашем понимании этого слова — волшебные, любовные, приключенческие — существовали во множестве, их переписывали и бережно хранили. Героями произведений, называемых «моногатари», становились и реальные лица, причём под собственными именами, в тексты повестей включали их стихи и фрагменты писем, так что разница между документальным жанром и литературой вымысла ещё не ощущалась твердо.

Большинство из тех произведений, которые читала Дочь Такасуэ, и которые упомянуты в её дневнике, погибли в эпоху смут и войн, но похоже, что в юности Дочь Такасуэ отдавала предпочтение литературе вымысла, тем «моногатари», которые мы бы назвали повестями и романами. В конце жизни она обратилась к дневнику, и в этом не была исключением. Мурасаки Сикибу, создательница её любимого романа «Гэндзи моногатари», тоже оставила после себя дневник. В конце X в. написан был поразительный по глубине проникновения в женскую психологию «Дневник эфемерной жизни» («Кагэро никки»), в начале XI в. появились «Записки у изголовья» («Макура-но соси») придворной дамы Сэй Сёнагон — всё это шедевры хэйанской литературы.

Кроме «Сарасина никки», до наших дней дошло шесть произведений хэйанской эпохи, в названиях которых содержится слово «никки» (подённые записи, дневник). Все они, кроме одного, о котором уже говорилось выше, написаны женщинами. Эти произведения значительно отличаются между собой и тематически, и по объёму, и по тому, какой протяженности отрезок времени запечатлен в записях. Не все произведения жанра «никки» соответствуют нашим представлениям о дневнике, однако, отдавая дань традиции, мы называем их дневниками.