Читать онлайн «Народ, да!». Страница 19

Для виргинской, как впрочем, и для всех последующих колоний, были характерны стремление к самоуправлению и общий характер торгового предприятия. Нетронутая природа, богатство лесов и рек и, наконец, возможность производить злаки и прочие культуры, на которые в Англии был огромный спрос, в частности виргинский табак и хлопок, все это сулило перспективное будущее. Требовались только рабочие руки, чтобы превратить европейскую мечту о Новом Эдеме в действительность. Так казалось.

1619 год для колонии Джемстауна был помимо всего прочего, знаменателен тремя неравнозначными, но немаловажными событиями. Здесь впервые заседало законодательное собрание во главе с губернатором и делегатами от каждой плантации. Второе — на новый континент было доставлено 90 невест, которые могли стать женами тех, кто дал бы за них в качестве отступного сто двадцать фунтов табака. И третье — начало работорговли: голландский корабль привез в Новый свет первую партию черных невольников. Так «Новый Эдем» сразу же инкорпорировал в себя черты рабовладельческого общества.

Судя по описаниям историков, внешняя организация колонии напоминала деспотию, при том, что резиденция деспота находилась в трех тысячах миль оттуда.

Тем временем, пока колонисты Виргинии осваивали свои новые владения, находившиеся в изгнании в Голландии английские кальвинисты тоже решили направиться в Новый свет. В прошлом выходцы из Ноттингемпшира, они вынуждены были покинуть родные берега из-за притеснений короны, поскольку не желали признать английского короля религиозным главой страны и требовали права основать самостоятельную церковь. Спасаясь от гонений, они оказались в Голландии. И вот 11 декабря 1620 года у берегов Массачусетса на корабле «Мейфлауэр» появился 101 пилигрим. Так возникло новое поселение Плимут, названное в честь города, из которого они отправились навстречу новой жизни. Не приспособленные к испытаниям такого рода, лишь немногие из них дотянули до следующей весны. Но судьба оказалась милосердной. Урожай наступившего лета был отменным, а к осени прибыло подкрепление — новые поселенцы из Англии.

Буря, прибившая пилигримов из Плимута к Кейп-Коду, была лишь слабым отголоском тех бурь, которые бушевали в Англии вокруг вопроса о свободе совести и вероисповедания.

Не менее, если не более важным событием для духовной жизни будущей страны было прибытие в залив Массачусетс трехсотпятидесятитонного корабля «Арбелла», на борту которого в 1630 году явилась в Америку паства пуритан во главе с Джоном Уинтропом.

Вопросу о роли колонии пуритан для будущего Америки посвящено немало фолиантов исследований. В целом они все сходятся на том, что в основе новой колонии лежали политические и религиозные взгляды ее руководителей — теоретиков английского пуританизма. Правда, буржуазные историки возводят вероучение основоположников этой колонии в символ «новых свобод», отвлекаясь от того факта, что вчерашние угнетенные прибыли в Новый свет с нескрываемым стремлением дискриминировать все религии, заставить всех принять их взгляды, поскольку именно они якобы являлись единственно правильными. Так, по существу, с первых самостоятельных шагов на новой земле, пуритане оказались противниками всякой веротерпимости.

Отвергая нетерпимость к инакомыслию, характерную для пуритан, один из крупнейших поэтов Англии XVII века, Джон Мильтон, в своем обращении к парламенту писал: «Человек затем и есть совершеннейшее создание, что он свободен в своем выборе и в своем пути; его свободная воля — начало, движущее им». С тех пор прошло почти три столетия, но для большинства американцев слова великого английского мыслителя все еще остаются несбывшейся мечтой.

Законодательная власть Массачусетской колонии принадлежала собранию прихожан мужского пола, а управление поручалось губернатору, назначаемому английской короной. Но избирать имели право лишь полноправные члены церкви, в большинстве своем принадлежавшие к состоятельному социальному слою. Остальные же свободными не считались.

Значительную роль играл и другой тип поселений, носивший, если так можно сказать, чисто английский характер, который, правда, со временем, был преобразован на американский лад. За определенного размера подать король предоставлял знатным людям практически неограниченную власть над обширнейшими просторами. Так, в 1632 году лорд Балтимор получил в свои полномочия территорию современного Мэриленда, за что обязан был выплачивать короне пятую часть добываемого здесь золота и серебра. Таких случаев было немало.

