Читать онлайн «Мифы древней Скандинавии». Страница 47

Нам неизвестны подобные описания храмов в других скандинавских странах, и археологи не могут толком разыскать следы языческого капища в Упсале — ведь с введением христианства оно было разрушено, и на его месте построен христианский храм.

Описание сказочного храма в северной стране Биармии сохранилось в одной из саг о древних временах — «Саге о Стурлауге». Ее действие происходит тогда, когда в Свеаланде правил Ингви-Фрейр. Названия Биармия напоминает имя Пермской земли на севере Восточной Европы, но в саге — это фантастическая страна, и в храме, посвященном Одину, Тору, Фрейру и Фрейе, хранятся огромные богатства. Главное из них — волшебный рог Урархорн, рог волшебного зверя Единорога, блестящий как золото, но полный колдовских чар — до него нельзя дотрагиваться голыми руками. Конунг посылает Стурлауга раздобыть этот рог.

Стурлауг и его товарищи проникают в Биармию через страну хундингов, людей-собак — это один из тех народов монстров, что населяли, по средневековым поверьям, края земли. Хундинги схватили наших героев и поместили их в узилище — внутри полых камней. Мы уже знаем, что герой, отправившийся на поиски чудесной земли, может пропасть в этом каменном жилище. Но Стурлауг нашел внутри оружие, которое, наподобие бурава Одина, помогло героям выбраться наружу.

Когда они добрались до храма, то увидели идол Тора, сидящего на почетном возвышении. Пред ним стоял стол, полный серебра. Рядом лежал и Урархорн, полный яда. Принадлежностью храма были и шахматы из золота (золотые тавлеи нужны были богам и в их земном жилище). Роскошные одеяния и золотые кольца развешаны были на шестах по стенам.

Богослужением занимались тридцать женщин, одна из которых выделялась богатырским ростом и устрашающим видом — она была темно-синего цвета, как Хель. Она совершала обряд перед Тором и, увидев Стурлауга, произнесла угрожающие стихи-висы: напрасно герои мечтают поживиться кольцами и обрести рог — Стурлауг будет раздавлен мельничными жерновами. Действительно, путь к алтарю прегражден каменными плитами, но Стурлауг смог перескочить через них и схватить рог. Его друг Хрольв также смог преодолеть препятствие и взять золотые шахматы, но злобная жрица бросилась за ним и так швырнула его о плиты, что тот сломал позвоночник.

Стурлауг со своей добычей успел добежать до кораблей, и когда страшная жрица настигла его, он пронзил ее своим оружием — тем, что помогло ему выбраться из каменной тюрьмы. События, описываемые в саге, фантастичны, биармам — жителям севера Восточной Европы — приписано поклонении скандинавским богам, но в саге сохранились отголоски древних верований и культов.

Скандинавы в эпоху викингов действительно добирались до дальних стран, и описание их обряда жертвоприношения, составленное очевидцем в первой четверти X века, поможет нам приблизиться к пониманию смысла этого культа.

Арабский путешественник, отправившийся в Восточную Европу — на Волгу — с посольством самого багдадского халифа, чтобы обратить в ислам волжских болгар, Ахмед Ибн-Фадлан, встретил недалеко от города Болгара людей, прибывших по торговым делам и зовущихся русами. Он с изумлением описал поразившие его языческие и варварские обычаи.

Его изумление вызывали не только религиозные обряды, но и быт этих русов. Он видел, как целой дружине молодцов сопровождавшая их девица подносила одну лохань, и те по очереди умывались и вычесывали туда волосы, не меняя воды. «Воистину, они — грязнейшие из тварей аллаха!» — восклицал обязанный блюсти чистоту мусульманин. Конечно, для жителя Багдада, унаследовавшего древнюю традицию использования бань с паровым отоплением, это казалось дикостью. Но современные этнографы заприметили, что этот обычай — умываться «снизу» — из таза — не свойствен народам Восточной Европы, в том числе славянам — они использовали рукомойник; этот обычай присущ народам Европы Северной. Мы уже говорили о том, что русью (русами) называли себя на Востоке норманны-викинги, «гребцы», плававшие там по рекам. На своих ладьях русы приплыли и в Болгар, чтобы торговать.

