Читать онлайн «Исаак Лакедем». Страница 25

В эту минуту двенадцать ястребов пролетело над головой Ромула с востока на запад.

— Обещаю городу моему двенадцать веков царствования! — воскликнул Ромул.

Так и произошло: от Ромула до Ромула Августула протекло двенадцать столетий.

А в эпоху, когда Иуда Маккавей посылал к нему гонцов, Рим уже прошел половину предначертанного пути.

Пока же продолжим рассказ о том, как шло завоевание мира и обретение власти над вселенной.

Ромул произвел смотр своим людям, насчитав три тысячи пеших и три сотни конных воинов.

Они-то и стали ядром римского народа.

Он поделил людей на три общины, названные трибами и возглавлявшиеся трибунами. Эти общины он поделил еще на тридцать, названных куриями, с курионами во главе, а каждую курию разбил еще на десять декурий, поставив над каждой декуриона.

Таким образом, Римом управляли три трибуна, тридцать курионов и триста декурионов.

Поделив людей, принялись за землю, отведя прежде всего наделы для нужд богослужения и общественных надобностей, а остальные в равных долях раздали по тридцати куриям.

Распределив людей и землю, Ромул занялся распределением обязанностей и почестей.

Наиболее храбрые и сведущие подданные были названы патрициями, остальные — плебеями.

А сам Ромул стал их царем.

Патрициям вменялось заботиться о жертвах богам, вершить суд и помогать царю управлять государством.

Плебеям позволялось заниматься более скромными делами: возделывать землю, пасти стада и преуспевать в ремеслах.

Патрициев созывали на сход вестники, плебеев собирал на площади звук трубы.

Сам царь становился верховным исполнителем жертвоприношений, следил за соблюдением закона и обычаев в стране, строгим следованием естественному и гражданскому праву, заключал соглашения, договоры, судил за самые опасные преступления, имел право созывать народ и сенат, первым высказывать свое мнение при обсуждении общественных дел, исполнять принятые решения и, наконец, командовать войсками, объявлять войну и заключать мир. Он объединял таким образом в своих руках власть религиозную и военную, законодательную и исполнительную.

Как видим, выкормыш волчицы выкроил себе долю льва.

Такова была основа управления Римом.

Когда полномочия и функции были распределены, когда каждый знал свои права и обязанности, Ромул занялся расширением границ царства и умножении числа подданных.

Для этого он издал три закона.

Первый запрещал родителям убивать своих детей до достижения ими трехлетнего возраста. Исключение делалось лишь для калек и уродов с рождения; в этом случае младенца показывали пяти соседям и, сообразно их решению, умерщвляли или оставляли жить.

Второй закон давал право пристанища иным племенам и людям, недовольным своими правителями. Рощу у подножия Капитолия, где некогда волчица выкормила близнецов, Ромул объявил священной и построил в ней храм, служивший убежищем для всякого свободнорожденного.

Третий же закон запрещал истреблять молодых жителей завоеванных городов, а также продавать их в рабство, равно как оставлять пустующими ранее возделывавшиеся земли. Более того, вновь приобретенные области объявлялись римскими колониями. Как таковые они наделялись некоторыми правами, а их обитатели — преимуществами римских граждан.

Подобный образ правления оставался неизменным до того дня, как Брут изгнал царей, то есть до 243 года от основания Рима.

Брут был современником пророка Иезекииля.

Новый порядок назвали республикой, но, кроме маловажных изменений в формах власти, ее основание не было поколеблено. Теперь вместо одного пожизненного царя Римом правили два ежегодно избираемых магистрата, называемых консулами, что значит «советниками»; само это слово, введенное в политический язык Рима, предупреждало, что вожди ничего не предпримут без совета с гражданами.

Если не считать этой обязанности (которую они без труда научились обходить), консулы унаследовали не только Царскую власть, но и все привилегии единоначального правления, даже цепочку из двенадцати ликторов, всюду выступавших впереди них с пучком голых березовых прутьев в руках (а когда магистрат выезжал из города, в середину связки вкладывали топор).

Первыми консулами стали Брут и Коллатин.

Сначала они принялись искоренять влияние этрусков, обосновавшихся в Риме с приходом Тарквиниев. Затем пришло время сварам между патрициями и плебеями, чем воспользовались эквы и вольски и повели с Римом борьбу не на жизнь, а на смерть. И наконец, несмотря на старания трибунов захватить всю власть, на преступления децемвиров, на появление военных трибунов, завоевание мира началось, хотя и с остановками, топтанием на месте и временными отступлениями. Подобно ребенку, мучительно пережившему болезни младенческого возраста и затем, как бы в отместку, быстро идущему в рост, превращаясь в крепкого здорового юношу, — Рим, одолев внутреннюю смуту, начинает, как мы говорили, свои завоевания.

