Читать онлайн «Падение Тисима Ретто». Страница 19

Сейчас смуглые щеки ее пылали свежим румянцем, большие черные глаза под широкими бровями вразлет, обычно немного хмурые, смотрели грустно и были особенно выразительными, прелестными.

— Устала не от работы, а от всего увиденного, — вздохнула она, заглаживая назад выбившиеся из — под берета прядки шелковистых волос. — Бедные люди, они все дистрофики в последней степени истощения. Иннокентий Петрович, а вы, должно быть, хорошо говорите по — китайски? — Она живо повернула к нему свое лицо и зябко стала кутаться в шинель, наброшенную на плечи.

— Почему вы так думаете?

— Они точно выполняли все, что я требовала, а вы переводили. Я заметила, что они с первого слова понимают вас. Я подумала тогда: «Как это здорово — знать языки других народов, уметь разговаривать с человеком любой национальности!“ Скажите, а вы и еще знаете какие — нибудь иностранные языки?

Грибанов, улыбаясь, ласково посмотрел на нее:

— Боюсь, как позавчера, обвините меня в хвастовстве. Помните, когда я рассказал о приключениях на пограничном катере?

— Это потому, что вы слишком часто повторяли «мой катер“, «я принял решение“, «я повел“, а ведь вы там были не один. Право же, нехорошо, когда человек слишком часто подчеркивает собственные достоинства и скрывает слабости. Самовлюбленный человек слишком скучен.

— Это верно, у нас о хвастунах говорили: «В детстве ружьишком баловался“.

— Имеется в виду: «врет, как охотник“?

— Вот именно.

— И о вас говорили?

— Случалось.

Они дружно рассмеялись.

— А все — таки, в самом деле, Иннокентий Петрович, какие еще иностранные языки вы знаете?

— Понемногу — японский, английский и немецкий.

— Вот как! Так вы лингвист? — Она внимательно посмотрела ему в лицо. — Вы мне нравитесь, Иннокентий Петрович.

— За то, что знаю несколько иностранных языков? К сожалению, я не лингвист. — Он снова ласково посмотрел на нее, и Андронникова почему — то смутилась, отвела глаза.

— Нет, — проговорила она серьезно, — я сначала подозревала в вас, ну, как бы это точнее сказать? Одним словом, если грубо выражаться, вылощенного солдафона. Знаете, бывают такие: заботятся только о внешнем, показном, а посмотришь в душу — там пусто. Такие обязательно любят похвастаться. Я терпеть не могу их.

Грибанов молчал, навалившись грудью на фальшборт и глядя на свинцовую гладь воды.

— Вы обиделись, что я так думала о вас? — с тихой лаской в голосе спросила она, искоса посматривая на его лицо.

— Нет, Надежда Ильинична. Я принял вас за наивную, простенькую девушку, хотя на вас и погоны капитана. Сейчас я думаю о другом, о своем.

— Секрет?

— Секрет, — и он, как бы про себя, лукаво — весело улыбнулся.

В эту минуту к ним подошел человек в коверкотовом реглане, замшевой шляпе, с изящной темно — бурой бородкой и острым, как у птички, смешным носом. Это был ученый — географ Борис Константинович Стульбицкий.

— С добрым утром, Наденька! Вашу ручку, — он прикоснулся к ее кисти жесткой бородкой.

Разговор Грибанова и Андронниковой расстроился. Грибанов извинился и пошел в каюту.

Оставшись один, Грибанов не переставал думать о Кувахара. Он во всех подробностях перебирал в памяти разговор, происходивший перед отъездом на Камчатку.

Разговор состоялся в кабинете его старого приятеля по службе в морской погранохране в довоенные годы, теперь начальника контрразведки одного соединения Тихоокеанского флота.

— Слушай внимательно, Иннокентий, — говорил тогда его друг, маленький, подвижный полковник Казаринов. — Ты сам понимаешь, что нельзя записывать ни одного слова из того, что я тебе скажу. — И он стал что — то искать в своем столе. — Первое. Помнишь, мы с тобой когда — то знавали одного самурайского пройдоху, молодого подпоручика Кувахара?

— Хорошо помню, — сказал Грибанов. — Помню даже в лицо. Он тогда служил в разведотделе Квантунской армии и специализировался на русских делах.

— Так вот, он опять будет твоим соседом, — он начальник разведки на одном из островов Тисима — Ретто. Четыре года назад Кувахара окончил академию генерального штаба, получил звание майора и был откомандирован на Курильские острова. Теперь он уже подполковник.

Полковник Казаринов достал из стола фотографическую карточку и протянул ее Грибанову.

— Вот он теперь какой, полюбуйся. Знакомая физиономия?

Очень знакомая, я ведь встречался с ним в роли переводчика на переговорах после событий у Хасана. Он тоже был переводчиком.

С фотографии смотрел бравый японский офицер с красивым, круглым, выхоленным лицом и надменным взглядом. Волосы на голове торчали ровно подстриженным ежиком, в виде четырехугольника.

— Подполковник Кувахара, — продолжал Казаринов, — выполняет там, помимо всего прочего, еще одно важнейшее задание: спровоцировать столкновение между нами и нашими союзниками, главным образом американцами. Ты — то, должно быть, не знаешь, был как раз в действующей, а случилось вот что. В прошлом году осенью у западного берега Камчатки, прямо на рейде, вблизи берега, неизвестная подводная лодка потопила одновременно два парохода: наш и японский. Как выяснилось потом, японский «Киото — Мару“ готовился на слом. На нем в это время было двадцать ящиков сигарет и три человека, — вся команда находилась на берегу, на рыбозаводе компании Нитиро. Наш был гружен тремя тысячами тонн рыбы, и на нем погибло больше половины команды, в том числе и капитан судна. Это дело рук Кувахара, так сказать, одна из его операций в той зоне. Он потом сфабриковал акт японской команды, якобы установившей, что пароходы потоплены американской подводной лодкой.

Полковник Казаринов подошел к занавешенной стене, отодвинул темную штору, прикрывавшую подробную карту Дальнего Востока, взял указку.

— Вот его резиденция, — указал он на остров Минами. — Вот его район, — он описал на карте большой круг.

— Воздух в зоне Камчатки и Курил пропитан пороховым дымом, а вся обстановка чревата для нас многими опасностями. По приезде туда ты сам почувствуешь все это. Во всяком случае, дело идет к тому, чтобы положить конец коварным проделкам японской военщины… По имеющимся у нас данным, японцы в основном закончили или заканчивают строительство укреплений на Курилах. Они превращают каждый остров в неприступную крепость, способную держаться годы даже в изоляции. Эти работы выполняются тысячами рабов — военнопленных китайцев. Режим, который создан для военнопленных, — жесточайший. Такова там обстановка. Нам, по видимому, предстоит скоро скрестить оружие с японской военщиной…