Но отдаленность метрополии давала себя знать. Даже в «регионах кавалеров», как называли подобные поселения в ту пору, довольно быстро пускал корни дух самоуправления. Поселение в Каролине консультировалось с философом Локком по поводу того, как лучше организовать колонию. В Мэриленде, где поселились католики, вскоре были организованы общие народные собрания. А колония квакеров, возглавляемая Вильямом Пенном, провозгласила: «Свобода без повиновения — беспорядок. Повиновение без свободы — рабство».

Несмотря на некоторые сходства между колониями в их стремлении к самоуправлению, наблюдались и значительные противоречия и различия. Достаточно привести в качестве примера различия между южными колониями с их поистине по-колониальному праздным образом жизни, где производство материальных благ полностью покоилось на рабском труде негров, и севером, где труд ради преуспеяния возводился в моральную категорию блага.

Поэтому, пожалуй, единственным стимулом к объединению колоний был страх перед общим противником. Этим противником, связавшим всех поневоле, были французы, испанцы и, наконец, сами англичане из метрополии. Так появились первые Соединенные колонии Новой Англии. Членами этого союза стали Массачусетс, Плимут, Нью-Хэйвен и Коннектикут.

Войны были частым явлением в Новом свете. В 1664 году англичане отторгли у Голландии ее поселение Новый Амстердам, переименовав его в Новый Йорк или Нью-Йорк. Сказалась здесь и англо-голландская война 1672–1774 годов. Более важными были войны с французскими колониями. К 1756 году, когда началась очередная схватка с французами, в английских колониях Нового света было около полутора миллионов человек. Но победа досталась им не столько потому, что их было больше, а потому, что к этому времени они уже дрались за свой дом и свою землю, в то время как французы противопоставляли им наемников. В результате Франция была вытеснена на север, в Канаду, а ее владения поделили между собой Англия и Испания. Но, помимо войн, этот период видел и бунты и даже восстания. Так, против налогов восстали граждане города Уотертауна в 1632 году. В 1676 году против гнета и неравноправия восстали виргинцы: вновь прибывшие возмущались обращением с ними, отработавшие свой срок слуги оказывались без работы и не у дел, безземельные не имели права голоса. Восстание было жестоко подавлено. Но дух борьбы против колониального гнета креп.

Поначалу жителям колоний казалось вполне нормальным, что судьба далекой Америки вершится в Англии. Но чаша терпения постепенно переполнялась. Первый повод к столкновениям был подан таможенными проектами Британского парламента: парламент, в котором колонии не были представлены, не мог облагать их налогами, считали колонисты. «Долой тиранию» — таков был клич, который пронесся по стране. Было принято решение не подчиняться новым законам и даже бойкотировать английские товары. События быстро приближались к развязке. Наиболее активной была Массачусетская колония, и в частности Бостон. С ней, или вернее, в защиту ее поднялись остальные. Первые выстрелы раздались 19 апреля 1775 года, а уже 2 января 1776 года был поднят флаг, на котором развевались 13 белых и красных полос — символ тринадцати самоопределившихся колоний. 4 июля была провозглашена Декларация независимости, и колонии стали свободными штатами. Так на карте мира появилось новое государство — Соединенные Штаты Америки.

«История новейшей, цивилизованной Америки, — писал В.И.Ленин в „Письме к американским рабочим“. — открывается одной из тех великих, действительно освободительных, действительно революционных войн, которых было так немного среди громадной массы грабительских войн…».[3]

Не много дошло до нашего времени памятников устного народного творчества тех лет. Впрочем, собственно американского фольклора в те годы, видимо, и было немного. Спасающиеся от нищеты, притеснений, революций, европейские иммигранты привозили с собой фольклор своих народов — англичан, ирландцев, шотландцев, немцев, французов, испанцев. Нужно было время, чтобы приехавшие вошли в новую жизнь, вросли в новую почву, объединились общими проблемами, чтобы вызвать к жизни новый, теперь уже американский фольклор.

Американские историки и пропагандисты любят разглагольствовать на тему о «плавильном котле»: приехали, мол, в страну разные народы, влившись в один многонациональный котел, и переплавились в единую нацию. Но история страны, история ее культуры, и в том числе ее фольклор, свидетельствуют о другом: плавка дала трещину. Внутри страны по-прежнему царит неравноправие. Доминируют «уасп» — белые англосаксы-протестанты. Дискриминации в той или иной мере подвергаются все этнические меньшинства. Расизм не просто жив, но даже процветает.