Чтобы заручиться помощью в торговле русы стали приносить жертвы — поначалу мелкие приношения: хлеб, мясо, лук, молоко и некий алкогольный напиток, который араб называл набизом, но мы можем догадаться, что это было любимое скандинавами пиво. Все это, пишет Ибн-Фадлан, он подносит к длинному, воткнутому в землю бревну, увенчанному подобием человеческого лица; вокруг длинного бревна воткнуты более мелкие изображения, и таких групп несколько на капище. Эти идолы русы именуют своими господами, окружающие их болванчики — их детьми и женами. Перед главным кумиром купец отчитывается в том, зачем он прибыл и сколько товару — рабынь и мехов — привез с собой, и просит послать ему богатого купца с динарами, который был бы сговорчивым при торговле.

Если наступает затруднение в торговле, русы второй и третий раз делают подношения идолам, если не помогает и это — отправляются на поклон к их «женам и детям», чтобы те повлияли на богов. Так они и переходят от одного божка к другому, униженно кланяясь и прося их о содействии. Когда же выгодная сделка удается, рус считает необходимым отблагодарить «господина». Он закалывает овец и коров, часть мяса раздает участникам жертвоприношения, остальное кладет между «господином» и его «детьми», головы же принесенных в жертву животных вешает на специальные столбы, высящиеся позади капища.

И вот ночью, пишет араб, приходят собаки и съедают все это. Жертвователь же наутро бывает доволен — ведь «господин» принял его жертву, съевши мясо.

Это открытое капище с семьями идолов не похоже на тот храм, что стоял в Упсале, хотя мы знаем из песен «Эдды», что у скандинавских богов были жены и дети. Но может быть, святилище, описанное Ибн-Фадланом и не принадлежало самим русам — ведь они прибыли в чужую страну, подвластную чужим богам, от которых и зависела удача. Скандинавы стремились заручиться поддержкой чужих богов настолько, насколько это позволял этика викингов. В исландской «Книге о взятии земли» рассказывается о том, что первые поселенцы снимали со штевней своих ладей устрашающие головы драконов, чтобы не запугать духов-хранителей новой земли. Дружинники первых русских князей — Олега и Игоря, — заключая мирные договоры с греками, клялись по своим обычаям — на оружии и кольцах, — но именами славянских богов Перуна и Волоса: ведь они пришли из славянских земель.

Ибн-Фадлан не назвал нам имен тех идолов, которых молили об удаче в торговле русы. Он описал их мирные жертвы, не те, что приносились во время военных походов, когда пленники посвящались Одину, а викинги не оставляли вокруг себя ничего живого — ни человека, ни скота. О них мы уже рассказывали во Введении и первой главе.

Здесь же пора обратиться к не менее важному для понимания скандинавского язычества культу — погребальному. И о нем наиболее подробный отчет оставил в своих путевых записках Ибн-Фадлан.

Араб, привычный к скромному и быстрому ритуалу погребения, принятому у мусульман, с изумлением описывал те многодневные действа, которые исполняли русы, прежде чем разжечь погребальный костер.

Ибн-Фадлану пришлось побывать на похоронах русского вождя, и он видел, как сначала все его имущество делится на трети, и одна из них идет его семье, другая — на шитье дорогих погребальных одеяний, третья же — на приготовление набиза, алкогольного напитка. Этот набиз русы пьют не переставая десять дней — до похорон, так что иные из них сами умирают от перепоя прямо с кубком в руке.

После смерти вождя, рассказывает ученый араб, семья обращается к своим девушкам и отрокам с роковым вопросом — кто из них хочет умереть вместе с господином. И когда находится тот, который скажет «да», ему нельзя уже передумать: за будущей жертвой неотступно следуют специально приставленные стражи, и ей остается только наряжаться самой, пить и ублажать себя вместе со всеми, кто принимает участие в погребальном пире.

Чаще всего за своим господином следуют девушки, и это неслучайно. Красивые девушки, на которых заглядывались арабские купцы, сопровождали дружины русов; они не только прислуживали своим господам во время их трапез, но были и их наложницами, но прежде всего — товаром, который ценился во много раз дороже, чем ворохи мехов, привозимых русами на восточные рынки. Участь рабыни на Востоке, конечно, не была страшнее смерти, но ведь русские девушки были язычницами и верили, что окажутся после смерти в «раю» вместе со своим господином, — недаром избранная жертва пила и веселилась, радуясь будущему.

Но вот наступил день похорон, и корабль умершего вытащили на берег, поместив на специальный деревянный помост. Умерший же покоился тем временем в вырытой в земле могиле, а с ним был набиз, какие-то плоды и лютня — думали, что он должен веселиться вместе со своими сородичами.