За короткий срок римляне, объединившись с латинами и герниками, подчинили себе вольсков, захватили Вейи, руками Манлия повергли галлов к подножию Капитолия, а потом мечом Камилла изгнали их из Рима и тем же мечом, завещанным Папирию Курсору, начали войну с самнитами, охватившую пожаром всю Италию от мыса Регия до Этрурии. Наконец пал Тарент, вопреки Пирру и его эпирцам; пала и Этрурия, вопреки Овию Пакцию и его самнитам, Бренну и его галлам. Ко времени, когда в Вавилоне скончался Александр Великий, Рим был — или вскоре должен был стать — владыкой во всей Италии.

После этого начинаются войны и победы за пределами полуострова, с таким трудом объединенного под римскими орлами. Дуилий присоединяет Сардинию, Корсику и Сицилию; Сципион — Испанию, Эмилий Павел — Македонию, Секстий — Трансальпийскую Галлию… Здесь римлянам пришлось остановиться, поскольку из-за Альп появился враг, имя которого узнали, получив от него три почти смертельные раны. Звали его Ганнибал, а изранил он тело Рима в трех местах: у Требии, Тразименского озера и Канн. Но судьба Рима была в крепкой руке Провидения. Карфагенский герой терпит поражение не на поле боя, а у себя на родине, где властители от него отвернулись. Однако это не мешает ему еще десять лет сражаться с римским войском и римским народом; он покинет Италию только тогда, когда Сципион ударит по Карфагену и война перекинется за море. Здесь Ганнибал даст сражение у Замы и проиграет его, укроется у Прусия и примет яд, чтобы не попасть живым в руки римлян — и все это в то самое время, когда Маттафия, отец Маккавеев, опрокинет жертвенники неверных и подвигнет иудеев к освобождению.

А Рим, избавившись от опасного недруга, продолжит завоевания, хотя и помедлив в нерешительности: двинуться ли ему на запад, пока еще нищий, воинственный, варварский, но обращенный в будущее, преисполненный молодых соков, или на восток, блистающий искусством и ученостью, но ослабленный, испорченный и разлагающийся на глазах. А потому на пробу посылаются две армии с консулами во главе каждой; они идут против неизвестных, непонятных и почти что неуловимых племен: бойев и инсубров. Упершись спиной в Апеннины, Рим напрягает руки, чтобы оттеснить галлов на несколько льё. Меж тем двух легионов и одного военачальника оказывается достаточно, чтобы разбить Антиоха: Рим лишь тронул пальцем глиняного колосса, и тот обрушился.

Восточный мир, или, если угодно, владения Александра, и в самом деле заслужили свою погибель: клятвопреступление и разбой — вот те боги, которым там молились. В Наксосе существовали даже алтари Безбожию и Неправедности. Кровосмешение вошло в повседневный обиход: египетские повелители, как Осирис, женились на собственных сестрах и, подобно Осирису же, в таких брачных союзах теряли остатки мужественности. Тридцать три тысячи городов колонизованного греками Египта в действительности были иссохшим телом, члены которого — захудалые поселения — тянулись вдоль порогов и плотин к огромной чудовищной голове: Александрии. Империя Селевкидов, перенаселенная царями, именовавшими себя Великими, Блистающими, Победителями героев, собственными руками раздирала себя на части. Антиохия и Селевкия, две сестры-гречанки, сражались между собой столь же ожесточенно, как и те греческие братья, что звались Этеоклом и Полиником. Все эти жалкие царьки, потомки Лага и Селевка, поддерживали свое владычество лишь с помощью северян, выписываемых из Греции, но тех доводили до изнеможения азиатское солнце и зной Сирии и Египта. Однажды Рим запретил ввозить туда это живое, мускулистое мясо войны, и без притока молодой воинственной крови в жилах сирийской и ассирийской монархий перестала теплиться жизнь.

Филипп V Македонский держался дольше; он укрылся за неприступными горами, в его передовых дозорах служили те, кого тогда считали лучшими воинами в мире: пешие ратники из Эпира и всадники из Фессалии. Он вдобавок обладал тем, что Антипатр называл «ловчими сетями Греции» — укреплениями Элатеи, Халкиды, Коринфа и Орхомена. Вся Эллада служила ему складом оружия, припасов и сокровищ… Но горе ему! Он оказался союзником Ганнибала, а потому врагом — и был обречен.